Ночь тянулась бесконечно, как темный медлительный поток, а высокие свечи в позеленевших канделябрах уже догорели почти до конца. В этих обстоятельствах мне представилась мысль, что я падаю в черную бесконечность, на дне которой ползают и копошатся слепые твари. Я уже почти привык к царапающему звуку. Он длился так долго, что я считал увеличение его громкости обычной галлюцинацией. И казалось, что наше ночное дежурство скоро спокойно закончится. Внезапно я уставился на стену и замер, услышав резкий звук ломающегося дерева. В дубовой панели появилась узкая полоса, от которой отвалилась щепка. Затем, не успел я собраться с мыслями от ужаса, от стены под ударом какого-то громоздкого тела отвалился большой полукруглый кусок
Возможно, это было божьей милостью, что дальнейшие события как-то стерлись из моей памяти, и я не могу четко вспомнить, что за адское существо вылезло из дыры. Шок от увиденного и крайний ужас почти затмили все подробности. Я видел как в тумане огромное, белесоватое, безволосое четвероногое животное, с собачьими клыками на получеловеческом лице. На задних и передних конечностях, похожих на руки, были длинные когти как у гиены. Этому видению предшествовало жуткое зловоние, как запах падали из берлоги животного, питающегося мертвечиной. И тут одним кошмарным прыжком существо пересекло комнату и напало на нас. Я услышал отрывистый треск револьвера Харпера, такой резкий и мстительный в этой закрытой комнате, и всего лишь ржавый щелчок моего оружия. Возможно, мне попался слишком старый патрон, и револьвер заклинило. До того, как я нажал на курок, меня с ужасающей силой швырнуло на пол, и я ударился головой о тяжелое основание стола. Черный занавес с бесчисленными огоньками упал на меня и скрыл комнату из виду.
Затем стрельба прекратилась и осталась только темнота. Медленно я пришел в себя, начав различать свет и тени. Казалось, что свет становится ярче. Вскоре мои чувства прояснились, и я услышал резкий запах горящей ткани. Облик комнаты вернулся моим глазам, и я обнаружил себя лежащим возле стола, мой взгляд был направлен на смертное ложе. Угасающие свечи были сброшены на пол. Пламя одной из них поедало ковер рядом со мной, а другая свеча подожгла шторы у кровати, и огонь быстро распространялся. Ярко-красные лохмотья горящего материала упали на кровать в нескольких местах, и тело сэра Джона Тремота окружило пламенем.
Я кое-как встал и, шатаясь, осмотрелся. В комнате никого не было за исключением старого слуги, который лежал у двери и невнятно стонал. Сама дверь была распахнута, как будто некто или нечто выбежало, пока я лежал без сознания. Я снова повернулся к кровати с инстинктивным намерением потушить огонь. Пламя разрасталось быстро и прыгало высоко, но все же не настолько, чтобы скрыть от моих измученных глаз руки и лицо, если кто-то мог это так назватьсэра Джона Тремота. О последних ужасных часах существования его тела я воздержусь рассказывать, и надеюсь, что мне не придется их вспоминать. Слишком поздно огонь спугнул чудовище. Больше сказать особо нечего. Оглянувшись назад еще раз, пошатываясь в задымленной комнате с Харпером на руках, я увидел, что пылает уже вся кровать. Несчастный хозяин нашел в своей комнате погребальный костер, к которому так долго стремился.
Уже наступил рассвет, когда мы выбрались из особняка. Дождь прекратился, на небе остались лишь смертельно-серые облака. Холодный воздух немного оживил старого слугу. Он ослабевший стоял рядом со мной, не говоря ни слова, и мы вместе наблюдали, как огонь прорвался через крышу Тремот-Холла и дотянулся до живой изгороди. Бледный огонь пожара и рассвет позволили нам заметить на земле получеловеческие монструозные следы с отметками длинных собачьих когтей, что глубоко вдавились в сырую почву. Следы начинались от особняка и шли в сторону поросшего вереском холма, возвышавшегося позади нас. Все еще ничего не говоря, мы пошли по следам. Почти не прерываясь они привели нас с Харпером к входу в фамильный склеп, к тяжелой железной двери, ведущей внутрь холма. Дверь скрывала всех предков сэра Джона Тремота. Она была открыта, и мы заметили, что ржавая цепь и замок были сорваны нечеловеческой силой. Вглядываясь внутрь, мы увидели отпечатки следов на глине, которые терялись на ступеньках, уходящих в глубину. В обратную сторону следы не поворачивали. Мы оба были безоружны, наши револьверы остались в комнате смерти, но долго мы не колебались. У Харпера был большой запас спичек. Посмотрев вокруг, я нашел сырое полено, которое могло служить дубиной. В угрюмом молчании, забыв об опасности, мы проводили тщательный обыск почти бесконечного числа внутренних помещений. Дьявольские следы стали почти незаметны в одной темной нише, где мы не обнаружили ничего кроме зловонной влажности и непотревоженной паутины на бесчисленных гробах. Тварь, которую мы искали, странным образом исчезла, как будто растворилась в земле под нашими ногами.
Наконец, мы вышли наружу. Когда мы стояли с посеревшими и изможденными лицами, моргая от яркого дневного света, Харпер впервые заговорил медленным и дрожащим голосом.
Много лет назад, вскоре после смерти леди Агаты, сэр Джон и я обыскали весь склеп, но не нашли ни одного следа того существа, о котором она говорила. Сейчас, как и тогда, бесполезно искать. Есть тайны, которые по воле бога никогда не будут нам открыты. Мы знаем только, что отродье из склепа вернулось обратно. Пусть там и остается.
Тихо, с дрожащим сердцем, я повторил последние слова и желание Харпера.
Перевод: Алексей Черепанов
Вторичное погребение
Богатый граф болен страхом смерти. Что будет причиной его настоящей смертифизическая болезнь, истерический ужас или брат-наследник?
THE SECOND INTERMENT, 1933
Я смотрю, ты все еще не умер, сказал Гай Магбен.
Его отвисшие губы, выплюнув слова, превратились в тонкую кривую полоску, которая могла быть и улыбкой, и злобной усмешкой. Он приблизился, взглянул на больного брата и протянул ему бокал с лекарством гранатового цвета.
Сэр Юз Магбен, сидевший среди больших подушек, долго не решался взять бокал. В его тусклом взоре всплыл бесформенный ужасвсплыл, как утопленник в заброшенной запруде. Но он, конечно, принял лекарство и выпил его мелкими конвульсивными глотками, давясь от страха и нервного напряжения.
На этот раз я заболел серьезно, Гай.
В его гортанном голосе звучал какой-то внутренний надлом.
И хуже всего то, что я боюсь своей болезни! Что если приступ повторится? О Боже! Не дай мне вновь испытать эту черную агонию удушья! Я прошу тебя, Гай, прошу! Обещай, что ты не позволишь им хоронить меня в течение месяца или хотя бы двух недель! Поклянись, что перед этим проверишь исправность звонка. Вдруг я снова очнусь в гробу, а кнопка не будет работать!
Не беспокойся. Я обо всем позабочусь.
Тон Гая Магбена казался утешающим, но его слова были пропитаны зловещим смыслом. Быстро оглянувшись через плечо, он нагнулся к больному и прошептал:
Эта навязчивая идея все больше овладевает тобой, брат. Лучше выбрось ее из головы. Не забывай, что такие события редко повторяются дважды. Скорее всего, если ты снова умрешь, то умрешь навеки. Я не позволю, чтобы наш семейный доктор ошибался так часто и так грубо.
С этим двусмысленным утешением Гай вышел из комнаты и прикрыл за собою дверь. Юз Магбен откинулся на подушки и с тоской уставился на дубовые панели. С тех пор, как началась болезнь, его спальная превратилась в узкий и тесный пенал. Графу казалось, что стены сжимают тело, а потолок опускается все ниже и ниже. Он больше не мог дышать полной грудью. Ему оставалось только лежатьлежать, изнывая от страха и ужасных воспоминаний.
Он всегда боялся смерти, даже в детстве. Это началось с кончины матери, и с тех пор парящая жуткая тень из мертвых пустошей ада кружилась над ним, как хищная птица. Она омрачала и затемняла дни его жизни. Она отделяла графа от тех радостей мира, которые были доступны для других людей. И его воображение, патологически острое и подозрительное, видело во всем лишь знаки угасания: опавшие лепестки вместо цветов, морщины и тлен вместо соблазнительных женщин. Какая же это жизнь, если даже поцелуи юношеской любви отдавали привкусом гниения?