Я стоял на коленях возле последнего бандита, и осматривал его карманы. Ничего интересного я пока не нашел, только пачку сигарет, обойму к ПММ, да несколько презервативов. У других бандитов тоже не было ничего, стоящего внимания. Забрав сигареты и обойму, оказавшуюся пустой, я поднялся. Подошел к небольшой кучке вещей, собранных с тел, и бросил туда. В кучке лежали три обреза, двустволки, три ПММ. А также патроны ко всему этому и пара плохоньких ножей. В общем, ничего интересного.
Закончив с осмотром тел, я подошел к УАЗику, и присел на бампер рядом с Катей. Та дернулась, почувствовав мое присутствие, видимо, опять ушла в свои мысли. Я выругался от осознания своей беспомощности. У этих бандитов не нашлось не одной бутылки с алкоголем. Даже пива нет. А он сейчас очень нужен, потому что без него я вряд ли смогу привести Катю в себя. Можно, конечно, посмотреть в машине, но отходить от Кати я не хотел, потому что знал, что в таком состоянии в голову может прийти все, что угодно.
Вспомнился случай, произошедший во время моей службы в спецназе. Мы приехали на задержание бандформирования, по-моему, где-то в районе Грозного дело было. Банда оказалась знакомой, наши коллеги из «Альфы» уже сталкивались с ними, но в другой республике. Как они тогда выжили, никто не знал, но факт оставался фактом, это были именно они. И явно хотели нам отомстить, для чего захватили общежитие. Жили там какие-то студентки, так что сопротивления никто не успел оказать. Нас вызвали сразу, так как ближе всех были именно мы. Мой командир сразу же отправил меня и моего смотрящего на позицию. А сам решил провести переговоры, которые почти сразу же зашли в тупик.
Боевики сдаваться не собирались, хотели драться до конца. Главарь просто сказал, что не будет сдаваться, и бросил трубку. Причем, он не был накуренным, как я понял. Они просто не собирались сдаваться. И сразу же после этого из окна выкинули тела двух девушек. И в тот момент, когда тела упали на землю, мой командир, прошедший не только войны в Чечне, но и зацепивший Афган, заревел в голос. Ребята говорили, что такого плача они никогда не слышали.
А потом был штурм, ставший самым сложным за всю мою службу. Командир повел ребят сам, ничего не планируя. Как он добежал до парадной двери, я до сих пор понять не могу. Потом, когда был возле общаги, видел, что весь асфальт был нашпигован пулями. А майор прошел, да еще и не один, а со всей группой. В тот день мы уничтожили банду, все двадцать восемь человек остались лежать там. Хотя можно ли называть людьми тех, кто расстреливает женщин? Я думаю, что нет.
К счастью, жертв, помимо первых трех, было совсем немного. Командир лично выводил девушек к ребятам, чтобы те отвели их к докторам. А что случилось потом, никто так и не понял. Евгений Юрьевич просто отошел в сторону, и выстрелил себе в голову из табельного АПС. Офицер, прошедший три войны, и прослуживший в спецназе почти всю свою жизнь.
Этот случай я запомнил на всю жизнь. Потому что именно после него в нашу группу пришел майор Кремнев. Но случаев, когда только пришедшие в спецназ парни кончали с собой после первого боя, на моей памяти было еще немало. И это были не восемнадцатилетние парни, а уже состоящие мужчины, которым было за тридцать. И потому я не отходил Кати, чтобы она ничего с собой не сделала.
Сигарета, зажженная мной, прогорела, и потому полетела на землю. Я посмотрел на Катю, сидящую рядом. Ее руки до сих пор были испачканы в крови. Поднявшись с бампера, взял из кучки трофеев флягу одного из бандитов. Потом вытащил из той же кучки тряпку. Когда я подошел к Кате, она снова дернулась.
Кать, посмотри на меня, позвал я девушку. Катя одеяла ко мне лицо. Нужно помыть руки, иначе потом не получится. Ты меня слышишь?
Катя посмотрела на свои руки. Несколько мгновений она не сводила со своих пальцев, измазанных кровью, взгляда. Потом протянула руки ко мне. Я взял ее руку своей, стараясь касаться ее кожи как можно аккуратнее. Смочив ладонь водой, начал аккуратно тереть ее тряпкой. Катя все это время смотрела на свою руку немигающим взглядом. Смыть кровь удалось быстро, так как она ещё не успела сильно засохнуть. Закончив с первой рукой, я перешел ко второй. С ней все вышло также.
Вот и все, сказал я Кате.
Потом сложил тряпку и убрал ее в карман, пригодится, если что. Флягу повесил на пояс, вода тоже нужна, хоть и неясно, чистили ее бандиты или нет. Потом я вспомнил, что хотел залезть машину, чтобы обыскать и ее. Хотел было попросить Катю пойти со мной, но она заговорила первой.
Федь, а убивать всегда так тяжело? тихо спросила она.
Да. К этому не привыкнуть. Есть только два способа облегчить себе душевные страдания. Первыйнапиваться каждый раз после боя. Иногда спасает, но не каждого. А второй«подсесть» на убийство, как на охоту. Вбить себе в голову, что человек это животное, и заниматься этим в свое удовольствие. Обычно это всегда заканчивается плохо.
Какой же способ выбрал ты? снова спросила Катя, немного помолчав.
Я ответил не сразу, потому что не знал, что сказать. Наверное, потому, что думал, что нашел свой, третий путь. Но это было не так, потому что в разные периоды жизни я использовал разные способы притуплять душевную боль. С самого первого убийства до этого момента. В спецназе убивал, потому что мне приказывали. То есть, я не отдавал себе отчет о том, что только что убил человека. Это была просто цель. Не было личности, был только образчеловек в маске, вооруженный и несущий смерть другим людям. Если был приказ, я готов был убить этого человека. Мне было не важно, кто он, потому что на него было указано.
На службе в «Вымпеле» было все точно также, правда, теперь мне приходилось еще и выбивать информацию из своих целей. Такое происходило очень редко, но и это я делал, не чувствуя ничего. Пытать, получая при этом то ли удовольствие, то ли просто облегчение, начал только после того, как меня три дня продержали в плену бандиты. И именно тогда я понял, что со мной происходит, и испугался. После этого убивать стал реже, а пытать вообще перестал.
А потом случилось Заражение. Убивать зомби было абсолютно несложно, ведь это были уже не люди, а только их оболочки, по неизвестным причинам, живущие после смерти. С людьми было сложнее, но я все же убивал, убедив себя в том, что по-другому никак. И этим способ, наверное, и пользуюсь до сих пор, потому что это по-другому действительно не могу. Мне приходится убивать, потому что те, кого я убиваю, могут навредить близким мне людям.
Я не знаю, какой способ выбрал. Иногда мне кажется, что мой способчто-то между названными мной способами, все же заговорил я. Катя смотрела на меня внимательно, не отрываясь. Мне не нравится убивать, но при этом я понимаю, что без этого никак. Для меня есть только цель на другой стороне ствола. И если я не уничтожу эту цель, то умрет кто-то, дорогой мне.
Катя смотрела на меня внимательным взглядом. Но постепенно в ее глазах появились слезы. Она обняла меня и заплакала, прижимаясь к моему плечу.
Федь, я не смогу выдержать этого. Просто не смогу, шептала она сквозь слезы.
Даю тебе слово, милая, тебе больше не придется убивать. Слышишь, не придется, говорил я тихо, но голос мой при этом был уверенным.
Слышу милый.
Катя подняла свое лицо, на котором я сразу же увидел слезы. Смотреть на это было невозможно, потому что мое сердце обливалось кровью при виде слез. Поэтому я снова вытащил из кармана тряпку, и вытер их. Затем убрал тряпку в карман и сказал:
Нам нужно ехать дальше. Иначе ночевать придется в машине.
Хорошо. Поехали.
* * *
На улице была поздняя ночь. За окнами «шестерки» завывал ветер, гоняя листву и заставляя каждую секунду вздрагивать. Я сидел на водительском сиденье и смотрел на лесной массив, положив голову на локоть. На коленях у меня лежал обрез, который был взят с тела одного из бандитов. Еще один лежал на пассажирском кресле слева от меня. Плюс ПММ в бардачке и ТТ в подмышечной кобуре. Все это заряжено и готово к бою. Правда, перед использованием пришлось все бандитские стволы хорошенько почистить, благо в багажнике машины нашлась ветошь, да еще брошенный к вещам пенал с принадлежностями от АК-74М. Видимо, бандитам никто не объяснял, что оружие надо чистить, чтобы оно работало. Но это так, лирика, главное, что почистить оружие я смог, и теперь можно было не волноваться, что ствол подведет в самый неудобный момент.