Когда я очнулся, я был уже дома. Лежал в собственной кровати, перемотанный мягкими пахучими тканями, раздираемый жуткой болью. Сколько прошло времени с того момента в лесу, я не знал, но мне казалось, что минула вечность. Открыв глаза, я увидел Веренну, угрюмо копошащуюся в украшенном тонкой резьбой комоде, стоявшем сразу слева от кровати. Я позвал ее по имени, по крайней мере, попытался позватьвместо слов из моей груди вырвался сдавленный стон.
- Мальчик мой!нянька кинулась ко мне, прикоснувшись теплыми ладонями к моей левой руке.Ты очнулся, Риман?! Мы так испугались, Господи, помоги.
- Яслова давались с трудом.Сколько дней спал?
- Дней?Веренна удивленно воззрилась на меня.Вы приехали Тебя привезли не больше шести часов назад. К тому времени, один из егерей, кажется, его звали Кен или Джен, уже приехал из Майнца с лекарем.
- Йен.
- Что, мой мальчик?
- Егерь имя Йен.
- Как скажешь, Риман, как скажешь,губы няньки мелко дрожали.Мы все очень испугались! Боже, как страшно,Веренна начала плакать.Ты бы видел мать Я думала, она не выдержит даже милорд Гереон с трудом ее утешил.
Я слышал быстрые шаги где-то справа. По коридору шел человек, стремительно приближаясь к моей комнате. Даже не шел, а почти бежал, вероятно, привлеченный громким голосом Веренны. Наверняка это отец, мать или кто-то из сестеря никак не ждал, что первым, кого я увижу после няньки, окажется Эм. Но это была она. Именно Меридит бежала по широкому коридору Вакернхайма, стуча ботинками по каменному полу. Она вбежала в комнату и бросилась к моей кровати.
- Миледи, Риман проснулся,пробормотала Веренна.
Эм стояла справа от меня, так близко, что я чувствовал запах ее волос и кожи. На слова няньки она не обратила внимания, будто и вовсе их не слышала.
- Это было так страшно, Эр,дрожащим голосом произнесла она.Т-т-тебя привезли на волокушах, укутанного в пушистые меха, п-п-пона плакала. Я видел крупные слезы, бегущие по гладким щекам Меридит.Пахнущего смертью. Твой отец был весь в крови. Крик поднялся ужасный,теперь Эм рыдала навзрыд.Кто-то к-к-кричал «Боже! Боже!» Когда я увидела тебя, подумала, что т-т-ты мертв. Я ПОДУМАЛА, ЧТО ТЫ ПОГИБ, ЭР!она вцепилась в мою руку, обливаясь слезами.ЭТО Б-БЫЛО ТАК СТРАШНО, ЭР!Эм кричала, содрогаясь всем телом.
В комнату вбежали моя мать и отец. Эдит тут же начала рыдать вместе с Меридит, в один голос они твердили, как им было страшно. А мне было больно, очень и очень больно. Я видел, как отец обнимает и аккуратно выводит из комнаты Эм с моей матерью. Через несколько мгновений, он вернулся, подошел ко мне и крепко сжал мою руку.
- Ты молодец, Эр. Я тебя люблю.
- И тебя мэйн.
- После того, что случилось, это мне стоит называть тебя мэйном, сын,отец слабо улыбнулся и еще крепче сжал мою ладонь.Отдыхай. Лекарь сказал, что выздоровление займет немало времени. Но ты поправишься. Ты обязательно поправишься, Эр.
- Я поправлюсь, отец.
Отец ушел, оставив меня с Веренной. Старая нянька заботливо хлопотала у моей кровати, привычно бормоча под нос неразборчивые фразы. Я закрыл глаза и постарался не думать о страшной боли, тяжелым грузом навалившейся на мое тело и разум. Но боль была и никуда не собиралась уходить. И теперь она была не только физическойлицо Эм стояло передо мной, скрываясь за темной пеленой век. Заплаканное лицо с глубочайшей печатью горя. Я слышал, как она кричит «Это было так страшно, Эр!» вновь и вновь, повторяет эти ужасные слова, захлебываясь горечью утраты. И эта картина в моей голове была настоящей раной, куда страшнее той, что нанес мне волк.
*
Лекарь из Майнца говорил, что на выздоровление уйдет очень много времениволк разодрал мой бок, сломав пару ребер, и бедро, серьезно повредив и раздробив кость. Врачеватель, которого звали просто Теор, приходил в наш дом каждый день, утром и вечером. Мужчина внимательно меня осматривал и ощупывал, задавал одни и те же вопросы, например: «Как вы себя чувствуете, милорд?» или «Не появилось ли у вас неприятного привкуса во рту?» Я одинаково, изо дня в день, отвечал на большинство вопросов приставучего лекаря, что его, несомненно, должно было радовать. Но некоторые мои ответы, в особенности на вопросы, болит ли у меня вот тут и тут, которые неизменно сопровождались тычками Теора в искалеченные волчьей пастью части моего тела, определенно не радовали целителя. Вероятно потому, как я понял позднее, что мои ответы менялись слишком быстрочерез неделю бок практически перестал болеть, а нога при контакте с холодными пальцами лекаря, отзывалась уже не такой острой болью, как несколькими дня ранее. Сначала Теор выглядел удивленно, затем он начал хмуриться, все сильнее с каждым днем. И, в конечном счете, он окончательно потерял самообладание, пытаясь найти логическое объяснение происходящему. Восемнадцатого октября 1499 года он позвал отца в мою комнату, распахнул мягкое одеяло, укрывавшее меня с головы до пят, и начал, заикаясь, рассказывать Гереону Фронсбергу о стремительно затягивающихся ранах на теле его сына.
- Милорд!уверенно начал целитель, и тут же потух и замямлил.Это Я не знаю, как такое может быть, милорд.
- Что не так, Теор?
- Вы разве не видите? Милорд, раны Римана Ваш сын поправляется настолько быстро, что даже самый смелый мой прогноз на фоне его выздоровления выглядит жутким проклятием. Я не
- Разве это плохо?отец твердо смотрел на лекаря.
- Нет-нет, милорд. Это замечательноТеор мялся в нерешительности.Но я Не понимаюмужчина аккуратно подбирал слова.Так не бывает, милорд,наконец выпалил он.
- Что это значит? Так не бывает? Но ведь так есть, и ты сам этому свидетель.
Я не встревал в разговор, но чувствовал повисшее в воздухе напряжение. А еще я чувствовал, что врач напуган.
- Свидетель, дапротянул Теор.Я имею в виду, что обычно так не бывает То есть Такое невозможно ни теоретически, ни практически,отец открыл было рот, чтобы в очередной раз возразить, но лекарь опередил его, вскинув руки.Я говорю, что это Может быть чудо, милорд?
- Мы много молились о его выздоровлении. Всей нашей семьей. И семьей ван Хоффе.
- Да, да, милорд! О том я и говорю! Это настоящее чудо Господне!
- Бог всемогущ, Теор,отец говорил ровно и твердо.И его любовь способна на многое. Но никто об этом не должен знать.
- Э-э-э, простите?дернулся лекарь.
- Никто не должен знать о чудесном исцелении моего сына. Ты меня понял, Теор?
- Да. Да, конечно, как скажете, милорд,врач смотрел прямо перед собой отсутствующим взглядом.И даже церковь?
- В первую очередь церковь.
- Но быть может ваш сын новый мессия, милорд! Только подум
- Мессий нынче сжигают, называя колдунами,отец наклонился в сторону Теора, возвышаясь над ним, как туча над ягненком.Ты должен быть в курсе, разве нет? По всей Империи горят костры, и воняет жареным мясом.
- Яцелитель поник и сморщился.Я понял, милорд.
- Поклянись мне, Теор. Дай клятву в моем доме именем моей семьи.
- Вашей Милорд, я не
- Клянись!взревел отец.
Врач мелко задрожал, закрыв лицо руками. Он начал дергано креститься, произнося клятву.
- Хорошо. Ты не посмеешь нарушить обет Фронсбергов, Теорвсе клятвы имеют свою цену. А цена этой высока. Помни об этом.
Глаза отца холодно блестели, когда он равнодушно взирал на лекаря. Теор гулко сглотнул, протараторил что-то на счет вечернего визита, глубоко поклонился и вылетел прочь из моей комнаты. Гереон посмотрел на меня и просиял.
- Он точно будет молчать.
- А почему ему надо молчать, отец?
- Потому что люди,он присел на край кровати,по натуре злы, Эр. И пугливы, очень, очень пугливы. Узнай они про тебя и твое невероятное исцелениене избежать проблем. Люди боятся того, что не в силах понять. Но страх же может все исправить.
- Как?
- Про нашу семью ходит множество слухов. И не все из них хорошие. Одну легенду о нашем предке простой люд любит больше всего,отец задумчиво уставился в потолок.Кажется, она про моего прапрадеда. Вакернхайм старый замок, а у каждого подобного места есть свои секреты и тайны. Одна из таких тайндавно заброшенная тюрьма, расположенная сразу за погребом, ты ее видел,я кивнул.Поговаривают, что старый Фронсберг любил пытать крепостных, что в тюрьме замка погибло больше человек, чем во времена чумного Майнца. Не знаю, правдива ли эта легенда, но народ ее боится,отец улыбнулся.И наш общий друг Теор точно слышал об этом месте.