"Тут есть кто-нибудь живой, ублюдки ёбаные?" - неслось из хурджина: "Бородатые блядь, животные, сука. Я знаю, что все вы пидорасы, и ебёте друг друга в жопы, а трахнуть ишака или овцу для вас великое счастье. Куда вы меня везёте, проклятые козлы?". И нецензурный монолог возобновился с новой силой.
Голос был женский и говорил по-русски почти без акцента, а виртуозному богатству лексики мог позавидовать и потомственный пролетарий, слесарь как минимум, четвертого разряда. Русский язык Моххамад понимал неплохо, поскольку покойные родители у него учились когда-то в России, а в лагере подготовки было несколько инструкторов-чеченцев, предпочитающих неприлично ругаться именно на Великом и Могучем, как наиболее приспособленном для этого языке.
Моххамад слегка приободрился, всё таки женщина - это не так страшно и потом, какого она должна быть размера, чтобы поместиться в этот хурджин? Поэтому он подошел, снял сумку, в которой болталось что-то увесистое, открыл ее и тут-же в ужасе выронил на песок. Там оказалась отрезанная женская голова.
Брань возобновилась: "Ах тыж ёбаный косорукий уродец, с такими кривыми руками ты, наверное, и дрочить самостоятельно не можешь? Подними меня, блядь".
Моххамад дрожащими руками достал на свет божий женскую голову, выглядела которая очень странно. Юный моджахед и раньше видел отрезанные головы, но эта была совершенно другой. Главным отличием являлось конечно то, что она была живой и умела разговаривать. Наш герой перевернул ее и с изумлением уставился на шею: никакого перерубленного позвоночника, перерезанного горла, запёкшейся крови, мышц и артерий - обычная гладкая кожа, как будто так и надо.
"Ну что косорукий онанист, насмотрелся?" - произнесла голова: "Ты кто такой? Раньше я тебя у аль-Зейба не видела".
"А-а- тебя как зовут зовут?" - спросил наш герой.
"Да не заикайся ты, нормально всё, Айгуль - будем знакомы".
Юноша теперь уже внимательно стал рассматривать Айгуль, ну или её часть. Его сразу поразила вызывающая красота девушки - идеально очерченный овал лица, персиковая кожа, огромные черные глаза с длинными ресницами и большой рот с пухлыми губами, сразу навевающий греховные мысли, неподобающие воину Аллаха. Не портила её даже местами потёкшая косметика и размазанная губная помада.
"Слушай, а кто тебя накрасил?"
"Как кто?" - удивилась голова: "Тело, конечно. Мы теперь, правда, отдельно" - и голова горько усмехнулась.
"Всё этот старый содомит аль-Зейб со свом злоебучим колдуном. Я думала, они перевелись давно, ну ничего, скоро я это поправлю, и ты мне поможешь. Чо вылупился? Хочешь по воле этого ублюдка в засадах сидеть, пока вас не ёбнут с какого-нибудь беспилотника, или не выжгут напалмом? А ведь можно со мной, я и без тела много чего умею и потом, что ты теряешь? Ладно аль-Зейб, он амир: власть, бабы, бабки, наркотики. А ты кто? Пушечное мясо. Слышала, ваших побили америкосы, а то ли ещё будет! Вот амир, сцука, как только жареным запахнет, откопает свою кубышку, там блядь денег мама не горюй, и ёбнет на какие-нибудь Мальдивы жопу греть и хуярить "Манхэттен" через трубочку. А по вам въебут авиаударом - хоронить будет нечего. И некому".
Моххамад находился в прострации, было ясно, что Айгуль абсолютно права, тем паче он и сам думал недавно о том же самом, но не смог самостоятельно привести свои мысли к столь очевидным со стороны логическим выводам.
Но говорящая голова не была настроена на долгие ожидания: "Так... ты ещё и тормоз, ладно, снимай штаны я тебе сейчас наглядно покажу, кто лучше - я или аль-Зейб. А ты парнишка ничего такой, симпатичный, тебе бы еще эту уродскую бороду сбрить, да, и очки выкинь - вот мой тебе совет. Так, письку ополосни водичкой, не люблю сосать грязные... ну, поехали..."
Как только член Моххамада очутился в многоопытном рту Айгуль, наш юный герой понял, насколько рукоблудие над потертыми картинками из старых порножурналов отличается от того, что сейчас происходит. Ощущения были уже острее обычного оргазма, а ведь тот ещё даже не наступил! Болезненное удовольствие надвигалось по экспоненте, в ушах зазвенело, перед глазами поплыли темные круги, и ожидаемая волна мощных спазмов накрыла тощее смуглое тело теперь уже бывшего моджахеда, он даже на пару секунд потерял сознание и тяжко осел на песок, хотя и не выпустив столь драгоценную теперь голову из рук. Айгуль выплюнула здоровенную порцию мутной тягучей жидкости, облизнула губы и попросила: "Водички дай".
Сполоснув рот, критически осмотрев своего нового компаньона и обнаружив, что тот в полном охуении, голова сказала: "Ну что, ты все понял, или повторим?"
"По-по-позже" - ответил Моххамад. Но по брошенному на нее взгляду, полному собачьей преданности, профессионалка Айгуль сразу поняла, что повторения не потребуется, во всяком случае, в агитационных целях. Чтобы сразу пресечь всякие непонятки, она сказала:
"Да забей, не переживай ты так. Все друг друга в какой то мере используют, главное, чтобы это было гармонично. Вот и ты меня сейчас немножко использовал, так ведь это ещё не всё. Там, у аль-Зейба осталось моё прекрасное тело, в котором есть два не менее прекрасных отверстия, которыми ты тоже сможешь воспользоваться, если поможешь, конечно. Такого в той жизни, что ты себе было наметил с этими бородатыми обезьянами, у тебя бы никогда не случилось, поверь, просто не тот уровень. И потом, не обижайся, ты ещё птенец, слишком юн и глуп, чтобы самому выпутаться из того гавна, в которое сам и вляпался. Так. Пушка у тебя есть?"
Посторгазменный герой достал трясущимися руками из кармана сильно потертый "Макаров" 58-го года выпуска, спизженный когда-то из разграбленной воинской части, находившейся на территории суверенного ныне Узбекистана.
"Да, бля... Не Desert Eagle, но сойдёт на первое время. Ладно, надо разработать план".
"Слушай, ну ты мне хоть объясни, как ты сюда попала? Почему тело отдельно, голова отдельно? Почему ты при таком раскладе жива и почему так чисто говоришь по-русски?"
"Блядь, сколько сразу вопросов! Ну да ладно, между компаньонами не должно быть секретов".
Глава 2. Рассказ Айгуль.
Родилась я в за пять лет до наступления нового века в когда-то очень интеллигентной и богатой семье. Мой отец был успешным дипломатом, а мать из рода великого шейха. Отец её очень любил, и она была его единственной женой. Тем паче, частые длительные командировки за границу в европейские страны, как-то и не подразумевали арабской аутентичности, белых верблюдов вместо мерседесов и гарема в никабах, вместо одной нормальной жены. В общем, до "Арабской весны" всё было отлично. Потом, после 1979 года, я этого понятно, помнить не могу, мать рассказывала, начался тотальный пиздец на всём Ближнем Востоке. По сути, из развитых стран с собственной промышленностью, вековыми традициями и цивилизованными устоями, наша родина неуклонное возвращалась к родоплеменному строю, звериной жестокости и живодёрству в буквальном смысле этого слова.
Весь мир реально охуел, а уж как охуели мы, не отравленные дебильной исламской пропагандой жители этих стран! Даже америкосы со своей мощнейшей военной машиной сразу туда не полезли, положив хуй на дипломатические достижения и экономические договоренности. Одному только старому маразматику Лёне Брежневу, плохо врубившемуся в ситуацию, пришло в голову отстаивать свои интересы в том регионе. Стало лучше? Нет, расхуярили весь Афганистан, отбросив его еще дальше в глубь веков, а моджахеды, напротив, воссоединились, убедившись в правильности занятой позиции.
Отца я помню хорошо, особенно его руки и очень грустные глаза. Я была ещё маленькой, но родители обычно закрывались в спальне и тихо говорили, но так, чтобы я не слышала. Мать часто плакала и выходила из спальни с мокрым от слёз лицом. На улице без паранджи женщине появляться было нельзя, не было и работы. Трудился и получал какие-то копейки лишь мой отец. Министерство Иностранных Дел упразднили, как и дипломатический корпус, поскольку единственными иностранными делами, осуществляемыми за пределами "Исламского государства" остались лишь самоподрывы шахидов в людных местах: на площадях во время праздников, в метро в час пик, на вокзалах и аэропортах, там, где можно убить и покалечить максимальное количество неверных.
Народ, в основном, быстро оскотинился - кое-где перестало работать водоснабжение и канализация, так что нечистоты из окон выплескивали прямо на улицу, поэтому в бедных окраинных кварталах стало просто не продохнуть. А ведь именно там мы и жили, в маленькой квартирке, большой двухэтажный дом в центре города, принадлежавший когда-то нашей семье, занял штаб движения Талибан.