И вот наступает сегодня, очередной промозглый день примороженной весны. Илья вышел из ванной, вогнал в себя порцию белка, залил все это соком. Уселся за компьютер. Уже мигало входящее сообщение. Щелчок мышки. Глаза привычно бегут по строчкам задания.
Получив инструкцию, он выскочил из конспиративной берлоги и отправился к пункту назначенияна площадь 50-летия Победы. Он вышел на середину, посмотрел на монумент в честь окончания Великой Отечественной. Воины Советской армии смотрели вдаль с суровым укором. Камень начинал крошиться. Дворник усердно соскребал коросту мусора с постамента, но никакие уборки не могли скрыть выщербленного гранита и треснувшую табличку. Ничего, на Девятое, может быть, заменят.
Выдалась ясная погода. По небу быстро ползли обрывки вчерашнего морока. Сильно дул ветер. Несмотря на холод и заледеневшие лужи, день заметно прибавился. Март подходил к концу, о чем весело сообщали галки, воронье и воробьи, стайками порхающие над асфальтированным озером площади. Тут и там в разных концах бродили одинокие фигуры. Илья зябко поежился. Несмотря на теплую одежду, ему всегда было холодно. И слезились глаза.
Сердце щемило. Как там мать? А Настя? Он с вопросом смотрел на белесое утреннее небо, но оно молчало. Воспоминания меркли. Это пугало. Еще немного, и их лица начнут стираться из памяти, как следы на песке.
К нему приближался человек. Вблизи это оказался плотный мужичок с ржавой бородкой и квадратными плечами. Остановился. Мрачно посмотрел и сказал:
Мир восходящему.
Мир, выдохнул Илья.
Вскоре подошло еще двоепарень в очках и женщина среднего возраста. Последовали такие же ритуальные приветствия. Трое встали так, что Илья оказался посередине. Боль ласково надавила на виски, и, не по своей воле, Илья ощутил, как сквозь него протянулись щупальца связей к троице, разветвляясь, словно корни могучего многовекового дерева. Сердце опять колотилось, и сквозь шум в ушах, Илья видел, как с разных концов площади к их группе подходят все новые и новые люди, причем приветствовали они уже не его, а ржавого рыжего мужичка, очкарика, женщину. Их будто тянул невидимый невод. Как улов из моря. «Мир восходящему», неслось со всех сторон. Площадь стала заполняться новыми группами людей, и все они вытекали из близлежащих улиц, проспектов и улочек, словно весенние ручьи талой воды, чтобы устроить маленькое половодье. На периферии усилилось движение. Кто-то кричал тамвластно, но с тревогой. Крякнул клаксон полицейской машины.
Начинается, подумал Илья и взглянул на часы. Без минуты три. Как завороженный, наблюдал он за ползущей к цифре 12 секундной стрелкой, которая отсекла все остальное и превратилась в маленький фарватер, в линию старта. А потом, когда поднял глаза, он увидел, что все люди смотрят только на него.
И ждут сигнала.
Сквозь Илью ударила мощная струя энергии, которая пронзала иглами связей всех, кто пришел сюда. И когда Илья поднял над головой руку со сжатым кулаком, а за ним в том же порыве поднялось несколько тысяч рук, маятник качнулся в обратную сторону.
Паутина нитей сработала как электрический провод высокого напряжения. В полном, абсолютном молчании толпа на площади держала поднятыми руки. От каждого к Илье текла энергия, она соединялась из тонких ниток в более толстые, а те оборачивались мощным потоком, и эта струя, словно из брандспойта, била Илью прямо в грудь, ослепляя от мощности забираемой энергии, которая не задерживалась, а прямиком уходила по раздутой веревке-магистрали к Хозяину.
Хозяин собирал урожай.
И Илья был его серпом.
Краски потеряли яркость, мир выцвел, поблек, расползаясь гнилой тканью, под которой проступала другая реальностьМир Связей. И вместо многотысячной толпы на грунтовке города перед Ильей искрились коптящие костры горящих душ. Площадь превратилась в гигантскую топку, а народ все прибывалновые порции угля, влетающие в печь. Жар становился нестерпимым, и Илья понял, что весь лед давно растаял, а лужи испарились, и над ними зависло облако пара, которое быстро рассеивалось.
Илья потерял всякое чувство ориентации в пространстве, а когда вырвался из затяжного прыжка на глубину, чтобы отдышаться, увидел реальность.
Полиция с криками разгоняла горожан прочь, устанавливая ограждения. Неподалеку блестели спины автозаков, и кого-то настырно вталкивали в узкую дверь автобуса. Какой-то начальник надсадно орал в мегафон. Илья опустил руку. Тут же опустились руки по всей площади. Кто-то сразу закачался от бессилия, кого-то подхватили под руки полицейские. Очень быстро толпа стала рассасываться. Постыдно спрятав головы в воротниках, люди спешили отсюда подальше. Илья присел на краешек постамента.
Тень закрыла солнце. Это был человек в форме.
Уходите. Здесь нельзя.
Он встал, и сразу же кто-то толкнул в плечо, но ноги удержали и, стараясь найти зазор в быстро тающей толпе, Илья зашагал прочь. Внутренний канал захлопнулсяи он заспешил в знакомые районы. Ни о чем не думая, бессмысленно смотрел по дороге на каньоны улиц. Вышел и побрел сомнамбулой в кварталы многоэтажек.
Потом стоял и смотрел в жерло подъезда, мучаясь от жесточайшей жажды. Открылась дверь и вышла пожилая женщина в демисезонном пальто. Посмотрела по сторонам, встретилась с ним взглядом и пошла к магазину. Его она, конечно же, не узнала. Илья подошел к подъезду, постоял с минуту у входа. Снова открылась дверь, и, повинуясь импульсу, он забежал в подъезд.
На площадке между первым и вторым этажом женский голос нервно объяснял неизвестному собеседнику:
Миша, ты должен был предупредить меня! Мне же придется сейчас туда ехать, понимаешь? Нужно было сказать с самого утра! пара секунд тишины, затем громче:Миша! Ты не понимаешь!
Илья прошел к почтовым ящиком и краем глаза увидел женщину, размахивающую пачкой бумаг. Женщина стояла к нему спинойлицом к узкой бойнице подъездного окна.
Об этом надо было договориться предварительно! Неужели ты не понимаешь, что мне теперь придется объяснять людям? Ты ставишь меня в неудобное положение! Миша!
Снова пауза, а потом женщина заговорила гораздо громче:
Ты же заставляешь меня все делать по-другому! Надо было продумать этот вопрос, ты же сейчас меня вынуждать ехать туда и разбираться, а я не могу, понимаешь, я не могу, мне тяжело, понимаешь, Миша, мне и так все это было нелегко, а теперь ты перевернул все с ног на голову! Что же ты со мной делаешь? Что? Что? Что ты делаешь?!
Она кричала. Этот высокий дрожащий голос отскакивал от стен и разносился по всему подъезду, ввинчивался в уши. Пока женщина кричала, Илья топтался у лифта, лихорадочно соображая. Придумал: нацарапал на клочке бумаги три строчки и бросил в почтовый ящик. Замок остался прежним. Однажды, классе в десятом, он смог открыть его скрепкой. Сейчас уже вряд ли получится.
Из подъезда он вышел в март, чтобы оставить в хлипкой жиже свои тающие следы.
Задания становились все сложнее. Они образовывали определенную систему. Но Илье было еще далеко до ее полной реконструкции.
Каждый раз, выходя на улицу, он подмечал какую-то мелкую новую деталь, которой раньше не было.
Люди стали реже улыбаться. Все меньше можно было услышать смех.
Люди перестали обниматься и ходить под руку. Дети вырывались из объятий родителей, зато с удовольствием смотрели в экраны гаджетов. Прохожие смотрели в землю, на небо или стены домов, они не смотрели друг другу в глаза. Илья ожидал, что наружу выплеснутся самые темные проявления эмоций, но нетк его удивлению и страданий не было видно на лицах. Никто не плакал и не вздыхал, не стенал и не гневался. Бесстрастные лица словно вылепили под копирку с одного и размножили на сотни тысяч эрзацев, превращая улицы города в один огромный маскарад.
Илья проходил мимо кафепосетители тихо сидели там, как куклы в игрушечном домике.
Илья садился в автобуспассажиры болтались, сталкиваясь телесами, как бревна в грузовике. Не орали даже маленькие дети.
Очереди в продуктовом напоминали поток конвейера.
Все меньше звучала музыка из динамиков.
Куда бы он ни шел, везде ощущалось странное, похожее на механический завод движение: набор определенных действий, синхронизированных в масштабе города, словно в гигантской механической шкатулке. На этом фоне выделялись разве что молодые люди в марлевых повязках на лицах. Но всех вместе взятых, их объединяло одно жуткое, неописуемое, никак не укладывающееся в голове обстоятельство.