- И тогда,сказал старик,множество вещей, известных ранее и открывшихся мне в последние дни, образовали единую картину. Даже не картинуидею. Замок Денби, Розмари-Мона, рассказ Генри о человеческих душах. Найденный мной мальчик, который на первый взгляд наводит жути своей скромностью и замкнутостью. Ваше предложение об изменении древа Фронсбергов. Я уже давненько думаю об этом И чем больше думаю, тем больше красок я вижу в этой идее.
- Значит, у тебя уже есть какой-то план?я испытующе смотрел на старика.
- Да, приблизительный.
- Расскажи мне о нем. Каков наш первый шаг?
Чарльз удовлетворенно расплылся в улыбке:
- Бенедикт должен умереть в тот день, когда к нам придет письмо из Вакернхайма, завещание Рональда Майкла,я кивнул.Но надо обеспечить его семьей. Жена, и пара детей
- И один из его вымышленных детейтвой Джонатан?
Старик весело хлопнул в ладоши:
- Именно так, Господин!
- А дальше?
- А дальше,глаза Чарльза сверкали,вдова постепенно сходит с ума.
* * * * *
Мы посвятили изрядное количество времени продумыванию деталей и созданию достоверной и реалистичной истории в будущем несчастной семьи. Нам предстояло не просто придумать ужасающую и леденящую кровь легенду, а создать место, держащее в страхе целый город и близлежащие феоды. Место, отмеченное на всех картах черепом с костями, проклятый особняк, наполненный воем мертвых детей, кошмарами, безумием. И это как минимум
Вместе со стариком мы проделали большую работу, создали личность жены Бенедикта и трех его детей. Я настоял на троице, так как заранее определил для себя предназначение каждого ребенка. Элизабет была придумана для того, что бы привнести еще больше достоверности в жуткую историю. Маленькая девочка, погибшая от смертельной болезни, должна была послужить дополнительным топливом для костра сумасшествия ее матери. Джонатаносновная фигура, наряду с обезумевшей вдовой, изначально предполагаемая Чарльзом. А Рональд Вильямисключительно мое детище. Предназначение надменного выродка было неоднозначно: во-первых, он должен был стать владельцем дома в Лондоне, который я уже хотел было продать за полной ненадобностью, а во-вторых, его жесткость и жажда насилия стали заключительным штрихом в нашем совместном творчестве. Так художник, закончив картину ночного пейзажа или города, вдвое дольше работает над тенями, чтобы придать рисунку глубину и атмосферу.
Мы составили максимально подробный план действий, пытаясь учесть все возможные варианты развития событий. Наш тщательно проработанный ход истории включал в себя участие двух посторонних людей, Стивена Шертона и Генри Блэкстоуна, основная роль которых заключалась в обеспечении реалистичности происходящих событий, а второстепенная, если повезет, в распространении слухов. Этот тычок пальцем в небо оказался более чем оправданныммистер честерский врач являлся неисправимым болтуном. Однако в начале августа 1742 Блэкстоун неожиданно пропал; он не появлялся в «Дэрристере» практически два месяца. К середине сентября Чарльз едва держал себя в руках готовый в любой момент поддаться панике. Но, спустя еще полмесяца, отчаявшийся МакУэйд вновь отправился в трактир загадочной Моны. И там, за роскошной стойкой из темного дерева старик увидел хмурого и заметно поседевшего Блэкстоуна. Хромоногий инвалид поведал Чарльзу историю своего несчастного случая, постоянно охая и кривясь от боли. Мой верный старик был рад видеть своего давнего знакомого, но не потому, что переживал о его неожиданном длительном отсутствии и благополучии. Генри был важной составляющей нашего идеального плана. С осени 1742 года Чарльз начал рассказывать Блэкстоуну истории о жизни в Гренсфорде, чего он ранее благоразумно не делал. Старик говорил о счастливой семье Фронсбергов, сильном отце, доброй матери и таких разных, но горячо любимых детях, попросив своего собеседника при этом особо не распространяться относительно замечательных господ МакУэйда.
Пока Чарльз проводил время за стаканом густого эля в «Дэрристере», я написал письмо Ортруну, в котором повелел моему давнему хранителю направить в Гренсфорд четырех «бергов». Берги представляли собой мою личную небольшую гвардию преданных бойцов, взращенных с раннего детства в условиях полного повиновения и жесткой дисциплины. В скором времени мне могли понадобиться сильные руки и преданные сердца. Четверка солдат прибыла в особняк в начале декабря 1742-го.
Весной 1743 года мы получили письмо из Вакернхайма. Пришла пора организовывать первые похороны. Но я не стал говорить Чарльзу заранее, какими они будутстарик наивно полагал, что мы будем закапывать в сырую землю Честера пустой деревянный ящик Но в гробу обязательно должен быть труп. Для этой цели я и вызвал бергов из Вакернхайма. Подобный подход, которому старина Чарли впоследствии выразительно ужаснулся, я использовал всегда, когда дело доходило до моих собственных искусственных похорон. Успех данного мероприятия, которое вполне оправданно можно назвать жертвоприношением, базировался на двух известных всем истинах средневековьяво-первых, нищих и бездомных никто не считает, а во-вторых, их очень много в любом более-менее крупном городе. После того, как я получил запечатанный мной же пять лет назад конверт, я вызвал к себе одного из бергов и отдал ему короткий приказ: «Найди мужчину средних лет». В ответ покорный солдат резко кивнул, развернулся на каблуках и отправился на поиски своей жертвы.
Похороны прошли гладко, могу сказать наверняка, хотя сам я на них и не присутствовал. Если не считать мрачного взгляда Чарльза, которым он настойчиво сверлил меня на протяжении пары последующих месяцев, то все шло в точности по плану. Лишь одно обстоятельство в тщательно сфальсифицированной смерти Бенедикта меня угнеталомне пришлось пожертвовать одной из лошадей. Я долго противился этому, но дотошный старик, в конечном счете, убедил меня в необходимости приношения обозначенной жертвы. Печальный факт.
Следующим этапом становления нашей истории был визит врача в Гренсфорд. На роль постепенно сходящей с ума Оливии мы выбрали тридцати четырех летнюю кухарку, десять лет назад приведенную в особняк бойким домоправителем. С Элизабет было немного сложнее, пришлось поискать подходящую девочку среди крестьянских семей, принадлежащих к феоду. В итоге, к назначенному сроку мы нашли идеальную кандидатку, получили согласие ее семьи, щедро одарив их золотом, рассказали ей о ее роли в нашем небольшом спектакле. Девочка страдала серьезным искривлением позвоночника, но подобное заболевание было нам только на руку. Было даже интересно, какой вердикт вынесет мелкий честерский врачеватель, основываясь на собственных наблюдениях и поддельной панике Чарльза.
К концу октября 1745 года все было готовоактеры Гренсфорда заняли свои места, а главный герой настоящей сцены поехал в город за врачом.
Но не все прошло гладко.
Точнее, если говорить о создании нашей легенды, то все прошло идеально. Чарли и Шертон приехали в Гренсфорд к полудню, шел проливной дождь, наводящий дымку обреченности и таинственного страха на серый особняк. Они проследовали в комнату Лжеоливии, где наша верная кухарка со странным именем то ли Айя, то ли Аия, резким приветствием отправила их в спальню Лжелизи. Затем, мужчина и старик провели полчаса в комнате с крестьянской дочкой. Чарльз с замиранием сердца следил за тем, как олух-костоправ недоуменно крутится возле своего саквояжа, задавая невнятные вопросы и получая на них заранее отрепетированные ответы. Девочка безупречно справилась со своей ролью, а МакУэйд в паре с врачом вернулся в спальню Оливии. Я находился в соседней комнате и прекрасно слышал по-театральному громкий диалог между Шертоном и «безумной вдовой», и едва не засмеялся, когда деревенский болтун диагностировал чахотку у вполне здоровой девочки. В итоге ошарашенный и откровенно напуганный пустослов, спасаясь, покинул Гренсфорд и, подобно крысам, разносящим чуму, понес с собой весть о страхе, обитающем в древнем доме.
Я напряженно сидел в удобном кресле и не менее напряженно смотрел в окно, обдумывая и анализируя все произошедшее. Шертон с минуты на минуту должен был покинуть мрачный особняк, и я ждал возвращения Чарльза, чтобы разделить с ним мои мысли и обсудить наш следующий шаг. Большая часть дела была сделана. Теперь мы рассчитывали, что врач начнет распространять жуткие слухи, поделившись ими в первую очередь со своим напарникомГенри. Параллельно с этим, старик продолжит посещать «Дэрристер», рассказывая Блэкстоуну о том, как разворачивается ситуация внутри Гренсфорда. В конечном счете, к 1747 году МакУэйд в диалоге с хромоногим психологом должен будет подытожить свои in vivo наблюдения, сказав, что вдова окончательно сошла с ума.