«Идти на такое ради простого интереса? Рискованный вы человек, господин Мезин, подумал Содал, продолжая вежливо улыбаться. Можно даже сказать... одержимый манией.»
Многие следы преступлений, особенно последнихначиная от способа убийства и заканчивая конечным разделыванием жертвы, имеют крайне близкие к обрядам призыва гения, мотивы, как ни в чём не бывало, продолжал кудахтать Мезин. Сходство с тем, о чём я читал буквально на лицо! Помимо прочего, рядом с трупами, зачастую находили напитанные природной магией вещивербу, одолень-траву, пучки омелы, миро, семена гактуса. Вычеловек разбирающийся в таких делах, должны понимать, о чем я.
Содал терпеливо кивнул.
Но самое странное, еще тише сказал Мезин, на коже некоторых жертв, были вырезаны... знаки и символы. Жуткие такие, мистические. Придуманные явно не от бедноты душевной.
Наконец-то проскользнуло то, что заслуживало отдельного внимания.
Могу я где-нибудь увидеть эти... символы? спросил чародей.
Да, конечно! живо закивал Мастер. Я знал, что вы захотите изучить их, потому сохранил один экземпляр...
Резво вскочив с кресла, Мезин сбегал к шкафу и вернулся с большим стеклянным сосудом, внутри которого, в мутноватой жидкости, плавала мужская голова. Лицо было распухшим, кожа белая, как снег, а чертыпочти неузнаваемы. Истончившиеся чёрные волосы, лениво колыхались, словно водоросли. Содал внутренне содрогнулся от отвращения. Но сквозь муть бальзамирующей жидкости, на лбу покойного, действительно проступал странный символ, вырезанный на коже чем-то острым.
Плохо видно, произнёс Содал, прищурившись. Не могу рассмотреть...
Не страшно! живо отозвался Мезин. Я их хорошо запомнил! Сейчас нарисую.
Он поставил голову на стол, судорожно принялся раскидывать вещи, наконец нашёл кусок пергамента, чернила и перо. Пока рисовал, измазал пальцы, закапал бороду, но все равно, страшно довольный собой, словно ребёнок, сделавший что-то полезное, протянул Содалу изрисованный пергамент.
Во! Цените, господин чародей. Один в один!
Содал взял бумагу, рассмотрел множество кривых фигурок и закорючек. Действительно выглядело интересно. Только вот ни к одному из известных Содалу знаков Силыпечатей Тьмы, Света или Серых, не имеющих по своей внутренней природе отношения ни к одной из двух сторонэти ляпсусы не относились. Скорее они напоминали выдумки человека, ошалевшего на почве страсти к недоступному ему, по праву рождения, дару.
Ну? нервно топчась на месте бросил Мезин. Что скажете?
Скажу, что это очень важные улики, серьезно кивнул Содал. Не против, если я заберу себе?
Конечно-конечно, берите на здоровье!
Чародей спрятал пергамент в складках накидки.
Ну что? Прав я был? Действительно демонолатр?
Очень вероятно, господин Мезин. Возможно, Одержимый. Крайне жуткий и опасный субъект, ставший сосудом для гения или даже демона.
О, да, да! закивал Мастер. Я, честно признаться, тоже об этом думал. Когда я первый сказал о том, что это демонолатр, мне никто не поверил! Все грешили на разбойников, но я-то знал правду... Потому и убедил барона послать за вами. Вы же теперь тоже знаете, что это не разбойники?
Да. Простые люди на такое не способны. Спасибо за помощь. Теперь шансы поймать поражённого недугом безумца возрастают в разы. Вы очень мне помогли, Мастер.
Я радостью, с превеликой радостью. Можете заходить ко мне в любое время суток!
Учту, вымученно улыбнулся Содал.
В этот момент, в кабинет вошла Налли, неся в руках тяжёлый поднос с яствами и питьем.
Пожалуй, мне пора, тихо произнёс чародей.
Как? Уже? удивился Мезин.
Чем раньше начну поиски, тем больше невинных успею сберечь.
О да, конечно, господин чародей, идите! Помните, что всегда можете на меня рассчитывать!
Содал кивнул, бросил короткий взгляд на служанку и пошёл к дверям, когда услышал за спиной раздражённый голос:
Чего ты так долго, девка? Не могла быстрее прийти? Видишь, гость уже уходит, из-за твоей медлительности теперь будет голодным ходить. И-эх, дура, дурой! И за какие грехи, ты мне такая, непутёвая, досталась?
Я бы все равно не стал есть, потому как не голоден, бросил через плечо Содал, остановившись на пороге. Не надо её ругать. Я уверен, она спешила, как могла.
Да? недоверчиво бросил Мезин. Ну, как скажете, господин чародей. Ладно, девка, оставляй поднос и убирайся отсюда, мне нужно побыть одному.
Покорный стук поставленного на стол подноса, распалил внутри Содала фонтан холодного пламени.
Знаете, господин Мезин, произнёс он спокойно и тихо, у нас в столице есть такой обычай, тех, кто называет девками и дурами симпатичных и не глупеньких девушек, тем болееродственниц, обычно, наказывают. Например, выбивают зубы. Или вырывают язык. Чтобы речь улучшить. Но то в столице. А мы в провинции. Иногда мне кажется, что провинциальной жизни явно не хватает некоторых столичных обычаев.
Содал покинул покои Мастера, провожаемый в спину удивлённым и восхищённым, взглядами.
***
Мортонар представлял из себя пяток деревень, один небольшой городок под неброским названием Город, Содал тут же оценил всю иронию местного населенияи замок барона, аккурат в центре небольшой провинции. Всё остальноегустые и мрачные леса. До темноты Содал объезжал владения вар Данов, пытался найти места, где происходили убийства, но местный люд боялся даже смотреть в его сторону, не то что говорить с ним. Чародеев, даже в просвещённой и цивилизованной столице, многие недолюбливалилюд всегда боится и ненавидит тех, кто их превосходит, но здесь страх и неприязнь в глазах, в лицах, в жестах буквально зашкаливали. Большинство просто бурчали, мол, знать не знаю, видеть не видел, и скорее уходили прочь, осеняя себя либо Сигной, либо защитными знаками; но находились и те, кто открыто демонстрировал своё отношение к Орденскому посланцу. Одна бабка, ведущая с выгула худую и жилистую корову, когда Содал представился и спросил об убийствах, так на него глянула, что, казалось бы, он сам, только что и совершил при ней все страшнейшие злодеяния, на которые был способен человек. А потом, плюнув в него, благо не попав, она поковыляла дальше, бормоча себе под нос проклятия на головы всех, якшающихся с нечистью, ублюдков.
Вернувшись в Дартон не солоно хлебавши, Содал заставил себя лечь спать, но в итоге, уснул лишь под утро. Вскоре после рассвета его разбудил слуга, сказав, что командор Тавос готов проехаться с ним по округе. Еще до полудня они уже были в сёдлах и ехали в сторону первой деревни, под сопровождением десяти солдат из гарнизона.
Где произошли первые убийства? спросил чародей, глядя на вечно хмурого вояку.
А я, почто знаю? буркнул тот. Неведомо мне, кто там был первый... Мне до ваших мономанов дела нет, днём и ночью только о лиходеях и думаю.
Кони месили копытами грязь. После коротенького дождика дорогу совсем развезло, а над головами висели серые тучи, обещая вскоре, повторное окропление.
Я имею ввиду, где произошли первые убийства, которые уже точно принадлежали мономану?
Кхм, надо подумать. Тавос погрузил пальцы в седеющую бороду, заскрёб подбородок. Наверное, в Нижней Косе, куда мы и едем. Она и самая большая здесь, не считая Города. В Косе, собственно, народу-то больше всего и погибло. Еще около десятки жмуров были найдены в Верхней, столько же в Пухле и пару в Кухле. В Серовье и Городе, благо, миновало. Хотя, в Городе убили одну шлюху, искололи ножом бедняжку, а потом зверски изрезали лицомать родная бы не узнала! но, как оказалось, это один ревнивый дуралей её порешил. Колотил бедняжку, зверь, и в итоге, когда она отказалась его обслуживать, зарезал. Мы его быстро нашли, вздёрнули на площади, народ порадовали. А то с этими вашими мономанами, да еще и шайкой головорезов в лесах, ужас, что творится! Люд в конец испуган, вот-вот побегут в другие земли...
Содал кивнул. Дальше ехали молча, пока опять не начал накрапывать мелкий дождик. Из серого марева потихоньку, выплывали очертания большой деревни у границы леса. Затем первый столб, на котором висел повешенный, всего в паре ярдов от дороги. Костлявые и давно разутые ноги мертвеца, впрочем, как и лицо, частично обглодали птицы. Вместо глаз на проезжающих мимо людей с осуждением пялились две чёрные дыры. Видимо, с деньгами в провинции дела обстояли совсем уж плачевно, с бледного тела мертвеца даже портки сняли, отчего скукоженный и почерневший детородный орган жалостливо мёрз на ветру. После третьего висельника Содал не выдержал, поинтересовался, за что вздёргивают.