Геологи только-только начинали здесь свои поиски, сулившие открытия богатых месторождений. Крупных экспедиционных баз пока не существовало, и небольшие изыскательские партии, состоящие всего из нескольких человек, зачастую отправлялись в поиск, полагаясь лишь на свои силы. Правда, была у них надёжная опора: они знали, в случае беды на помощь всегда придут военные моряки, в какой бы дали от них ни находились. Больше серьёзной помощи ждать было неоткуда...
Вот и на этот раз из геологической партии в ближайшую военно-морскую базу поступила тревожная радиограмма: «Остались без продовольствия, патронов. Наступают холода. Находимся на берегу залива Благополучия. Экспедицию необходимо продолжить. Ждём помощи. Каменев».
«Баклану» не единожды доводилось ходить вдоль этого безлюдного северо-восточного побережья в отдалённые рыболовецкие артели, и мичман Суходолов хорошо знал эти места. И хоть сам он считал себя коренным балтийцем — прослужил на Балтике больше семнадцати лет, отвоевал всю войну и лишь позже был переведён сюда, на Север, — за эти годы успел, как любил говорить, «осеверяниться». И вот теперь, когда Суходолов сам для себя окончательно решил вопрос об уходе в запас — четверть века всё-таки отплавал, — выпал на его долю этот неожиданный поход. Как подарок посчитал его, как награду за долгие годы, отданные флоту и морю. И он порадовался тому, что ещё раз, теперь уж последний в жизни, удастся увидеть это суровое побережье. Увидеть — и попрощаться с ним навсегда, потому что собирался с семьёй перебраться на материк.
Поход предстоял недальний, в видимости берегов, и мало кого беспокоил — дело привычное. Только в такие — каботажные — плавания и посылали «Баклан», на котором, кроме компаса, не было никаких других навигационных приборов. Да и не нуждался в них Суходолов: прибрежную полосу, считай, с закрытыми глазами смог бы вычертить на карте.
Полагали, что вернутся в базу не позже чем через три дня. Получив приказ, спешно погрузили продовольствие для геологов, недельный запас взяли для себя и, не мешкая, вышли в море, держа курс на залив Благополучия, до которого было миль восемьдесят.
На другие сутки около полудня «Баклан» застопорил ход кабельтовых в трёх от пустынного берега. Ближе подходить было опасно: подводное каменистое плато чуть ли не на полмили выдавалось в океан. По отмели, отскакивая от хлесткого прибоя, вскипавшего между огромными валунами, бегали геологи, размахивая руками, припрыгивая и что-то крича. Ветер уносил их крики в сторону суши, ничего нельзя было разобрать, и казалось, что они исполняют какой-то странный танец.
— Наголодались ребята, — жалеючи сказал мичман Суходолов рулевому Клинову, — Не так запляшешь, когда столько времени без продуктов. — И тут же отдал команду: — Шлюпку на воду! Погрузить продовольствие.
Суходолов спешил. Погода портилась, с океана ледяной ветер нёс снежные заряды, стада седогривых волн катились на берег. Вдали едва различались горбатые контуры сопок, отливающие голубизной от недавно выпавшего снега, точно шли там бесконечные караваны голубых великанов верблюдов.
Едва последний мешок с продуктами опустили в шлюпку и боцман Кнып с Антоном Савиным взялись за вёсла, как Суходолов нетерпеливо крикнул;
— Отваливайте! У прибоя не зазевайтесь!
Он, конечно, надеялся на боцмана, человека бывалого, да и Антон — парень сильный и отчаянный, из сибиряков. А последнее крикнул им скорее для порядка: ребята толковые, без слов всё понимают.
Шлюпка отвалила от борта, пошла легко, подталкиваемая в корму накатами волн, уменьшаясь на глазах.