Предупредим,не стал спорить с ней я, рассчитывая выиграть время на дополнительное обдумывание ситуации.
Рося согласно тявкнула и от возбуждения навернула несколько кругов по комнатке.
Решение бежать, принятое только чтооно сумбурное, эмоциональное, базовое, краеугольное; рождённое скорее не логикой и здравым смыслом, а внутренним шестым чувством, имя которому «чутьё». Вот только теперь действительно «думать нужно»как идти и что брать. План необходим, подготовка.
***
... С подбором барахла для дальней дороги проблем не возникло. Это знание у меня отточено великолепно, потому лишнего не возьму. Патроны, спички, запас еды на несколько дней, иголка с ниткой, бельишко кое-какое, фляжка, куртка в скатке, немного разного по мелочи... Долго думал, стоит ли брать с собой золотонасобирал немного, пока с окрестностями знакомился. Подумаввзял. Это теперь вместо денегможет и пригодиться.
Чертыхнувшись, хлопнул сам себя по лбу и бережно уложил чуть было не позабытую подзорную трубу в твёрдом футляре. Так себе вещица, если честноувеличение всего лишь пятикратное, потом всё расплывается невнятными цветными пятнами, однако вариантов у меня не многопопростудругая труба, носимая ещё со времён моих партизанских действий вокруг паровоза, не лучше. Такая вот шутканашёл два редчайших оптических прибора, и они одинаковые. Зато компактные и надёжные.
Гораздо дольше пришлось подготавливать базу к консервации. Перенёс дрова из уличной поленницы в контейнер; тщательно заколотил пустые вагончики (для двуногих, понятное дело, не преграда, однако от любопытного зверья защита вполне приличная); произвёл тщательнейший осмотр и мелкий ремонт снаряжения; закрыл подвал с сейфами и ангар, спрятав ключи в надёжном месте. Целый день ушёл на эти, казалось бы, будничные мероприятия.
Разумным тоже не давал сидеть без дела. Не потому что их помощь мне была нужнапросто не хотелось, чтобы они оставались один на один со своими мыслями. Вот и гонял их весь день без передышки, точнее не их всех, а лишь Росю с Зюзей. Мурка, следуя кошачьим понятиям о труде, самоустранилась на излюбленную крышу навеса и оттуда посматривала на нас. Как мне казалосьс одобрением.
Собаки усердно собирали по всей территории мелкие веточки, проверяли целость забора, рыли яму под мусор (да-да, лапами и аккуратно), потом её закапывали, утаптывали траву и занимались множеством иных, откровенно ненужных, но важных дел. Цели я своей добилсявымотал четырёхлапых полностью, заставив под вечер обеих помощниц обессиленно рухнуть у навеса от усталости.
Напоследок занялся велосипедом. Завёл себе по случаю железного коня, чтобы пешком не ходить. Старый, рамный, без всех этих новомодных планетарных втулок и насыпных подшипников. Надёжный, как молоток.
Смазал, хоть в этом и не было особой нужды, приделал к багажнику сумку с харчами, пару запасных покрышек, не забыл и про камеры. Этим добром окрестные мёртвые деревни оказались на редкость богаты, знайсобирай по сараям.
Под конец, совершенно умаявшись, собрал своих подопечных и торжественно объявил:
Выходим завтра на рассвете. Сейчас всем отдыхать. Дорога будет долгой.
А затем прямо в одежде упал спать.
***
...Вот и последнее утро в моём новом доме. Обычное, тёплое, ничем не отличающееся от прошлого или позапрошлого. Природе ведь всё одноесть я на базе или нет меня. У неё свои планы, свои резоны. Она радуется весне и солнышку, не отвлекаясь на беспокойных людишек, мельтешащих там и сям на её бескрайних просторах.
Традиций не нарушил. После утреннего моциона приготовил завтрак, перемыл посуду, убрал за нами. И только тогда пошёл окончательно собираться. В вагончике спокойно (словно глядя на себя со стороны) навьючил приготовленные с вечера пожитки, окинул прощальным взглядом ставшую родной комнату, и неожиданно зацепился краем глаза за фотографию, приколотую к стене. Ту, единственную, принесённую с собой из родного посёлка. Где мама, папа, сестричка и я.
Накатила грусть. В который раз вспомнились Ольга с Бубликом, смех по вечерам, уютные вечерние посиделки и чёткое понимание того, что мне необходимо спасти тех, кто у меня есть сейчас. Разумных. Свою новую семью.
Неожиданно для самого себя нежно, мягко провёл подушечками пальцев по фото. Без всякой цели, просто захотелось прикоснуться к прошлому.
В ответ словно обдало тёплой волной. И как-то само собой захотелось прижаться к этому кусочку бумаги и выплакать все свои обиды, страхи, сомнения. Как в детстве. И чтобы мама потом погладила меня по выгоревшей на солнце макушке и успокоила:
Всё хорошо, сынок... Всё хорошо.
А отец, не умея показать свои чувства, неодобрительно хмыкнул и устало напомнил:
Виктор! Мужчины не плачут!
Плачут, папа, плачут... Но только когда им совсем тошно, вот как сейчас. И ты это знал.
Что же, судьба выкинула очередной неприятный фортель, который нужно суметь пережить. И не просто пережитьа суметь выстоять, пока она, злодейка, привычно пытается вылепить из меня нечто жёсткое, жестокое, эгоистичное, по своему образу и подобию.
Ну уж нет! Для меня самое страшноеозлобиться, зачерстветь. Я видел много раз, когда сломавшийся человек становится сосудом ненависти ко всему окружающему миру и ищет в нём исключительно боль, выгорев изнутри дотла. Для самоистязания, пытаясь таким способом заглушить свои утраты и по ходу причиняя зло окружающим. От чистого сердца, просто потому, что теряет способность видеть остатки доброго и тёплого в людях. Ненавидетьпроще, от этого ничто не может отвлечь.
Явыстою... якрепкий... Я выдержал годы рабства, пережил многих своих знакомых, смог дойти домой, своими ногами измерив многие километры полумёртвого мира... Справлюсь и сейчас. Нужно уйтиуйду. Понадобится убитьубью. Но свою новую семью сохраню, чего бы мне это не стоило.
Аккуратно завернул фотографию в бумагу и положил в нагрудный карман рубашки. Памятьэто то немногое, что всегда с собой и по-настоящему моё. Стало легче. Я позволил себе немного улыбнуться, а после решительно вышел на улицу. Разумные ждали меня. Зюзя с вертлявой Росейу ступенек, Муркана крыше навеса.
Уходим,сказал я главное.Прямо сейчас. Кабаны наши умеют читать?
Доберман посмотрела на собачку, после ответила:
Да. Человек их учил.
Тогда я сейчас напишу им записку и повешу на заборе. Когда придутувидят. Искать их не нужно. Кто знает, может, они уже заболели?
Такое заявление не понравилось моим подопечным. Они запереглядывались, явно совещаясь, но вот о чём?
Наконец, закончив обсуждение, в голове раздалось:
Ты правильно говоришь. Но они наша семья. Плохо уходить, не прощаясь. Вдруг им нужна помощь? Вдруг они захотят идти с нами?
Как удар под дых получил... Что отвечать? Давить целесообразностью? Воспользоваться правом вожака? Попытаться убедить? А в чём? Разумные не хуже меня понимают опасность ситуации, но они ужасно консервативны. В их среде понятие стаи, уважения к старшим, взаимовыручкане пустой звук. Но брать с собой кабанов, с их кабанихами и, возможно, поросятаминереально. И не только потому, что Калачик с Пряником так и не стали частью нашей дружной оравы, предпочтя дикую свободу; и не потому, что ко мне они относились как к обычному знакомому, и не больше. Причина крылась в другом: искать этих свиней-переростков по условнозаражённой местностиэто самоубийство в чистом виде. Вот так.
Пришлось заявить тоном, не терпящим возражений (на грани с хамством, аж самому неприятно стало):
Нет! Мы им напишем, что ушли на север. Если они захотятто найдут нас. Если нет, то нет. Начнёте искатьзаразитесь и умрёте, и заразите других. И они тоже умрут! Понятно?!
Ответом мне стало понурое молчание.
Дальше тему развивать не стал. Надеюсь, разумные такой притянутый за уши компромисс как-нибудь примут, тем более что другого нет.
Пойдёмте!скомандовал я, взял велик за руль и покатил его к выходу.
Мяу...наконец подала голос кошечка.
Зюзя вздрогнула, Рося поджала уши.
Что случилось?обеспокоенно спросил я.
Она не идёт. Говорит, её Место тут. Она скажет,знакомые кабаньи морды,про болезнь. Она предупредит. Говоритне нужно писать.