Мужчина сплюнул, глянул в сторону Ильи. Тот отвернулся. Мужчина отошел в сторону и его монолог потонул в шуме шоссе. Подошел автобусгрязный, окутанный выхлопными газами короб на колесах, под завязку набитый серыми лицами, словно плавающими в рассоле. Илья залез внутрь. Народ пихался и толкался. Пахло прокисшим потом, усталостью и отчаянием. С натужным кряхтением автобус поехал в горку. Илья заплатил за проезд, протиснулся в центр салона и закрыл глаза, постаравшись отключиться от реальности.
Спустя три остановки салон опустел наполовину. Автозавод. Илья занял место у окна. На пассажиров смотреть не хотелось. Ехать до следующего пункта назначения было с полчаса. Он, конечно, мог бы поймать маршрутку и долететь минут за десять, но в старом транспорте ему думалось как-то лучше. Благо, Nomad не подавал признаков жизнилишь колыхалась пунцовая нить, пуповиной связывающая их.
Оставался один день. Завтра кукловод потребует отчет. Илье уже «отзвонился» градоначальник и другиезахлебываясь, они докладывали о своих подвигах, а он холодно молчал в ответ. Директива пошла вниз по вертикали. Рабочие вовсю монтируют сцену. Составлен праздничный регламент. Федералы в курсе и пошли навстречу. Остальным рекомендовано в настоятельной форме на работу не выходить, а пойти на центральную площадьпублика мотивирована поощрениями, теми, о которых написано в инструкции. Объявлена беспрецедентная акция. Для каждого. Все это под эгидой единства и согласия. Тем, кто не в состоянии, смотреть митинг по телевидению: трансляцию запустят по все каналам, ровно на два часа.
Вероятно, там, на том конце трубки потели, кусали кулаки, комкали все, что попадалось под руку, от бумажек до подчиненных. Илья чувствовал эманации страха и раболепия, сочащиеся по телефонной линии. Они дергались, как марионетки, а соскочить не могли. Соскочатповалятся бездыханными.
Его внимание отвлек разговор двух старушек за спиной. Прозвучал номер той школы, куда он ходил на собеседование.
Сегодня всыпала своей свиристелке как следует.
За что?
Учительнице подгадила: весь школьный журнал изрисовала. Зараза маленькая.
Одна?
Говорит, это не она, а мальчишки с класса. Говорит, главный у них Колька. Да все вместе, наверно. Мне без разницы, все равно отодрала ее ремнем, чтобы неповадно было. Пусть знает.
Ну-ну а дочь что?
А что дочь? Ей некогда, впахивает с утра до вечера. Скинула мне и все.
Ну ясно.
Аленка ревела, конечно. В три ручья. В угол ее поставила и конфет не давала, и телевизора с Интернетом никакого. Вред один от этих интернетов-то.
Ой, страх, точно.
Старушки помолчали.
А что в магазине-то? Хлеб подскочил. И масло тоже.
Мне с деревни привозят, могу тебе отложить.
Да не надо, я уже купила. Потом может.
Снова пауза.
Как вам, крышу сделали?
Нет. Мастер приходил, составил акт, сказал, что надо сложиться дополнительно. Что в смете не заложено на ремонт.
Деньги клянчит. Алкаш поганый.
Наверно. И лифт еще сломался, а мне на седьмой этаж топать. Эх старушка вздохнула, шурша пакетом. А эти-то. По улицам ходят. Вчера видела. Идут, с нашивками своими, как в мундирах. Лица замотаны платками. А глаза, глазагорят прямо.
Снова пауза, на этот раз напряженная. Илья позабыл про дыхание, ожидая, когда ответит вторая старушка. Та отозвалась, понизив голос так, что он еле расслышал:
Видала я такое. Секта это. Язычники они, сатане служат.
Господи спаси Илье и не требовалось подсматривать, чтобы понять, что бабуля перекрестилась. Что за напасти.
Кто их разберет. При мне к парню подошли на крыльце и прямо у него изо рта сигарету выдернули. Хочешь, говорят, что-нибудь сказать? А он: нет. Молодец, говорят, и дальше пошли.
Совсем народ с ума сошел. Вот раньше-то, помнишь? Времени не было на всю эту ерунду, работали с утра до вечера. Нормально было.
Нормально. И в больнице вылечат, и по путевке ездили. Да.
Не то, что сейчас. Если звонит кто, я уже и двери не открываю. За пенсией на почту хожу.
Правильно.
Разговор тек вяло, как вода из проржавевшего крана, плавно переключаясь с цен на лекарства, с лекарств на цены, потом на политику и обратно. Потом одной старушке пришла пора выходить:
Ну, пока. Ты внучку-то особенно не тирань.
Разберусь. Смотри не споткнись.
Ну, Валерьевна!
Двери с грохотом распахнулись, народ ссыпался наружу, Илья обнаружил, что тоже пора выходить. Хотел разглядеть лицо старушки, но та отвернулась к окну. Уже когда автобус отъезжал, старушка на мгновение скользнула по нему взглядом, но Илье и этого было достаточно, чтобы определить. Она.
Автобус уехал, а он остался стоять возле швейной фабрики «Заря», расположенной на периферии двух районовпромышленного и спального. Фабрика была буфером, прослойкой. Илья прошел через пропускной пункт, позвонил с парадного. Тут же примчался молодой парень, жемчужно-улыбчивый и весь на глянце. Не затыкаясь ни на секунду, он провел Илью к своему боссу, и обнаружилось, что иметь дело Нефедову приходится с тем самым субъектом на замену, которого Nomad предложил, если первый, на джипе, заартачится.
Пять минут пустой светской болтовни, и вот они уже идут по цеху, где швеи строчат одежду из непромокаемого материала цвета асфальта, прилаживая к рукавам и на спины фосфоресцирующие нашивки.
Вот! гордо показывал директор. Процесс идет полным ходом.
Илья вертел в руках нашивку со знаком Восхождения.
До завтра успеете?
Если потребуется.
К ночи заберут всю партию. Подготовьте и упакуйте. Илья назвал количество требуемого товара и отдал образец.
Нет проблем, в глазах директора мелькнуло любопытство, но что-то удержало от вопроса, и он промолчал. Значит умный, заключил Илья. Пока не в братстве, но со дня на день будет.
Я рассчитываю на вас, сказал Илья и поспешил наружу.
23
Люди стекались в центр с самого утра. Вдоль главной городской площади выставили оцепление полицейских. Рабочие установили торговые ряды, сцену и аттракционы. Все выглядело празднично и нарядно, как на день города. На огромном плакате поверх фасада администрации громоздились аляповатые буквы: «Согласие и мир! День единства». Народ оживился, заговорил. Лица посветлели, возможно, потому, что сегодня впервые повеяло настоящей весной. На градуснике весело рдела отметка в плюс пять. Март подходил к концу.
Скоро наступит апрель, который разобьет вдребезги лед и уничтожит последние сугробы, а май окончательно утвердит на улицах тепло. Март же был всего лишь разведчиком, передовой линией в армии весны, которая брала неприступную крепость зимы штурмом.
За шесть часов до рассвета трясущийся Илья излагал Хозяину отчет о проделанной работе. Тот ни разу не перебил и не задал ни одного вопроса. Илья не знал, о чем это говоритоб успехе или полном провале. За долгие страшные секунды после окончания доклада он постарел года на три. Наконец кукловод выдал:
Принято. Выступишь в 18:00 на площади с речью.
Тогда мне нужен текст.
Тебе нужно быть там, где сказано, отрезал Nomad, остальное сделаю я.
Отбой. Теперь кровь текла из ушей. Сосуд на левом глазу лопнул, и белок побагровел. Илья понял, что долго в таком напряжении не протянет.
И вот вечер, он сидит в кабинете градоначальника, мрачно смотрит в окно и думает о том, что ему предстоит сделать. Где-то на периферии слуха бубнит чиновник, стараясь произвести впечатление. Потчует чаем. Рассказывает шуточки и забавные истории. Илья отдал бы многое, чтобы оказаться на его месте.
Раздался стук в дверь. Вопреки протестующим возгласам, в кабинет облаком вплыло что-то огромное, одетое в костюм-тройку и сверкающее усами. Мужчина был тучен и широк, он тяжело дышал, судя по всему, подъем дался ему ценой серьезных усилий.
Приветствую, выпалил он.
Знакомое лицо. Илья покопался в купированной памяти, и бережно, как археолог, выудил из песков забвения свой поход по нити сотрудничества к депутату. Точно. Козлов, собственной персоной.
Вы опоздали.
Виноват. Самолет, задержка рейса. Спешил, как мог, депутат Козлов жадно ловил ртом воздух.