Нет, единственный выходработать самой, уж сколько успеет. Если Кара сумеет набрать ещё шесть корзин, этого должно хватить на пригоршню жёлтеньких. Может, на то, чтобы перезимовать, этого и не хватит, но всё-таки хоть что-то. Однако за следующий час она сумела собрать всего полкорзины, а потом опрокинула её онемевшими руками, и фрукты покатились во все стороны. Следующие полчаса Кара ползала на четвереньках, собирая с фонарём раскатившуюся гашевицу.
Она даже испытала облегчение, когда сдавила одну гашевицу слишком сильно и та лопнула у неё в руке. Внутри она хотя бы тёплая
«Нет, надо передохнуть, подумала Кара, садясь под дерево. Пару минуточек посижу, мне и полегчает. А уж тогда с новыми силами возьмусь за работу!»
Кара закрыла глаза. Когда она открыла их снова, ног она не чувствовала, а на колене у неё сидела птица с глазом на груди. Кара хотела было заорать, но она была такая усталая, такая сонная, что даже рта не сумела раскрыть. Где-то в глубине души она сознавала, что это очень, очень плохо. Что надо немедленно встать и походить.
Но тело не слушалось.
Кара во все глаза смотрела на птицу. Перья птицы были насыщенно-синего цвета и переливались, как вода под луной. Вместо головы у неё был всего лишь какой-то бугорок и чёрная дырочка на месте рта. А её единственный глаз отливал тёмной болотной зеленью.
Кара увидела, как глаз откатился влево и на его месте возник другой, каменно-серый. Не успел этот глаз обосноваться в глазнице, как тут же сменился другим, таким же синим, как оперение птицы. Если бы Кара не видела, как этот глаз встал на место, она бы, пожалуй, и не разглядела, что у птицы есть глаз. Этот странный замаскированный глаз быстро откатился в сторону и сменился новым, который светился жёлтым, испуская слабое, но приятное тепло.
За всё это время птица ни разу не мигнула.
«Она пытается привлечь моё внимание, подумала Кара. Пытается меня разбудить».
Птицын глаз снова ожил, и разные глаза замелькали друг за другом. Оранжевый. Ядовито-розовый. Прозрачно-белый. Кара представила, как все эти глаза выстроились друг за другом внутри птицы, будто шарики в деревянном жёлобе детской игрушки. На самом деле, в крохотном теле птицы не было места для такого количества глаз, но, судя по всему, обычные правила тут не действовали.
И вот наконец птица выбрала себе глаз, в котором билось и плясало огненно-алое адское пламя. У Кары в голове вспыхнула жгучая боль от одного его вида, зато изнеможение отчасти развеялось. Как только Кара уперлась ладонями в землю, собираясь встать, птица перепорхнула на соседнюю ветку и принялась внимательно наблюдать за ней.
Спасибо, что разбудила, сказала Кара.
Птица перескочила на другую ветку. Глубже в сад.
Эй, спросила Кара, ты куда?
Птица вспорхнула и полетела. Долетев до конца ряда, она снова села на ветку и обернулась к Каре.
Ты хочешь, чтобы я с тобой пошла? спросила Кара.
Цвет птицына глаза сменился на ярко-оранжевый. «Да!»
Кара пошла в конец ряда. Ноги отчаянно кололо по мере того, как к ним возвращалась чувствительность. Как только она дошла до птицы, та перелетела в другой ряд деревьев.
Села на ветку. Обернулась к Каре. Снова стала ждать.
Они повторили это несколько раз. Они уже почти дошли до противоположного конца сада, бывшего в то же время и северной границей их фермы. А дальше начиналась
«Ну да, конечно. Откуда бы ещё могло явиться такое странное создание?»
Нет уж, сказала Кара. Туда мне нельзя.
Птичий крик пронзил ночь: пронзительный, оглушительный вопль, который всё длился и длился без конца. Кара зажала уши. Над головой у неё полопались нежные гашевицы, фиолетовая мякоть дождём забарабанила по земле.
Прекрати! вскричала Кара. Пожалуйста! Хорошо, хорошо, я пойду!
Птица умолкла и сменила глаз на розовый. Кара подумала, что она явно довольна собой.
Птица покинула сад и полетела сквозь ночную тьму, раздираемую ветром. Кара торопилась следом.
Перейдя границу земель их семьи, Кара очутилась на краю Опушкидиких, буйных зарослей, отделяющих Де-Норан от Чащобы.
Опушку вырубали не далее как нынче утром, но молодые побеги уже вымахали Каре по колено. Мама научила её разбираться в растениях, так что Кара, в отличие от прочих жителей деревни, знала, какие из них целебные, а каких следует избегать. Но Опушка постоянно менялась, а в темноте было не так-то просто отличить красный мох, который лечит больное горло, от мха, от которого отваливаются ногти.
«Это безумие! думала Кара. И к тому же, если меня увидят, не миновать мне Колодца! А то и чего похуже» И всё же Кара следовала за птицей. Вскоре она забрела намного дальше, чем когда-либо решалась ходить, даже вместе с мамой. Одни только тенерубычистильщики, которым поручено было вырубать растительность в тени Чащобы, имели право заходить так далеко. Когда Кара проскользнула мимо поникших, тонких и гибких стеблей, на которых висело с полдюжины горчично-жёлтых шаров, сердце у неё отчаянно забилось. Девочка знала, что такие шары лопаются от малейшего прикосновения, выпуская наружу кошмарные галлюцинации.
Мало-помалу сорные травы сошли на нет. Перед ней высилась Чащоба: могучая, древняя, зловещая, с листьями, которые круглый год оставались чёрными. Ветви её сплетались непроходимой стеной повсюду, кроме одного места: там зиял проход не выше колена. У Кары засосало под ложечкой, когда она осознала, что проход ей точно по мерке.
Птица терпеливо ждала, сверкая горящим жёлтым глазом. Указывала ей дорогу.
Кара вспомнила Саймона Лодера, его пустой, затравленный взгляд. Таким он вернулся из Чащобы. Он пережил нечто столь ужасное, что разум его предпочёл отключиться вовсе, чтобы не помнить этого. Кто знает, вдруг и с ней будет то же самое?
Я туда не пойду! сказала Кара.
Птица курлыкнула тихо и умоляюще.
Кара сделала шаг вперёд, и сквозь туман прошедших лет к ней вернулись слова матери: «Нипочём не ходи дальше Опушки. Хотя для большинства людей Чащоба закрыта, боюсь, что для тебя он может сделать особое исключение».
Нет! сказала Кара и попятилась. Никогда.
Птица затопала ногами.
Мне и сюда-то ходить не следовало.
Кара смертельно устала, у неё кружилась голова, она промёрзла до костей. Но теперь, когда к ней снова вернулась ясность рассудка, Кара поняла, что ей необходимо убраться отсюда как можно быстрее.
Птицын глаз снова сменилсяна лавандовый. Под цвет любимого цветка Кары.
«Ну, извини!» как бы говорила она.
Кара не успела отмахнуться, не успела даже понять, что происходитптица кинулась к её шее. Кара услышала треск ломающейся застежки и увидела, как птица скрылась в Чащобе, унося в когтях её медальон.
Нет! воскликнула Кара, хватаясь за грудь, где семь лет, не снимая, носила этот медальон.
То было всё, что у неё осталось от матери.
А теперь его украли!
И Кара, не раздумывая, юркнула в лаз, который вёл в Чащобу, в твёрдой решимости вернуть медальон.
6
Кара очутилась в узком, образованном сучьями тоннеле. Единственным источником света было жёлтое око птицы, призрачным солнцем висевшее где-то впереди. Воздух тут был теплее, пахло зеленью и цветами. Кара подумала, что это мог бы быть очень приятный запах, не будь он так силён. Ветви сплетались тугой, непроницаемой сетью, давившей на спину Каре. И давление это всё усиливалосьтоннель становился всё уже и уже. Девочка подняла рукуда тут и кулак не просунешь
В какой-то момент нечто многоногое пробежало по её руке и исчезло в щели меж сплетённых веток. Кара взвизгнула от неожиданностии деревья над ней отозвались тысячей шорохов. Если обитающие в Чащобе твари ещё не знали, что она здесь, теперь знают.
Внезапно тоннель кончился, и её руки провалились в пустоту. Кара покатилась вниз с невысокого склона, по чёрной, сырой земле. И осталась лежать на спине, стиснув руки, вдыхая тёплый, влажный воздух. Глаза ей открывать не хотелосьпо крайней мере, пока.
Ну вот я и в Чащобе! шёпотом сказала она. Но оттого, что она произнесла это вслух, слова не сделались более реальными. Девочка испытывала и стыд, и возбуждение, но в первую очередьстрах. Тёмные крылья страха развернулись над ней достаточно широко, чтобы поглотить все прочие чувства.