- Уверен.
Через пятнадцать минут они остановились у ветхого мотеля, и Арджунда понял озабоченность таксиста. Праведник не стал бы здесь жить. Было утро, поэтому вместо проституток поблизости ошивались в основном продавцы наркотиков. Оставшиеся немногочисленные шлюхи были очень низкого качества. По сравнению с той, которую йог купил несколькими неделями ранее, они находились на противоположном конце шкалы.
- Вот это место. Удачи, - сказал водитель, въезжая на парковку.
Йог заплатил таксисту и вышел из машины. В воздухе пахло алкоголем и мочой. Должно быть, Джейсон действительно проделал немалый путь, раз счел такое место терпимым. Даже при том, что у Арджунды органы чувств работали нормально, царящий здесь запах вызывал у него тошноту.
Йог подошел к номеру, где, согласно письму, остановился Джейсон. Постучал в дверь, и та со скрипом приоткрылась.
- Джейсон? Ты дома? Это я.
- Арджунда? Входите. Я хочу показать вам кое-что.
Как йог и ожидал, занавески были задернуты. Джейсон также принял другие меры предосторожности и приклеил к ним с помощи липкой ленты мешки для мусора. Единственный свет проникал из дверного проема, в котором стоял йог.
- Закройте, пожалуйста, дверь.
Воздух в комнате был густым, влажным и наполненным всепоглощающим смрадом разложения.
- Джейсон, ты в порядке? Кто здесь с тобой? И что это за ужасный запах?
Йог уже приготовился к худшему. Он закрыл дверь и подошел к Джейсону, который сидел на кровати, качая на руках кого-то, завернутого в одеяло.
- Сядьте рядом со мной. Мне нужно задать вам кое-какие вопросы.
- Кто это?
- Я здесь задаю вопросы! - воскликнул Джейсон. Он обильно потел, а глаза у него были красными от слез.
- Хорошо. Хорошо, Джейсон. Спрашивай.
- Почему вы не рассказали мне, что он будет таким? Мир, в который вы с матерью так жаждали меня отправить? Почему не рассказали мне?
- Я не понимаю, о чем ты. Я сказал тебе, что потребуется время, чтобы приспособиться к новому уровню ощущений. Что именно ты имеешь в виду?
- Боль! Вы, мама и папа - вы все хотели, чтобы я справился со своей болезнью, чтобы я был нормальным человеком, любил и был любим, чтобы я мог выйти в мир и получить жизненный опыт. Вы сказали мне, что то, что я чувствую, ненормально, что мир полон красоты и радости. Вы лгали! Все вы! Счастье - это иллюзия. Лишь боль реальна. Радость - это короткий промежуток между скорбными временами, которые лишь усиливают и обостряют ее. Если б я не знал счастья, то смог бы жить с этой пыткой. Если б эта скорбь была постоянной, как моя боль, то, наверное, смог бы. Но счастье мешает привыкнуть к ней. Дает лженадежду, которая уничтожит тебя, когда вся боль вернется. Вы должны были оставить меня одного, в моей комнате. Вы должны были убить меня!
- Джейсон. Все в порядке. Эта скорбь - то же самое, что и физическая боль. Ты сможешь справиться с ней точно таким же способом. Йог придвинулся ближе к Джейсону, чтобы рассмотреть, что тот завернул в одеяло. Смрад разложения усилился. От него у йога кружилась голова, а желудок выделывал кульбиты.
- Нет, не могу. Я пытался. Думаете, я не пытался?! Это гораздо хуже. Я скорее предпочел бы пытки, чем стал бы наблюдать, как люди, которых я люблю, уходят от меня. Никто никогда не понимал меня.
Йог заметил, что грудь и руки Джейсона покрыты кровью.
- О, боже, Джейсон. Что ты наделал?
- Я убил маму, а теперь и Кэти тоже. Она кричала на меня. Она меня разлюбила. Мне было очень больно. От того, что она мне сказала, мне было очень больно. Я не мог это вынести. Мне пришлось убить ее.
Джейсон откинул одеяло, демонстрируя распухшее лицо Кэти. Жара, стоящая в комнате, ускорила процесс разложения, и ее тело раздулось от газов. Кожа у нее была зеленого, фиолетового и синего цветов, как воспаленная рана, неподвижные глаза широко раскрыты и покрыты молочно-белой пленкой.
- Что ты натворил, Джейсон?
- Это вы сделали это! Это ваша вина!
Джейсон поднял скальпель, и йог пассивно уставился на него.
- Что бы собираешься делать, Джейсон? Хочешь убить меня за то, что я показал тебе, что такое счастье? Не так ли? Думаешь, я поступил с тобой несправедливо, не позволив тебе сгнить в той крошечной комнатке, где ты не чувствовал ничего, кроме боли? Я не могу извиниться за это, Джейсон.
- Но вы не говорили мне про это!
Он выпустил из рук сверток, труп девушки с глухим стуком упал на пол и развалился на части. Тело было изувечено, изрезано на куски. Йог посмотрел на скальпель в руке у Джейсона, и попытался представить, сколько времени ему потребовалось, чтобы так разделать его таким маленьким лезвием. Разрезать одни лишь мышцы и сухожилия уже была задача не из легких, а на то, чтобы перепилить все связки и хрящи и отчленить конечности, определенно ушла бы целая уйма времени. Это было больше, чем убийство в состоянии аффекта, которое описал ему Джейсон. Не просто кратковременная утрата рассудка, вызванная сильными эмоциями. Чтобы сделать такое, Джейсон должен был испытывать наслаждение. Арджунда посмотрел Джейсону в глаза, и впервые увидел безумие, которое скрывалось там все это время. Разве мог мальчик страдать каждое мгновение своей жизни и не сойти с ума? Теперь Арджунда понял, что это невозможно.
- Джейсон... - Но йог не смог придумать, что ему сказать. Тут входная дверь со крипом открылась, и проникший в комнату солнечный свет ослепил их обоих.
- Отойди от него, Джейсон.
И Джейсон и Арджунда повернулись и посмотрели на силуэт в дверном проеме. Это был Эдвард. Он стоял, сжимая в руках ружье, и смотрел на царящую в комнате бойню. Его лицо демонстрировало смесь решимости и депрессии, которая, будто, навсегда врезалась в его черты. Казалось, что за те недели, которые прошли с их последней с йогом встречи, он постарел еще лет на десять.
- Папа?
- Прости, сынок. Прости, что я не нашел сил сделать это раньше. Он поднял дробовик и направил его Джейсону в голову, затем шагнул вперед и приставил дуло к его виску.
- Спасибо, пап. Я надеялся, что ты меня найдешь. Я люблю тебя.
- Я тоже тебя люблю, сынок.
Боль пронзила живот Эдварда, когда скальпель глубоко вошел в его тело. Кровь и желчь хлынули из раны, когда Джейсон резким движением снизу вверх рассек ему внутренности до самой грудной клетки. Затем Джейсон схватил дуло дробовика и за долю секунды до выстрела отвел от своей головы. Заряд попал Арджунде прямо в грудь, разметав его внутренние органы по стенам помещения. Дробовик с лязгом упал на пол.
- Почему, сынок?
- Ты семнадцать лет наблюдал мои ежедневные страдания. Ты когда-нибудь задумывался, каково мне было? Ты не убил меня, потому что не хотел расстраивать маму. Поэтому ты позволил мне страдать. Я хочу, чтобы ты узнал, каково это.
Рана в животе была смертельной, но убьет его не сразу. У него будет несколько часов, чтобы испытать все те муки, которые Джейсон желал ему испытать перед смертью. Эдвард смотрел в глаза сыну, когда тот вытащил скальпель у него из живота и принялся кромсать ему лицо. В этих глазах не было ничего разумного или человеческого. Он никогда не понимал, как мальчик мог так долго терпеть такую боль. Врачи сказали Эдварду, что его сынок проживет не больше года. Но каким-то образом Джейсон дожил до семнадцати лет. Каждый год отнимал у него все больше человечности и делал его все менее похожим на окружающих его людей. Беспомощность Эдварда была отчасти связана с тем, что он никогда не мог понять своего собственного ребенка. Теперь он поймет. Теперь он, наконец, познает его боль.
КОНЕЦ