Сильно, оценил я.
Обстановка на самом деле внушала. Полковник ухмыльнулся. Он пошел к одному из столов, за которым сидел мужчина в «флоре». Мужчина был пожилой. На его носу были одеты очки. Он повторял в микрофон уже слышанную нами ранее фразу.
Всем, кто меня слышит. Я выхожу на этой частоте уже 167-й раз.
Передача ведется из Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. Меня зовут Григорий Арсеньевич. Если вы один, или вас мало, вы не имеете оружия, ответьте. Мы поможем вам, в очередной раз повторил он в микрофон.
Потом взял со стола стакан, и отпил воды. Полковник привлек его внимания, и мужчина снял наушники. Потом встал и протянул полковнику руку.
Здравствуйте, Григорий Арсеньевич, поздоровался полковник, пожимая протянутую руку.
Здравия желаю, товарищ полковник.
Как ваши успехи, Григорий Арсеньевич? поинтересовался полковник.
Не очень хорошо, товарищ полковник, Григорий Арсеньевич горько вздохнул.
За все время к нам почти не пробивались ответные сигналы.
Они медленно шли к нам. Я заметил, что Григорий Арсеньевич заметно прихрамывает. Присмотревшись, я заметил, что вместо правой ноги у него протез.
Совсем никаких ответных сигналов? спросил полковник.
Наши рации покрывают маленькое пространство. В него входит наш город, примерно до края Птицеграда с одной стороны, и до Рем-маша с другой.
Но передвижные станции, насколько я помню, могут ловить до Хотькова. Но им не удается долго находиться на одном месте из-за активности зараженных, рассказал Григорий Арсеньевич.
Как вам удалось так точно вывести границы зоны действия рации?
До Рем-маша доходили наши передвижные станции, а границы на Птицеградской мы установили случайно. Вчера, ближе к вечеру, постойте, сейчас скажу точнее, Григорий Арсеньевич достал из кармана записную книжку и начал ее листать. Вот, нашел. В 17:23 я передавал стандартное объявление, и мне ответили. Говоривший со мной человек представился. Он сказал:
«Говорит сержант Внутренних Войск Российской Федерации Панфиловский Федор Алексеевич». После этого я спросил, где они находятся, он ответил, что они находятся в районе Лозы. После этого связь стала хуже. Больше на связь он не выходил.
Полковник выслушал Григория Арсеньевича. Потом посмотрел на нас с Женей.
А сейчас мы узнаем, почему он не выходил на связь, произнес он, и повел Григория Арсеньевича к нам. Подойдя к нам, он обратился ко мне. Федор Алексеевич, человек, стоящий перед вамиГригорий Арсеньевич Лобушев.
Григорий Арсеньевич посмотрел на меня. Потом посмотрел на Женю.
Это вы вчера вызывали меня по рации? спросил он у меня.
Да. Но сейчас я здесь по другому поводу.
По какому?
Вы меня не узнаете, Григорий Арсеньевич? в ответ спросил я.
А должен узнать?
Ну, вообще-то, мы с вами жили в одном подъезде на одной из улиц Фермы. И еще, я встречался с вашей дочерьюЕленой. Мы тогда учились в школе.
Григорий Арсеньевич посмотрел на меня еще раз. Он прищурился, пытаясь узнать меня.
Ну ладно. Вы меня не узнаете, произнес я.
Потом полез во внутренний карман куртки. Полковник сильно напрягся. Но я просто достал из кармана паспорт, и, открыв его фотографией, протянул Григорию Арсеньевичу. Он взял паспорт, потом посмотрел на меня.
Ваш отец Алексей Яковлевич Панфиловский работал учителем труда? спросил он, смотря на меня.
Да. В 8-ой школе, которая располагается на Птицеградской улице.
Правильно. Простите, что не узнал, Федор. Вы сильно изменились с нашей последней встречи, сказал Григорий Арсеньевич, протягивая мне паспорт.
Вы даже не знаете, насколько я изменился, произнес я, принимая паспорт. Увидев непонимающее лицо Григория Арсеньевича, я добавил. Не принимайте эту фразу всерьез. Мне нужна ваша помощь, Григорий Арсеньевич.
Чем смогу помочь?
Вы не знаете, где мои родители? спросил я.
Григорий Арсеньевич посмотрел на меня. Но ничего не ответил. В мое сердце появилось предчувствие чего-то плохого. Очень плохого. Григорий Арсеньевич взял со стула свою куртку, и попросил одного из ассистентов заменить его.
Потом попросил меня идти за ним. Мы с Женей пошли за ним. Она тоже поняла по молчанию Григория Арсеньевича, что все плохо, и шла рядом со мной, крепко держа меня за руку. Мы вышли на мороз. Снега не было, но был ветер, делающий холодную погоду еще холоднее.
В первые дни у нас на постах еще не было такого большого количества военных. Была только пара автоматчиков. Мы принимали беженцев почти постоянно, так что ворота были приоткрыты, наконец начал рассказывать Григорий Арсеньевич. В тот день мы как раз пропустили одну из групп, когда толпа мертвецов пошла к воротам. Наших автоматчиков снесли почти сразу. Мертвецы ворвались на территорию Лавры.
Мы подошли к одному из засеянных участков. На нем не было палаток.
На нем было сделано кладбище. Ряды крестов были поставлены очень аккуратно. Григорий Арсеньевич протянул мне паспорта. Я взял их в руки. Края паспортов были окровавлены. Мне не нужно было открывать паспорта, чтобы понять, чьи они.
Прости, я не смог помочь. Твой отец был хорошим человеком, Григорий Арсеньевич положил руку мне на плечо. Мне очень жаль, что так произошло.
Он ушел. Мы с Женей остались вдвоем. Я все-таки открыл паспорта.
Фотографии в паспортах были новые. Значит, они успели их поменять, пока я был на службе. Закрыв паспорта, я пошел вдоль рядов. Женя осталась на месте. Пройдя почти до самого конца, я нашел крест с фамилиями, начинающимися на «П». Их было много. Но моя фамилия была первой. Я опустился на колени.
Паспорта упали на землю, когда я разжал пальцы. Я протянул руку, провел руками по надписям на кресте. После этого вернул руку обратно.
Как же так? тихо произнес я.
Из глаз потекли слезы, но я не вытирал их. Я не знал, что мне делать. С 2008-го года я не видел своих родителей. И я проделал весь этот путь только ради того, чтобы увидеть своих родителей. Но я не увидел их. Я смог увидеть только их могилы. Я положил руки на колени. Одна из них легла на кобуру, закрепленную там. Рука будто бы сама собой расстегнула ее. Вытащила пистолет, зарядила пистолет. Я посмотрел на пистолет. Он уже не раз спас мою жизнь. Он же мог закончить все здесь и сейчас. Одним выстрелом.
Жалко только, что Женя увидит то, как я застрелюсь.
Не надо, раздался над головой ее голос.
На мое плечо легла ее рука. Я не стал удивляться тому, как она тихо подошла ко мне. Наверное, сейчас я был глух, так что это было несложно. Женя протянула руку, и по одному разжала мои пальцы, держащие пистолет. Я не сопротивлялся. Мне стало все равно, что будет. Я стоял на могиле своих родителей. Нет ничего хуже, чем это.
Спасибо, совсем тихо произнес я.
Женя встала, и потянула меня за собой.
Пойдем. Пожалуйста, попросила она.
Я встал. Женя взяла меня за руку. Я посмотрел на нее. Она повела меня к краю кладбища. Я послушно шел следом. В правой руке Женя держала мою ладонь, а в левой мой пистолет. Возле кладбища нас ждал полковник.
Если вам некуда идти, то мы предоставим вам место, сказал он.
Я ничего не ответил. Полковник посмотрел на Женю. Она кивнула.
Идите за мной.
Хорошо, сказала Женя.
Она пошла следом за полковником, но я остался стоять на месте. Я никак не мог прийти в себя.
Федя. Пойдем, позвала меня Женя.
Я кивнул, и пошел за ней.
* * *
Я лежал на раскладушке в палатке. Нам дали палатку на двоих, что было неожиданно. Видимо, Григорию Арсеньевичу удалось договориться. Я был ему очень благодарен, сейчас мне не нужно было другое общество, кроме как Жени. В палатке был небольшой столик из фанеры, уложенной на металлическую основу. Еще были две раскладушки, на которые были положены обычные матрасы. Палатка отапливалась небольшим обогревателем, подключенным к общему генератору. Я лежал на боку и думал. Полог в палатке отодвинулся. Послышались шаги. Тихие, но все-таки хорошо различимые в тишине. Женя старалась заходить тихо. Поставила что-то на стол.
Федь, вставай, раздался ее голос рядом.
Она села на край кровати и положила руку на мое плечо. Я перевернулся на спину. Женя сидела на краю раскладушки. Она была одета в камуфляжные брюки и серую кофту. Ее волосы были распущены и лежали на плечах.