Сильно поругались?
Да, так. Не очень. Бывало и хуже.
Есть свидетель, который утверждает, что вы подрались.
Ну, слегка, не стал лукавить Булавин.
Вы считаетеэто нормально? непонятно зачем, спросил Игнатов.
Слушайте, вздохнул Николай, ну, поругались. Ну, дал я ему по щам разок. Такое бывает. Или вы думаетея его убил?
А кто говорит об убийстве? не преминул подловить следователь. Пока нет тела, ваш братпропавший без вести. А вы можете пролить свет на этот вопрос?
Вы, если меня подозреваететак и скажите. Окей? насупился Коля.
Если бы я тебя подозревал, ты бы уже в КПЗ сидел! спокойно, но довольно грозно проговорил Игнатов. Я хочу знать всё. Я тебе честно скажуя не догадываюсь, где его искать и с какого конца за это дело браться. Так что, будь добрне выкаблучивайся и давай начистоту! Что вы не поделили?
Мой сын от него, не стал отнекиваться Булавин и сразу выдал столь весомый козырь козырь, благодаря которому следователь мог засадить его в тюрьму, без шансов на иной исход судебного разбирательства. Николай знал это и, всё же, сказал.
Охренеть, не поверил Игнатов. А ты понимаешь, что это мотив. Да, ещё какой мотив!
Понимаю, спокойно признался Булавин. Но я его не убивал. Мы поругалисьон ушёл, чтобы не нагнетать. Собирались поговорить утром. Но я его больше не видел. Это всё, что я могу сказать. Хотитезабирайте! он вытянул вперёд руки, кивая на запястья.
Эх, дурак ты! выдохнул Игнатов. Езжай, вези свою минералку по ларькам. А про эту историю с сыномлучше помалкивай.
И вы меня не арестуете? усмехнулся Коля.
Арестую. Если буду уверен, что ты своего собственного брата завалил. А пока я в это не верю, серьёзно отчеканил Игнатов. Но, по первому звонкуко мне. Ясно?
Ясно, кивнул Булавин, поднялся с ящика, пожал протянутую ему жилистую руку и зашагал к своей «Газели».
Игнатов понималлюбой другой на его месте счёл бы откровенность Николая Булавина подарком судьбы и уже вскоре закрыл бы дело. Но Семён был другим. Он, в отличие от большинства коллег, верилсидеть должен лишь виновный. Невиновным за решеткой не место. И за это убеждение его тихо ненавидели в родном управлении. Всегда ненавидели
* * *
Лена проснулась от лязга металла. Железная дверь хлопнула этажом выше, но девушке показалось, что шум рождался прямо у неё под ухом. Всю ночь она провела, свернувшись калачиком в углу лестничного пролёта, между вторым и третьим этажами. Ей было страшно на улице и, в то же время, не хотелось домой. Подъезд был чем-то пограничным. Ни то, ни сё, примерно как и сама Лена. По крайней мере, она себя так ощущала. Ещё не вещью, но уже не человеком. Она была никем. Уже была
Никем становятся тогда, когда перестают быть кому-либо нужным. Нужным, не для чего-то, а просто так Сначала была нужна маме. Потом, когда мамы не стало, Диме. По крайней мере, сама себя хотела в этом убедить. Ведь после смерти самого близкого человека у неё не осталось защиты от этого мира. А ей она была очень нужна, и потому девушка увидела то, что захотела увидеть, в том человеке, который, вскоре, лично для неё, стал опаснее всей враждебной действительности вместе взятой. И вот теперь, когда пропала даже иллюзия защищенности, мир нанёс свой удар. Чтобы жить, нужно обречь на гибель ни в чём неповинного человека. Заставить взять на себя вину, в миг превратившегося для неё в монстра, сынка главного городского полицейского. Того, в ком видела новую опору. Того, кто в итоге принёс погибель
Девушка потёрла заспанные глаза, ноющие лодыжки. После своего похищения она бесцельно бродила по городу, в попытках понять, как собрать воедино разлетевшуюся на куски жизнь. Вернувшись во двор глубоко за полночь, Лена захлебнулась в очередной истерике. Не дойдя до собственной двери всего один пролёт, сползла по стенке и отдала сознание ночи без сновидений. Теперь, спустя пять с половиной часов, она нашла, наконец, в себе силы подняться и преодолеть не пройденный вчера путь. Ключ повернулся в замке дважды, и Лена ступила через порог.
Сбросив туфли, на цыпочках пробежала в свою комнату. Хотелось закрыться ото всех: от похитителей, грозивших смертью, от отчима, превращающего каждую минуту в очередное испытание на прочность, от света, от тьмы, от воздуха Она снова чуть затянула на шее платок. «Жизнь Что есть жизнь?»подумала она. «Лишь время, лишь миссия, которой у меня нет».
Лене страшно захотелось смыть всё, что так измарало саму душу за последние месяцы. Она стянула с себя одежду, завернулась в полотенце, и так же, на цыпочках, метнулась в ванную. Сев прямо на холодный металл, открыла оба крана и снова свернулась калачиком, крепко обхватив колени. Вода предательски долго не хотела становиться тёплой. Холодные струи били юную плоть, но сейчас Лена воспринимала это, как заслуженное наказание. Это за всё За уход отца, за приём в разрушенную семью отчима, за смерть мамы. По факту, она не была виновата ни в чём. Но всё происходило вокруг неё. Значит, в той или иной степени, она причастна, а значитесть за что себя винить. А ещё в смерти того мужчины, что просто угостил её бренди. Если бы не она, то был бы жив. И тогда не пришлось бы рушить судьбу ещё одного человека. Господи! Она виновата ещё и в этом. Скоро станет виновата
Нетрешила для себя девушка. Она не станет этого делать! Она не станет игрушкой, вещью, тряпкой, которой собираются вытереть растекшееся по полу дерьмо! Оначеловек. Должна была всегда им быть, но не была. Но ещё не поздно стать! Никогда не поздно
Лена решительно закрутила краны, так и не дождавшись пока вода как следует нагреется, промокнула покрывшееся мурашками тело, вновь замоталась в полотенце и, выпорхнув из ванной, столкнулась нос к носу с отчимом. Лицо Олега казалось перекошеннымявно сказывалось выпитое сегодняшней ночью.
Отчим начинал пить, как только продерёт глаза, днём заваливался спать, а вечером, как правило, продолжал алкогольный марафон. По утрам был зол, тем паче, если в холодильнике не оставалось спиртного, после давешней попойки. Чаще всего, пил один, а вечером, примерно в половине случаевс одним-двумя собутыльниками. Иногда среди них были и женщины. Иногда и проститутки. Как правило, дешёвые и, само собой, страшныете потаскухи, которые удовлетворяют дальнобойщиков, по десять пятнадцать человек за смену. Сейчас, судя по особенно недовольному виду, и потаскух накануне не было и выпивки не осталось, даже на придание сил для похода в магазин за новой порцией горячительного. А потому, Олег находился далеко не в самом благодушном расположении.
Что, явилась, сучка малолетняя?! вырвалась из пересохшего рта очередная порция яда.
Олег, иди на хер! бросила Лена первое, что пришло в голову. Что, опять похмелиться нечем? Бедненький! почти ласково, но, само собой, издевательски вопросила девушка. Ну, ничего. Скоро придут твои дружки-алкаши, принесут тебе сладенького. Или не придут? Может, ты на хрен никому не нужен, а?
Лена сама не ожидала от себя такой дерзости. Однако, огня добавило принятое решениеона станет человеком! И никакой отчим, никакие бандиты, никакой Дима не будут обращаться с ней, как с дерьмом! Она сделает из себя ту, кем могла бы гордиться мама. Ведь, она оттуда всё видит
Что? взревел отчим. Ты как, тварина мелкая, разговариваешь? Ты что, думаешь, если ты у этого ментовского выкидыша за щеку берёшь, тебе всё позволено, тварь?
Олег выбросил вперёд руку, в попытке зарядить падчерице звонкую пощёчину. Однако, с похмелья его движения тянулись медленно, а потому девушке хватило реакции для того чтобы увернуться.
Иди на хрен! крикнула она и попыталась проскочить мимо, юркнуть к себе в комнату и закрыться на замок.
Сейчас ты у меня на хрен пойдёшь! прошипел разъярённый мужчина, схватив девушку, одной рукой за мокрые волосы, другой за полотенце, овитое вокруг тонкого тела.
Олег буквально швырнул падчерицу в комнату. Девушка полетела кубарём, остановившись, лишь врезавшись в боковину дивана. Махровый прямоугольник, прикрывавший девичью наготу, остался в руке Олега, ещё мгновение стоявшего в дверях, а потом сделавшего уверенный шаг в комнату.