Потом я улегся на раскладушку и заснул. Дрыхнуть мне тоже не мешали. Глория на раскладушку не ложиласьона, наверное, провела ночь с Боюсем.
Пробивала Джильмартин не даром ел свой хлеб. Чуть свет к нам повалили горожане. Когда я протирал зенки, Боюсь толковал с ними на улице.
Регистрация начнется в полдень и ни минутой раньше, говорил он. Соблюдать очередь, без нужды никуда не отлучаться. Мы позаботимся насчет кофе. Предупреждаю, мы возьмем только годных по состоянию здоровья. Все пройдут медосмотр, а нашего врача еще никто не обдуривал. Ну что, кореша, всем все ясно? Тут у нас дарвиновская логика: будущеедля сильных и наглых. Кротким и слабым достанется только нынешний день.
В доме Эд и второй парень настраивали аппаратуру. Посреди зала на полу были расстелены десятка три скафандров из пластмассы с проводами, а на них и между ними валялась такая уйма кабелей, что все вместе напоминало паутину с высосанными мухами. К каждому скафандру прилагалась металлическая хреновиначто-то вроде велосипедной рамы с седлом, без колес, зато с подголовником. Возле паутины Эд с напарником расставляли по дуге телевизоры с номерами на корпусах, такие же номера были и на скафандрах. Напротив экранов ставили стулья.
Вернулась Глория и молча протянула мне пончики и кофе.
Это только начало, сказала она, увидев мои большие глаза. Будем хавать трижды в день, пока все не кончится. Вернее, пока мы не кончимся.
Мы сидели снаружи, жевали пончики и слушали, как треплется Боюсь. Народ все подваливал. Многие становились в очередь, как он и велел. Трудно их за это судитьБоюсь был мастер уговаривать. Остальные нервничали, а то и вовсе уходили, но мне думалось, что они еще вернутсяесли не участвовать, то смотреть. Когда началась регистрация, Боюсь подошел к нам с Глорией и потребовал, чтобы мы тоже встали в очередь.
Нам-то зачем? вскинулась Глория.
Раз говорю, значит, надо.
В очереди мы познакомились с Лэйн, ей было двадцать лет, как и Глории. Хотя, по-моему, она малость приврала. Ей, наверное, было лет шестнадцать, как мне.
Тебе уже случалось этим заниматься? спросила Глория.
Не-а. Лэйн помотала головой. А тебе?
Конечно, сказала Глория. А из города выбиралась когда-нибудь?
Раза два, ответила Лэйн. Когда маленькая была. Я бы и сейчас не прочь.
Почему?
Да так Порвала со своим хахалем.
Глория оттопырила нижнюю губу и сказала:
Боишься уйти из города, вот и решила заняться этим.
Лэйн пожала плечами. Мне она нравилась, а Глории нет.
Врачом оказался не кто иной, как пробивала Джильмартин. Сдается мне, он только прикидывался доктором. Но он послушал мое сердце. До него никто не слушал мое сердце; сказать по правде, это было приятно.
Впрочем, регистрация была туфтой. Игрой на публику. Скэйперы задали каждому уйму вопросов, но отбраковали только двух баб и одного мужика. "Слишком старые", объяснила мне Глория. Всех остальных признали годными, хотя некоторые, вроде нас с Глорией, прямо-таки шатались с голодухи. Городишко нам попался не из сытых. Позже я смекнул, что Боюсь с Кромером потому и выбрали его, а деньги для нихне главное.
После регистрации нам велели сгинуть до вечера. А к восьми быть как штыкначнется марафон.
Мы прогулялись но бывшей деловой части города. Но почти все магазины оказались на запоре, работал только торгово-развлекательный центр, и туда не пускали без карточки жителя города. Понятное дело, мы с Глорией таких карточек не имели, у нас вообще за душой ни хрена, кроме свободного времени, Глория часто это повторяла. А потому мы просто гробили время.
К восьми воротились к кегельбану. Там кипела жизнь, с крыш фургонов светили прожектора, над входом висел транспарант, а Боюсь распинался в микрофон. Я спросил Глорию, что все это значит, она коротко ответила: "Виртуальный марафон". Эд предлагал народу пиво из холодильника, и некоторые покупали, хотя он, конечно, добыл его здесь же, в городе, и теперь сбывал вдвое дороже. Вечер был душный. Скэйперы продавали билеты, но в зал пока никого не пускали.
Нам с Глорией Боюсь велел войти.
Там уже собрались почти все участники состязания. Среди них я заметил и Эннженщину из фургона. Она помалкивала и вообще ничем особым не выделялась. Была там и Лэйн, мы помахали друг дружке. Каждому участнику Джильмартин помогал залезть в пластмассовый скафандр. Для этого сначала приходилось раздеться догола, но никто на тебя не пялился и не ржал. Как будто ты, пройдя регистрацию у скэйперов, стал невидим для других участников.
А можно нам с тобой рядом держаться? спросил я Глорию.
Конечно, только это не важно. Внутри ты меня не увидишь. А ятебя.
Внутри чего? спросил я.
Виртуальных реальностей, ответила она. Скоро и сам все поймешь.
Глория помогла мне напялить скафандр. Он был из жесткой холодной пластмассы, весь в проводах и с подбивкой в коленях, запястьях, локтях, под мышками и в паху. Я примерил шлем, он оказался жутко тяжел и неудобен, и вдобавок никто кругом шлем пока не надевал, так что я поспешил снять свой и решил не трогать, пока не прикажут.
Потом Джильмартин вызвался пособить Глории, но она сказала, что сама управится. И вот мы стоим, опутанные проводами, посреди освещенного кегельбана; входит Боюсь со своим оглушительным микрофоном, за ним валит публика, и представление начинается!
Тридцать две юные души готовы покинуть этот мир и уплыть в светлые дали будущего, шпарил как по писаному Боюсь. Но далеко ли им позволят уплыть их телавот вопрос. Перед ниминовые миры, рог изобилия с иными реальностяминевообразимыми, подчас кошмарными, но обязательно щедрыми на впечатления. Эти счастливые дети окунутся в безбрежное море информации; их притуплённые голодом чувства будут потрясены. Мы им предоставим великолепную коллекцию всевозможных моделей окружающей средыпусть открывают, пусть изучают, пусть удивляются. И вы будете открывать, изучать и удивляться вместе с ними, для того и стоят перед вами мониторы. Но кто из участников нашего марафона сумеет пройти весь путь до финишной черты? Кто дольше всех продержится на гребне стремительной волны? Кто окажется победителем, кто унесет домой огромный призтысячу долларов? Вот что мы с вами хотим узнать, не правда ли, почтеннейшая публика?
Джильмартин с Эдом нахлобучили всем марафонцам на головы шлемы и защелкали тумблерамиподключали нас к аппаратуре. Потом нам велели рассесться по рамам. Было довольно удобносидишь себе, башка на подголовнике, на пузе пристяжной ремень. Можно двигать руками и ногами, будто плывешь, так учил Боюсь. Правда, теперь мне не хотелось надевать шлемтолпа зевак действовала на нервы. И хоть я не всех видел (лампы светили в глаза), но знал, что онивокруг. Смотрят. Ждут.
Шлем закрывал глаза и уши, на подбородок давила пластмассовая лента с проводами. Сначала было темно и тихо, только в наушниках все еще квакал Боюсь:
Условия просты. Через каждые три часа участники соревнования получают тридцать минут на отдых. Мы обеспечим детей хорошей кормежкой, насчет этого просим зрителей не беспокоиться. Наш врач будет следить за их самочувствием. Может быть, вы наслушались всяких ужасов о виртуальных марафонах, но у насзаведение высокого класса, и тут вы никаких ужасов не увидите. Дети у нас получают прекрасный уход, а за это они платят постоянным и сознательным пребыванием в потоке информации. В этом отношении мы непреклонны. Уснутьзначит умереть. В перерывах дрыхните на здоровье, а наше время тратить на сон запрещено. Кто хоть раз клюнет носом, вылетит из игры. Вот такие правила.
В наушниках раздался ровный гул. Жалко, нельзя было дотянуться до руки Глорииона сидела слишком далеко.
В перцептуальном киберпространстве участники состязания не получат помощи от зрителей или друг от друга. Некоторые найдут ключи от дверей в тысячи миров, другие застрянут в преддверии грядущего. Тренироваться в перерывах строжайше запрещено, нарушителей дисквалифицируем без предупреждения!
Голос Боюся снова оборвался, и начался марафон.
Я очутился в коридоре. Стены сплошь из выдвижных ящиков, как будто я между двумя конторскими шкафами, уходящими в бесконечность. На ящикахнадписи, но я их не разглядывал. Сначала я даже шевельнуться не мог, только башкой кое-как вертел. Потом научился ходить, но так никуда и не пришел. Казалось, я шагаю но громадному кругуподнимаюсь по стене, пересекаю потолок, снова топаю по стенке, и вот я на прежнем месте.