- Да. Думаю, так и есть.
Я закончила писать в блоге, когда Ано протер мое лицо от грязи. Я хотела сказать много чего еще, но не смогла ничего вспомнить. Сохранив пост в черновик, чтобы позже закончить его, я все же
надеялась, что Ано был прав. Надеялась, что в этот раз все будет как прежде, и я найду способ выжить. Я нажала кнопку и отдала телефон Габби. Джимми до сих пор не проронил ни слова.
- Джимми, ты в порядке?
С его стороны раздался всхлип.
- Все обойдется, Джимми, - заверила я. Спенсер отвернулся. Рикер, Ано и Габби поступили также. Никто не хотел, чтобы он неловко чувствовал себя. Все мы иногда плакали. Мы делали все возможное, чтобы скрыть это. Металлические ролики заскрипели, и дверь фургона отъехала в сторону. Лиф стоял в полумраке, неоновые вывески отбрасывали жуткие тени вокруг него. Ему было всего пятнадцать, но на улице он прожил уже два года. Однажды он просто признался матери, что он - гей, и она сказала ему убираться подальше. Парковка опустела, небо теперь казалось дурацкой пародией на свой прежний цвет. Лиф посмотрел на Спенсера, и что-то промелькнуло между ними, непонятное из нас. Иногда они оставались вместе и занимались этим.- У нас все хорошо. Пар наполнял ванную комнату, разделенную занавесками. Плиточный пол был прохладным, скользким и уютным.
Женские голоса отражались от керамических стен и создавали хаотичный шум,
который меня успокаивал. Мы с Габби шагнули к разным кабинкам, оставив
мальчиков на противоположной стороне душевой. Я открыла кран на полную и позволила лавандовому шампуню смыть с меня пот, кровь и грязь, смешанные с горячей
водой. Боль от горячих струй смешивалась с болью в ноге. Рана горела, краснела
и морщилась. Но и мой глаз тоже горел, словно от укуса каракурта, яд которого
растекался по моей коже, по мышцам, по крови, отравляя по пути мой организм.
Укус на ноге лишь подливал масла в огонь. Я пообещала себе, что если не буду
чувствовать себя лучше через пару часов, то скажу ребятам, чтобы отвезли меня в
больницу. Вода барабанила по спине, словно отбивала ритм движения поезда. Движение поезда всегда вызывало чувство адреналина. Как будто вам делают первую татуировку. Такое же яркое чувство. Как при просмотре лучшего фильма. Вы просто сидите, словно пьяные или под кайфом,
или неважно, под чем. Вы видите эти места, темные леса и иссиня-черные ночи, звезды и горы, которые иначе вы не смогли бы увидеть. Я выключила воду, со скрипом закрыв кран и наблюдая за тонкой струйкой. Я обтерлась полотенцем, натирая кожу до красноты, вдыхая аромат свежего хлопка. Кровь сочилась струйками с обеих сторон моей лодыжки. Плоть была сильно повреждена, однако, я считала, что кровотечение скоро остановится. Я повязала полоску материи вокруг раны и надела сиреневый костюм, который мне достался. Наш телефон лежал на скамейке рядом с одеждой Габби. Я присела и написала все, что думала о том, как сбежать
и не допустить ошибок, совершенных мною. Пост получился несвязным, хаотичным,
но я чувствовала себя лучше, когда все рассказала. Я решила опубликовать его прямо сейчас. На всякий случай. Полоска статуса процесса двинулась, а затем замерла. Я смотрела на нее, желая, чтобы процесс продолжился, но сигнал сети был слабым. Выскочило сообщение об ошибке, говорящее о том, что стоит повторить попытку через пять минут, пока соединение не будет достаточно хорошим. Придется подождать. Я закрыла телефон и подождала Габби, думая о том, что делать дальше. Сейчас мы все были вместе, присматривали друг за другом в течение многих лет. Мы могли полагаться друг на друга, если попадали в передряги, допускали ошибки и были в опасности. Мы планировали выход на улицу, а затем обеспечивали безопасность, чтобы никто не
смог нас задержать. Мы выберемся из города, а затем посетим какую-нибудь медицинскую клинику. Я скажу им, что меня укусил бездомный, и они бы напичкали меня антибиотиками, чтобы я смогла продержаться пару недель. Заражение остановилось бы. Закончилась бы сумасшедшая история, которую описывала несколько дней, словно она была выдуманной. В противном случае мне никто не поверил бы. Четыре женщины вошли в ванную, их голоса были резкими, громкими и с нотками насмешки. Одна из них просто посмотрела на меня. На ней были спортивные трико обтягивающая маечка, черная снизу и ярко-розовая сверху. Выражение ее лица говорило о том, что она знает, что я не должна была там находиться. Две другие женщины бросили использованные полотенца на кафельный пол и продолжили путь. Их звонкие голоса отражались от стен и доносились до моих ушей. Вспышка боли пронзила голову, и глаза
застелила красная пелена. Женщина говорила, хотя ее рот не открывался. Смотрела прямо на меня и говорила.
- Ты - шлюха, и твоя мать - шлюха. Неудивительно, что твой отчим тебя избивал. Уходи, пока у тебя еще есть шанс.
Я сжала кулаки, в горле застряло глухое рычание. Как она посмела. Я оплатила абонемент. Мы заплатили, но не вели себя так, словно это была наша собственность, не вели себя так, словно могли делать все, что пожелаем, бросать на пол полотенца, которые кто-то еще мог
использовать.
- Мэри?
Я повернулась, замахнувшись. Габби округлила глаза, подняв руки и заблокировав удар. Ее влажные волосы рассыпались по плечам, рубашка намокла. Я бы никогда не ударила ее. Разговоры смолкли. Тишина оглушала меня. Я поняла, что женщина ни слова мне не сказала. Мне все померещилось, но казалось таким реальным. Я разжала кулаки и опустила руки. Пространство наполнилось шумом воды. Габби посмотрела на женщин. Они отвернулись.
- Давай, уходим. Мы вышли из кабинок в коридор. Бок обок, словно я вовсе не нападала на нее. Женщины над чем-то смеялись, возможно, над нами.
- У тебя тоже спрашивали документы? - спросила одна из женщин, но ее слова едва долетели до нас из-за стука подошв о кафель. Мы обе замерли.
- Да, сразу после занятий. Они никого не выпускали, пока не проверили документы.
- Они не сказали, кого разыскивают? Что они могут здесь делать?
- В новостях говорят много странных вещей в эти дни. Я просто счастлива, что у меня есть моя свекровь, с которой я могу оставить детей на час. Мне не приходится сильно волноваться.
Габби схватила меня за рукав. Я подошла к двери в ванную комнату и выглянула. Прохладный воздух от кондиционера был непривычен после теплого душа. Приехали люди в форме. Сейчас один выжидал снаружи напротив ванной. Еще двое прогуливались вокруг беговых дорожек и
скамеек, задерживаясь, чтобы посмотреть на присутствующих, а затем уходили.
- Как они узнали, что мы здесь? - спросила я.
- Разве это имеет значение? - задала резонный вопрос Габби.
Мы вжались в тени двери в ванную. Я прижалась к каменной стене и обернулась на женскую душевую, а затем на парней, что искали нас.
- Я сдаюсь, ребята.
- Мэри, - прошипела Габби. Я проскользнула в коридор, разделяющий мужскую и женскую стороны. Прохладный воздух охладил меня, как мокрое одеяло. На скамье сидел молодой парень, его волосы были завернуты в полотенце, еще одно маленькое белое полотенце было повязано вокруг его бедер. Он посмотрел на меня, изумленно выгнув бровь. Я улыбнулась и сказала.
- Прости, я просто ищу своих друзей.
- Все в порядке, - улыбнулся он в ответ.
- Спенсер! - громко крикнула я, достаточно, чтобы меня услышали парни, но не слышали снаружи. - Еда остывает!
Это было своего рода кодовым словом, говорившим о том, что пора убираться. Парни вывалились из душевой в различном виде. Но были одеты достаточно хорошо, чтобы показаться в общественном
месте. Ано выглядел стильным в свободных штанах и обнаженной грудью, на которой
хорошо выделялись загар и белые полоски шрамов. Я ничего не сказала, лишь изобразила на лице улыбку, чтобы Спенсер понял, что мы в беде. Лиф схватил вещи со скамьи и прошел мимо меня из ванной. Я повернулась, чтобы последовать за ним.
- Плохо? - спросил он.
- Не очень, - отозвалась я.
- Как нога?
- Тоже не хорошо.
Он приобнял меня за плечи. На мгновение, на один вдох, на миллисекунду внутри меня разгорелась искра, побуждающая меня ударить его, чтобы он не прикасался ко мне без спроса, и мне захотелось преподать ему урок. Чтобы он никогда ни к кому не смог больше