Константин привез его к кампусу РУДН. Чем ближе они подъезжали к месту обитания Nomadа, тем бледнее становился фельдшер. Лицо его омертвело, стало серым, глаза потухли, ввалились. На лбу выступила испарина. Челюсти судорожно сжались.
Там, указал он на здание, разукрашенное во все цвета радуги. Дальше не могу, извини.
Спасибо вам за все.
Погоди, Фельдшер наклонился к заднему сиденью, сунул Илье сверток. Оденешь.
А потом кивнул и рванул с места, стирая покрышки. Илья зашагал вдоль изгороди, косясь на корпуса университета. Его цель лежала дальше. Если верить дяде Косте, это был детский гематологический центр. Большие, раскрашенные во все цвета радуги корпуса напоминали гигантскую игрушку конструктор.
Илья шел вдоль изгороди, поглядывая по сторонам. Почти все его внимание было поглощено силуэтами больницы. Поэтому, когда навстречу пронеслись два чернокожих парня, что-то вопя, он еле увернулся от столкновения. Да, на улице творилось неладное. Илья заметил две аварии, причем возле одного места столкновения водители сцепились насмерть. Никто их не разнимал, и никому они были неинтересны; студенты-иностранцы бродили вокруг, словно ходячие мертвецы из одноименного фильма. Кто-то сидел прямо на проезжей части, перебирая в руках карманные вещи. Кто-то прыгал на одной ноге.
Надо спешить. Илья перелез через ограду и побежал по газону напрямик. На ходу он развернул сверток, который оказался халатом, напялил на себя, кое-как застегнулся. Что-то шевелилось на газоне вокруг него. Размытые пятна. Илья изо всех сил старался не смотреть в ту сторону, но вот одно пятно дернулось и издало мычание, исполненное боли и тревоги. Поодаль бегали кругами люди в белом. Кто-то стоял, взявшись за руки; оттуда был слышен вой на одной ноте, мычания, отрывистые горловые звуки, словно Илью занесло на скотобойню. Один раз мимо пробежало нагое визжащее тело.
Сердце бешено колотилось в груди, нагоняя в кровь лошадиные порции адреналина. Похоже, разум покинул это место. Но вот он миновал центральный вход. Крадучись, пробрался мимо регистрационной стойки, из-за которой доносилось тошнотворное чавканье, а потом юркнул в главный холл. Свет горел повсюду, но больница казалась опустевшей. Повсюду виднелись следы погромаперевернутые каталки, стойки с медикаментами, лужи
Илья опустился на скамью возле газетного киоска. Тишина жужжала электрическими лампами. Илья долго смотрел на своичужиеладони и пересекавшие их под разными углами линии.
Вспоминай, прошептал он. Ты должен вспомнить.
Наша память имеет одно полезное свойство: она задвигает в дальний ящик все то неприятное, что когда-то случалось с нами в жизни. Какие-то плохие поступки, передряги, обидные слова или просто слезы, пролитые нами в любой ситуации. В отличие от хороших воспоминаний, плохие как бы растворяются в общем массиве информации. Но, конечно же, они никуда не исчезают и остаются с нами до самого конца. И вызвать их к жизни порой не так легко. Но можно.
Вспоминай.
Мне нужен якорь. Какое-то яркое, четкое воспоминание. Запах или звук. Ощущение или картинка. Он мял ладони, как глину, пока, наконец, не понял. Это вещь. Да, та самая, что он взял с собой из заброшенной квартиры Зеро. Он достал эту вещицу, повертел в руках, щупая кончиками пальцев поверхность. Это помогло: пальцы помнили. Где-то, глубоко в недрах памяти, далекий пыльный ящик выдвинулся в сторону. И ему открылось содержимое.
Илья вскочил. В паре шагов от него стояла женщина. Стояла и смотрела исподлобья, медленно шевеля пальцами рук. В этих движениях было что-то такое, от чего хотелось кричать. Огромных усилий Илье стоило не сорваться в спринт. Через минуту женщина повернулась вокруг своей оси и сомнамбулой пошаркала по коридору: у нее была обута только одна нога.
Вытерев пот со лба, он перевел дыхание.
Итак, вспомнил. Теперь он знал, кто такой Nomad.
Следуя замысловатыми коридорами, переходами и лестницами, Илья прошел в детское онкологическое отделение. Начиналась область темноты. Многое здесь казалось ему знакомым. Как картинки из позабытого сна. В ночном полумраке нарисованные на стенах мультяшные персонажи темнели вздутыми, бесформенными массами. Стоял сильный запах ароматизатора. Илья медленно шел по коридору до поста дежурной сестры. Дежурной на месте не оказалось. Разумеется, его самого сейчас видно с камеры наблюдения, но это не важно.
У поста коридор превращался в развилку, от которой можно было пройти в отделения для больных разной степени тяжести. Илья направился в крыло для «тяжелых». Здесь ярких красок было еще больше, словно он шел по развлекательному детскому центру, а не месту, которое становилось для многих последним пристанищем. Небольшой пролет оканчивался дверью из матового стекла, которая мягко поддалась под нажимом плеча.
Илья хотел было сделать шаг, но почувствовал, как что-то натянулось под давлением его ноги. Внизу белела толстая нить, протянутая между ножками скамей. Взгляд Ильи заскользил по всему пространству покоя.
Это напоминало лабиринт. Над полом были протянуты разноцветные нитки, которые кто-то привязал к каталкам, сиденьям, стульям, автомату для водыко всему, что было прочно зафиксировано на одном месте. Нити пересекались под немыслимыми углами, переплетались между собой, наматывались одна на другую, перекручивались. Некоторые порвались и лежали на полу, повисшие на соседних нитках.
Илья аккуратно приподнял ногу и пошел дальше. Для каждого шага теперь следовало выбирать место. Уровень сети поднялся до колен. Пару раз Илья чуть не упал, но чудом удержал равновесие. Из покоя можно было попасть в палаты, и он поискал нужный номер. Ага, еще немного. Здесь было посветлее. Горел ночник. Пространство заливал мягкий чайный свет. И ни души.
Он заметил, что на нитках болтаются нанизанные клочки бумаги. Нитки также были протянуты и в палаты. А какие-то из них, словно паутина, тянулись к окнам. И теперь нити пронизывали собой все пространство покоя, от пола до потолка. Илья стоял среди их переплетений, разглядывая обстановку. Взгляд его перебегал по табличкам на дверях палат с именами пациентов, но нужной палаты почему-то не было. Тогда внимание Ильи снова переключилось на нитки. Он осторожно дотронулся пальцем до ближайшей. Та задрожала, как туго натянутая струна. Он провел пальцем по нитии ощутил знакомую вибрацию, похожую на ток под малым напряжением. Перевернул бумажку, на которой было написано: «Ферзь О».
Нить дрожала как живое существо.
Его ждали.
Илья взял в руку нить и пошел по ней вглубь приемного покоя. Миновал большинство палат и направился к дальнему концу. Здесь количество ниток превышало все разумные пределы, образуя массивные пучки, которые провисали под собственным весом, но Илью уже мало что удивляло.
Все нити тянулись к одной двери. Илья отбросил свою нитьнужда в проводнике отпала. Он вошел в палату.
Здесь было темно. Уличные огни отбрасывали блики на интерьер комнатки, посреди которой возвышалась большая кровать. Илья терпеливо ждал, когда глаза привыкнут. И вот из мрака стали проступать новые детали. Подвешенный под потолком телевизор. Прикроватная тумбочка, загроможденная посудой. Столик перед окном, одна створка которого была чуть приоткрыта. Облепленные плакатами стены. Пустая кровать белела развороченными простынями. Илья нащупал носком ботинка что-то на полу и увидел, что повсюду валяются игрушки. А нити, в таком огромном количестве собравшиеся в этой палате, были обмотаны вокруг пальмы, воткнутой в горшок.
Палата казалась пустой. Илья, затаив дыхание, подошел к изножью кровати, где крепилась выписка из истории болезни. Корявого врачебного почерка в потемках было не разобрать, но ему нужно, непременно нужно убедиться, что
Не смей.
Протянутая рука замерла над выпиской. Голос был тихий, чуть приглушенный, но в тишине палаты прозвучал как вопль. Илья медленно выпрямился. Хрустнуло в пояснице.
Здравствуй сынок.
Мальчишка сидел на стуле, возле стойки с каким-то громоздким прибором. Он забрался туда с ногами, которые обхватил ладошками, а сверху положил голову. Лицо скрывала марлевая повязка. Голова белела лысым шишковатым черепом. Над повязкой поблескивали глаза. Они должны быть голубыми, припомнил Илья.