С кем ты там разговариваешь? послышался с крыльца голос Оксаны.
Оксан, это я! отозвался Сергей. Слушай, а у Витьки, температуры, часом нет?
Витя, пойдем в дом! раздалось над самым ухом инженера.
Он обернулся, но ничего не увидел. В другую сторонуи опять ничего. Потом, пригляделсявозле ребенка пространство как-то подрагивало. Это было похоже на то, как поднимается горячий воздух от раскаленного солнцем асфальта. Только сейчас этот воздух имел форму, чем-то напоминающуючеловека!
Сергей сам испугался своих мыслей и немного опешил. Присмотревшись получше, обнаружил, что силуэт имеет оттенки. Именно оттенки. Будто с картинки высосали цвет, почти полностью, оставив лишь полупрозрачный намёк, от которого ни «холодно ни жарко». Словно пытаешься вглядеться в очень старую, выцветшую картину. Булавину стало страшно, и он инстинктивно схватил мальчишку за руку.
Пойдем, пойдем! снова раздался знакомый женский голос. Завтрак стынет.
Тонкие пальцы мальчика словно выплыли из ладони Булавина. Они были будто в мыленеуловимы, за них просто невозможно было уцепиться.
Инженера начала охватывать паника. Он вскочил, озираясь, будто загнанный и перепуганный лис, похлопал по карманам, в надежде нащупать сотовый и вызвать, то ли полицию, то ли скоруюна тот момент ещё не решил, но телефона не оказалось на месте. Тогда он со всех ног бросился наутёк. Забыл о мальчике, которого увело «непонятно что», о брате, который тоже мог стать жертвой неведомого фантома, о родителях
Он просто бежал, охваченный ужасом. Бежал сквозь пустырь, то и дело, задевая, то плечами, то головой, зарлапившиеся листья пожухлой амброзии. Миновав поле и двор, в котором вырос, буквально влетел на второй этаж своего подъезда. Спешно открыв замок, сам удивившись повиновавшимся пальцам, заскочил в квартиру и заперся на все возможные засовы. Выхватив из деревянной подставки самый большой нож, Сергей забился в угол кухни, между батареей и стиральной машиной, присел на корточки, чтобы стать невидимым через окно.
Сколько прошло временидаже боялся догадываться. Может минута, может час, может два, как в дверь постучали. Борясь с желанием забиться под мойку или попытаться утрамбовать себя в утробу стиральной машины, набрался мужества и выкрикнул шаблонное: «Кто там?».
Свои! раздался с обратной стороны входной двери, скрипучий голос Вайнштейна. Отпирай, потолковать надо!
Булавин несколько секунд колебался, но, всё же, собравшись с духом, поднялся, и медленно подошел к двери.
Дядя Груша? уточнил он.
Груша, Груша подтвердил голос.
Собачка цепочки покинула продолговатый паз, засов-шпингалет отполз в сторону, основной замок обернулся триждыдверь отворилась. На пороге стоял Григорий Вайнштейн и вертел в пальцах навершие своей неизменной трости.
Войти можно? поинтересовался старик.
Да, конечно растерянно ответил инженер и отступил на шаг влево.
Ты, что, кухарить решил? кивнул Вайнштейн на нож, по-прежнему зажатый в кулаке Булавина.
Что? А, это? наконец понял, в чем дело Сергей и смущённо потряс орудием своей обороны. Этотак
Ага, усмехнулся пенсионер. «Так» Пойдем, присядем?
Пойдем, согласился Булавин.
Ты, главное, не психуй, начал с наставлений старый еврей. Игрушку этуспрячь и слушай, да не перебивай!
Дядя Груша начал, было, инженер-энергетик, усаживась на стул, в то время как Вайнштейн мостился на жёстком кухонном диванчике.
Не перебивай старших, кому говорю! повысил голос дядя Груша. У тебя, наверное, сейчас много вопросов. На некоторые я могу дать ответы, которые тебе следует принять как данность! он серьезно посмотрел на Сергея, обозначив последнее слово легким хлопком ладонью по столешнице. Теперь, можешь начинать их задавать
* * *
Чует мое сердцечто-то случилось! безадресно, но чтобы все слышали, жаловалась Вера Кузминишна. Ну, чего он телефон-то не взял, хотя бы?!
Не до того было ему, буркнул сидящий по другую сторону стола, Владимир Иванович. Всё с ним нормально! Авось, не дитё пятилетнее! Загулял, наверное. Небось, сидит, в кабаке, да пиво жрёт! Паразит
Булавин-старший бодрился, но на душе у него тоже было неспокойно. После того, как Сергей ушёл от брата, дома уже не появлялся. Родители, само собой, обеспокоились, когда не застали сына в своей постели, вернувшись уже за полночь. Но тогда, Владимир Иванович не придал этому столь большого значения, сколь супруга. Подумал о том, о чём сейчас и говорил. Но отсутствие сына с каждым часом прибавляло тревожных мыслей, в чём, впрочем, он не сильно-то хотел сознаваться. В первую очередьчтобы не сеять панику, рассадником которой и так стала его жена.
«Паразит» перекривила его Вера Кузминишна. Мог бы с ним пойти вчера! Проводить, там, поговорить по-отцовски
Вера! воззрился на неё глава семейства и женщина смолкла.
Владимир Иванович терпел нападки и замечания сварливой супруги, но только до поры до времени. У него была своеобразная, трансформирующаяся от случая к случаю, энергетика. Он мог создавать впечатление рохли и тюфяка, и тогда жена наслаждалась дозволенным ей «мозгоедством». Но когда Булавин-старший, действительно, считал неуместными любые посягательства на его достоинство и главенство в доместановился холодным и твёрдым, как сталь. И вот тогда супруга превращалась в кроткую, покорную женщину. Владимир Иванович ни разу не поднимал руки на свою избранницу. Но ей хватало одного ледяного взгляда, чтобы понятьв данный момент лучше оставить все мысли и придирки при себе.
А я знаю, где дядя! вдруг разрядил напряженную обстановку Витюша, сидевший меж бабушкой и дедушкой, и сосредоточенно жевавший гречневую кашу с сосиской.
Где? хором набросились на него старики.
Во дворе, у мангала, спокойно ответил ребёнок и деловито отправил в рот очередную ложку не в меру разваренной крупы.
Ну, что ты фантазируешь? осудительно вопросила вошедшая в комнату Оксана. Давай, доедай, и компот, вот, пей!
Она поставила на стол стакан с рубиновым напитком и, убедившись, что в тарелке осталось всего на пару ложек, жестами показала сыну, мол, «поторапливайся». Ребенок лихо зачерпнул кашу ещё дважды и протянул матери пустую тарелку.
А он, правда, во дворе был! изрёк ребенок с набитым ртом.
Ага, покачала головой Оксана. Ешь молча! Брехло мелкое
Правда! пискнул пацан, и поперхнулся.
Ох, горе ты луковое! крякнул дед и принялся хлопать ребенка по спине, пока тот не прокашлялся.
Вот! Видишь? прикрикнула мать. А если бы задохнулся? Сколько раз говорилане разговаривай с набитым ртом! Весь в отца
Хм Только вот, в какого? прошептал Владимир Иванович себе в усы, когда слова уже не могли угнаться за скрывшейся на кухне женщиной.
* * *
У меня в голове не укладывается, признался Сергей. Как так-тоумер. Я же здесь! Я же живой!
Да, здесь. Но, живой ли? прищурился Вайнштейн, потом схватил нож и, с быстротой несвойственной старику, вонзил Булавину в плечо. Что есть жизнь? Ты никогда об этом не задумывался?
Он вынул из плоти собеседника нож и положил обратно на стол. Сергей, наверное, должен был упасть без чувств, хотя бы от шока. Однако, лишь на секунду ощутил испуг. Потом вновь воцарился эмоциональный штиль. Он пощупал рукураны не было, только надрез на рубашке.
Так, что такое жизнь? повторил вопрос Вайнштейн.
Жизнь замялся инженер. Это жизнь! Что за дурацкие вопросы?
Это они тебе кажутся дурацкими. Пока кажутся Вот, пробудешь здесь какое-то времяначнешь смотреть на эту «дурость» совсем по-другому.
А где этоздесь? наконец Сергей задал вопрос, которого ждал от него сосед.
Во-о-от! протянул старик. Ты начинаешь спрашивать о правильных вещах! Но никто не знает, где это «здесь».
Тогда на кой чёрт эти вопросы, если никто, всё равно, ничего не знает? возмутился Булавин.
Старик, почесал аккуратно остриженную бороду, улыбнулся. Ему было безмерно радостно, но виду он, конечно, не подавал. Лишь глаза В них явственно читалось бездонное одиночество. Не нужно быть психологом. Достаточно просто в них взглянуть. Но, теперь в выцветших от времени голубых колодцах загорелись огоньки надежды. Он встретил того, кого знал при жизни, хоть и разница в возрасте по ту сторону смерти казалась огромной. Но здесь это не имело значения. Значение имело лишь то, что у него появился новый собеседник. А здесь это ценилось гораздо больше, чего бы то ни было. Старик зналв отличие от других, у Сергея найдётся достаточно причин, чтобы остаться тут надолго. Чувствовал. А чувствам доверять уже научился.