Ду-ю-ду.
Я из пушки в небо уйду.
Вместе с Глебом ходила Лиля смотреть кинофильм «Воспоминание о будущем». Глеб сидел как вкопанный и что-то записывал. Лиле же было даже скучно: что это за инопланетяне, которые не могли как следует заявить о себестолько веков, и одна путаница! Когда же папа, прочитав газету, сказал, что все эти чудеса, показанные в кинофильме, просто подделаны под инопланетные, Лиля пришла в восторг. Некоторое время, засыпая, она все думала, как бы еще что-нибудь подделать, да так, чтобы уже окончательно запутать скучных ученых. Потом увидела новую цирковую программу: под куполом цирка летали, все в блестках и серебряной чешуе, воздушные гимнастыи опять «заболела» цирком, воображала себя воздушной гимнасткой и, очень размечтавшись, даже воздушной балериной. А что? Превратилось же спортивное парное катание в танцы на льду! И даже в воде теперь танцуюткак это называется? И когда они нашли прошлым летом камень, который становился то легким, то тяжелым, прежде всего Лиля подумала, конечно, о цирке: как с помощью такого камня можно устроить невероятное представление. Потом вдруг появился Завряэто уж был фокус так фокус! И вообще Зав- ря все больше нравился Лилетакой смешной, такой прекрасно-безобразный, такой веселый и неутомимый, ну прямо будто он был родным сыном Лили. Или, вернее, так, словно он был сыном Ивасика и ее, только Ивасик был мамой, а она папой, а еще лучше не папой, а бабушкой Ниной. Потому что папа был немного скучным, хотя об этом своем наблюдении и впечатлении Лиля не говорила никому, даже братьямтак, знала про себя, и всё. И побаивалась, как бы не стать с годами похожей на папу. Лучше бы папа и мама были ее детьми, она бы уж сумела их немного растормошить и научить любить жизнь и всякие неожиданности. Так вот частенько размышляла Лиля, глядя с удовольствием и удовлетворением на Заврю и мечтая, как будут они с Заврей выступать в цирке. Для этого и язык Заврин учила, раз уж у него нет голосовых связок и он не может разговаривать по-лилиному. Но так даже лучше, опять думала она, никто и не догадается, что Завря разговариваеттак, шипит что-то, свистит и щелкает, а между тем она и Завря во время цирковых фокусов будут все подсказывать друг другу. Но это казалось так далеко, когда-ни-
будь в будущем. И вот вдруг на них с Заврей обращает внимание сам Сергеев, знаменитый и прославленный, и сам предлагает им с Заврей выступать в цирке! Но все это может лопнуть из-за трусливого, как какая-нибудь мамаша, Ивасика! Правда, за Лилю Вова. А за кого, интересно, Глеб? Угораздило же Лилю родиться после него, а не вперед, теперь он старшийи всего-то на год, а вот командует, и приходится подчиняться. Да, в очень большой степени дело зависело от Глеба. Ивасик, наверное, тоже понимал это, потому что воскликнул:
Глеб, скажи им!
И Глеб сказал:
Цирк нежелателенэто может нарушить чистоту эксперимента.
Эксперимент!с осуждением воскликнула Лиля.
А ты лучше?крикнул Ивасик. Какие вы все-таки все: эксперимент, цирк! А на Заврю вам наплевать!
Как это наплевать! Как это наплевать!разом выпалили трое других, но дальше их голоса разделились.
Ты думаешь, Ивасик, Завря так и просидит возле тебя всю жизнь?размахивала руками Лиля.Ты думаешь, это очень интересно сидеть возле тебя всю жизнь? А там ему бы аплодировали тысячи людей, он бы стал знаменитым!
Ты хочешь быть знаменитая, был непримирим Ивасик.
Ты думаешь, бррат, это очень честноне только самим сидеть на шее у родителей, но еще и Заврю им содержать?бубнил Вова.
Ты-то сам, Вова, будешь в публике, а онпрыгай? Эгоисты!отбивался Ивасик.
Когда я говорю о чистоте эксперимента, солидно сказал Глеб, я думаю прежде всего о Завре.
О себе и науке!вставил Ивасик.
Прежде всего о Завре,настойчиво повторил Глеб.Аплодисменты, фокусы и кувырканиядальше этого твои мечты не идут, Лиля? Это что, женская ограниченность? Между тем за нашим Заврей... он сделал значительную пау-
зу, тайна. Может быть, мирового значения! Когда Завря вылупился из камня, я думал, он чудом сохранившийся, законсервированный в окаменевшем яйце потомок древнего ящера. И хотя ни в однойя повторяю: ни в одной!книге, ни в одном палеонтологическом справочнике такого динозавра, таких рептилий, как наш Завря, я не нашел, хотя бы приблизительно таких, я все же думал, что вполне могло быть больше форм динозавров, чем обнаружено их отпечатков, костей и скелетов. Прошлое, думал я, еще не до конца открыто! Да так оно и есть! Но все оказалось гораздо сложнее и загадочнее. Когда я узнал, что Завря разумен, понимает членораздельную речь, способен обучаться письму ^ тут я задумался по-настоящему. Ведь разумных ящеров на Земле не было!
А может, были? Мы только не знаем?
Если были бы разумные ящеры, была бы и культура. А от культуры остается побольше, чем следы и кости. Ума без культуры не бывает.
А дельфины?
Нет, если ум довольствуется тем, что есть, и только приспосабливается, а не познает и творит, это не разум.
Так кто же Завря?
Не знаю.
Пусть он будет человек,сказал примирительно Ивасик.
Людей и так хватает, а вот Завря один-единственный, уникальный.
- Очень ему это нужно!
Ну, до чего ограниченные! Ничего им не надо. А вот Завря вырастет и спросит вас!
Пусть Завря единственный-разъединственный,вмешалась в разговор Лиля. Но прежде всего он жи-вой. Если он не будет жить полнокровной жизнью, что же, будет он развиваться, скажи, Глеб? Он будет, как музейный экспонат. Что вы всео науке, о человечестве? А Заврежить.
Конечно, он должен зарабатывать,вроде как согласился Вова.
Ты-то зарабатываешь?
Я ребенок.
И он ребенок!
Дело не в заработке!
Глеб,сказала проникновенно Лиля, если ты будешь держать Заврю взаперти, ты же ни-че-го не узнаешь.
И держали взаперти, и не держали взапертивсе равно никто ничего о Завре не знает. Уж на что Густав Иванович...
Но Сергеевне Густав Иванович и не наш папа. Сергеевон же все о зверях должен знать. Даже эту, как ее, зоопсихологию. Когда он увидит, какой он, наш Завря, уж он и в Академию наук, и куда угодно обратится. Он же специалист по зверям.
Завря не зверь.
Ну все равно.
А как ему, все рассказать, что ли, Сергееву?
Не поверит!
Нет, сначала сделать представление, а потом объяснить!
Уже всё решили?подал голос Ивасик. А вот мы с Заврей еще Не решили!
А ты спрашивал? А ты спрашивал у Заври?
Спрашивал!
Ничего ты не спрашивалмы бы видели. Спрашивай, чтобы мы слышали!
Пожалуйста! Завря, слушай меня внимательно!
Впрочем, Завря и до этого слушал внимательно. Никто на
него не смотрел во время спора. Но он то смотрел во все глаза, во все свои три глаза, складки на нем двигались, как на лошади, которую донимают слепни.
Завря!продолжал Ивасик.Ты хочешь рядом во всякими зверями лазить по ступенькам, прыгать через огонь, бегать в трусиках по кругу, не спать по вечерам, слушаться дрессировщиков и смешить всякого, кто заплатит рубль?
Ивасику казалось, что он нарисовал ужасную картину. Но Завря зашипел и щелкнул, и даже Вова понял, что он сказал «хочу».
Ну, ваше дело,сказал Ивасик.Делайте что хотите! Я умываю руки.
КАКИЕ РАЗНЫЕ ЛЮДИ
Но это только так говорилось: «умываю руки». В действительности, наоборот, Ивасик так расстроился, что не только умываться, даже зубы на ночь чистить не стал. И плакал в темноте. Завря, который, похоже, видел и в темноте, ничего понять не мог. До сих пор он наблюдал только того, плачущего на улице мальчика, но так и не понял, что тот делает и почему. Потому что Завря не плакал и плакать не умел. Потому что Глеб, Лиля, Ивасик и Вова тоже никогда не плакали при нем. А теперь непонятным образом вел себя в постели его любимый, ненаглядный Ивасик. Ивасик старался плакать неслышно, но сморкаться-то все равно приходилось. И по тому, как тихо лежали в темноте остальные, похоже было, что никто из них тоже не спит.
Наутро Ивасик был такой распухший и красноглазый, что мама сочла его больным и не пустила в школу. Все остальные мрачно молчали. Так и ушли в школу. А когда вернулись из школы, Завря рассвистелся, расщелкался. Ивасик прятал глаза.