САНЁК: Это ужасно.
ЖЕНЕЧКА: Ты понимаешь, да? Я думаю, он ушёл потому, что у меня спина кривая.
САНЁК: Правда, кривая?
ЖЕНЕЧКА: Да, вот пощупай.
САНЁК: Есть какая-то неровность...
ЖЕНЕЧКА: Ты даже не дотронулся!
САНЁК: Прости, милая Женечка. Так лучше?
Женечка попыталась обнять меня, но внезапный приступ морской болезни заставил её перегнуться через борт нашей красавицы-каравеллы и огласить снежные просторы слабым и жалким стоном.
Костёр гас. Женечка канючила, что никогда ни перед кем так не позорилась, а я утешал её, уверяя, что настоящие поэты в жизни не обращали внимания на подобные мелочи.
ЖЕНЕЧКА: Ты настоящий поэт?
САНЁК: Самый-самый настоящий.
ЖЕНЕЧКА: Значит, ты можешь сделать мне какой-нибудь оригинальный комплимент? Ну? Можешь?
САНЁК: У тебя красивые серые глаза. Они похожи... похожи... э-э-э... на конфорки газовой плиты.
ЖЕНЕЧКА (иронично): Спасибо! Оригинальное сравнение!
САНЁК: Главное, кому-то позарез необходимо узнать, как они зажигаются.
Благодарная Женечка вымученно улыбалась мне; её ещё тошнило. Я же, усевшись раздувать костёр, увидел, что Игорь с Ксюшей нетвёрдой походкой моряков удаляются в сторону дальнего выхода с крыши. Громкие крики протеста не смогли заставить их развернуться и хотя бы объяснить, куда их понёс чёрт, а последовать за ними я не мог, ибо покидать девушку в такой ужасной ситуации было вовсе не по-джентльменски.
***
Остановись, мгновение... Эй, ты! Ну... то есть... пожалуйста!
Разрешите, любезный зритель, мне ненадолго оставить в стороне достойные популиста описания простонародного досуга и торжественно постучать по литаврам с тамтамами, прежде чем на сцену явится долгожданный deus ex machina: то загадочное явление природы, что перенесло меня в двадцать второй век. Мне хочется насладиться мгновением и попутно развенчать один миф, придуманный фальшивыми виршеплётами.
Я признаюсь Вам: я счастлив.
С чего?сам не знаю. Холодно, жрать охота, шизофренические мысли подкрадываются, совесть мучает... А я счастлив.
Фальшивые виршеплёты говорили, будто бы счастливым человек может быть только в прошломв настоящем же он никогда не поймёт и не оценит достигнутого духовного блаженства. Что ж... если считать счастьем состояние души, то выходит, это всё враньё. Если считать счастьем состояние души, то для него достаточно чуть-чуть афганского гашиша, капельку зелёного змия, двухминутного пьяного откровения дамы не самого тяжёлого поведения и...
И всё!
Совсем немного. Главноеостановить мгновение.
***
Мы не были трезвы, но начинали беспокоиться.
О-о-о!..стенала Женечка.Домой хочу!..
Гашиш помог мне представить её квартиру. Евроремонт, белые электрические розетки, стиральная машина и микроволновая печь. На столекомпьютер. Мы придём, заварим кофе, включим системный блок. А перед этиммонитор. В мониторе с частотой 14 килогерц запищит трансформатор строчной развёртки. И он не просто так запищит. Он озвучит пульс времени. 14 килогерц, четырнадцать тысяч ударов сердца в секунду.
Время сильно ускорилось.
Там. В двух шагах от железнодорожной станции.
А тут, на Зоне, ничего не слышно. Чёрные квадратные оконные проёмы без стёкол не шевелятся, пустая крыша на десятиэтажной высоте замерзает, и город потерялся в занимающейся вьюге. Мгновение остановилось...
Но бывает ли так?
Где-то вдалеке звенело фортепианословно началась капель и весна, невозможная весна в конце декабря.
Остановившееся мгновение сделало нас своими пленниками. Заставило забыть о двадцать первом веке. Как во сне, мы побрели по снегу навстречу аккордам.
Спустились на два этажа ниже.
Увидели в одном из пустых технических помещений старое, обшарпанное фортепиано: невозможное фортепиано, стоявшее на голом бетоне, среди снега и мусора.
На нём играл ангел. Крашенный под блондинку купидончик с двумя устало обвисшими белыми крыльями, позолоченным колчаном со стрелами и пластмассовым луком.
Игорь слушал. Луна светила. На потрескавшейся полуоблезшей полировке фортепиано дрожали отражения наших теней.
«Хороший довод в пользу трезвого образа жизни»,решил я.
***
Ангелом оказалась Ксюша.
Дело было вот в чём. В 2005-ом году в моду стали входить фотосессии, устраиваемые среди индустриальных развалин, гнутой арматуры, свалок и прочих постапокалиптически выглядящих объектов. Фотографии размещались в Интернете и подвергались суду общественности. Игорь, по случаю новой работы купивший полупрофессиональный фотоаппарат с зеркальным объективом, решил устроить такую фотосессию на Зоне и договорился с девушками.
Пока он мне это объяснял, Женя тоже сняла с себя верхнюю одежду и оказалась в футуристичном облегающем серебряном комбинезоне. Мы допили водку, пофотографировались на фоне фабрики, и я уж было подумал, что кому-нибудь будет пора домой, как Ксюша, достав из сумочки небольшую картонную коробочку, объявила:
А теперь самое интересное.
«Интересное» представляло собой обычные на вид сахарные кубики. На такие принято капать дозу одного крайне популярного среди буржуазии и творческой интеллигенции препарата; правда, стоит подобное удовольствие немало. Но тогда я не задумывался о ценах на наркотики. Я только-только стал ощущать чад кутежа, контакт с энергией веселья, ради которой-то общество Потребления и венчало историю человечества. Напился, накурился, набегался, и стало прехорошо. В мозгу зрели далеко идущие планы относительно Женечки, останавливающихся мгновений и высокой поэзии. Счастья было мало. Я хотел чего-то ещё, чего-то большего. Поскольку, едва организм начнёт трезветь, станет препогано.
Замечательная вещь,Ксюша убрала коробку с кубиками в сумочку.Это «truth-elixir», «эликсир правды», проще говоря. Гарантирует качественные галлюцинации, но из-за побочного эффекта никто его не покупает.
Если им закинуться, можно разболтать всю правду, какую только знаешь,пояснила Женя.Хорошая штука для Службы Безопасности. И для тех, кто играет в «бутылочку». Мы с Ксюшей иногда так и делаем: сожрём «truth-elixir» и играем.
Ага. От друзей секретов нету. Сыграем?добавила Ксюша, хитро блестя глазами и зыркая из стороны в сторону. Или предварительно подожжём этот застойный плебейский городишко под названием Москва и будем играть на лире, как император Нерон?
Сыграем,согласился Игорь.
Бутылочкаигра простая, но совершенно непотребная. Участники садятся в круг, берут пустую бутылку, кладут её в центр круга и раскручивают. Когда вращение бутылки закончится, её горлышко обязательно на кого-то будет направлено. Избранный таким образом человек должен отвечать правду, правду и ничего кроме правды на любой вопрос, какой ни зададут ему остальные участники. Количество вопросов оговаривается заранее.
Значит так. Мы употребили интересности и сели в круг.
Раскрутили бутылочку.
Бутылочка крутилась-крутилась, крутилась-крутилась, да и указала на меня.
Я готов поклясться, что она указала на Игоря, а потом, уже окончательно остановившись, вдруг сама собою повернулась ещё на тридцать градусов и наставила горлышко на меня.
Мухлёж!возмутился Ваш покорный слуга при виде подобного бесчинства.Так не честно! Где здесь правда?!
Да всё честно,Игорь пихнул меня.Говори давай правду.
Не скажу я вам ничего! Ну-ка, сейчас сам раскручу её по-нормальному...
Я потянулся к бутылке, чтобы провести повторные выборы, но та стыдно сказать та выпустила ножки, превратилась в гигантского зелёного таракана и побежала прочь от нашего круга искателей правды.
Стой, сволочь!
Мы вчетвером, чуть не опрокинув фортепиано, стремглав припустили за ней.
Бутылка-таракан скакала по бесплодным равнинам пространства-времени к далёкому конопляному листу, вздымавшемуся над жирной линией горизонта. Мы не отставали: просачивались вслед за ней сквозь дырки в заборах, перепрыгивали через канавы и рвы с битым стеклом, собирали на обуви килограммы грязи, путались в торчащих из мусорных куч проводах, терялись среди тумана и раздирали одежду о голые ветви извивающихся деревьев.
Добежали до высокой полуразрушенной лестницы, пролезли под ней через канализационную трубу, выбрались окончательно из тумана и упали под сенью высокого и толстого гриба-мухомора.
Оказалось, что бегали мы не по бетону, а по холму, состоявшему из свежего и ароматного сыра «Эдам» с крупными дырочками.
С нашего сырного холма, увенчанного грибом-мухомором, открывался вид на мерно покачивающуюся голубую берёзу, кривую, как лента Мёбиуса. В её ветвях прятался хитрый колобок и кисточкой красил беглую пивную бутылку в салатовый цвет. Вокруг пульсирующей апельсиновой луны летали непонятные четверокрылые птицы. Перламутровая трёхглазая ящерица чесала мне спину когтистой лапой, а из-под сырной земли доносились отголоски дивной музыки. Искажённый голос с тоской пел о ком-то, сгинувшем в ночи. Цепочка следов обречённо тянулась мимо гриба-мухомора из-за канав и оврагов к другому горизонту.
***
Кульминацией этого кошмароподобного фарса стал мой разговор с Женей и Ксюшей. На него же пришёлся и апогей опьянения.
Память моя, к вящей радости совести, сдалась перед обилием психоделических образов и отключилась, лишь изредка подавая признаки жизни. Несмотря на это, я рискну предпринять попытку реконструировать сей эпизод.
Я сказал «память отключилась». Оно и верно, да вот только тот день и час, тот миг, когда на заброшенной фабрике реалистические события ненадолго уступили место фантастическим, настолько сильно повлияли на мою личность и судьбу, что можно и ничего не помня, по одним только глухим, тёмным ассоциациям, всплывающим в мозгу при имени «Ксюша», воссоздать картину минувшего. По ассоциациями по моим оформившимся впоследствии взглядам на всевозможные проблемы бытия.
Там, на заброшенной фабрике, посреди остановившегося мгновения, вдали от сияющего города, я заглянул за грань человеческих знаний. Да, да, именно туда. Та половина мозга, что, по словам Ксюши, у мужиков не работает, стала своеобразным модемом, посредством которого я подключился к базе данных Главного Теоретика. Я запросто толковал о том, о чём и не предполагали ни в двадцать первом, ни в двадцать втором, ни в иных веках. Этот странный наркотик, «эликсир правды», сатанинское зелье, выбил из подсознания все интуитивные аксиомы,то, на чём работает логика классического учёного.
Передо мной открылись тайны цивилизации. Я видел своего далёкого предка дриопитекапервичный слой. И видел все последующие наслоения: каменный топор, огонь, атомную бомбу. Мне открылось, как что-то, что было в прошлом, влияет на настоящее. У Цезаря было имя Юлий, и вот месяц моего рождения называется июлем. В Вавилоне пользовались шестидесятеричной системой счисления, и вот в минуте шестьдесят секунд. Древний человек потянул ниточку, и человек современный дёрнулся, движимый этой ниточкой. Причины, гнездящиеся на римских форумах, в египетских пирамидах, в храмах Мальты и пустынях Наски дают ростки следствий в моём сегодня. Онии те странные закономерности сознания, благодаря которым две тысячи лет назад знали, что Земля круглая, а тысячу лет назад не знали, в 2004-ом году барышни носили красные сапоги и сумочки, а в 2005-ом перестали носить.
Я вник в закономерности прогресса. Хорошо разглядел рычаги и шестерёнки, крутившиеся под Москвой, столицей нашей родины, и под другими городами, в головах у шести миллиардов человек. Изменчивые тени механизмов Системы мелькали перед моим интеллектуальным взором.
Потом я забыл их. Забыл частное, забыл общее. Запомнил одно: где именно находится неизведанное. Куда нужно повернуться, чтоб потерять из виду вдоль и поперёк изъезженный мир, подплыть к стенкам нашего аквариума.
В будущем обретённое знание не раз выручит меня из беды.
Помню, в помещение, где я очутился, набились толпы безликих серых людей. Все они хотели знать правду, и я не мог им отказать.
Вопросы задавала Ксюша, а я, проигравший игру в «бутылочку», отвечал. Отвечал правду, правду и ничего кроме правды. Отвечал не ту уродливую микроскопическую правду, которую знал, или которая мне казалась,я говорил Истину.
Говорил, сколько у США ракет с ядерными боеголовками.
Говорил имена предателей в той организации, где работали Женя с Ксюшей.
Говорил, кто будет для меня дороже всего.
Помню, Ксюша спросила:
Когда вы встретитесь?
А я ответил:
Мы встретимся невозможной весной.
И когда я сгину в ночи, я тоже говорил.
Помню, Ксюша спрашивала про вещи, о которых любому человеку рассказывать было бы невыносимо, и я пытался сбежать. Тогда Ксюша превращалась в гигантского зелёного таракана, с огромной, доступной лишь членистоногим, скоростью обгоняла меня и, отрезав путь к бегству, вновь превращалась в человека. По её прихоти я вновь говорил.
Целую вечность. Как минимум, сто лет.
Я,сказала под конец Ксюша,я тебя отпускаю.
***
В общем-то, на этом месте мои приключения в двадцать первом веке заканчиваются. Больше мне о Сфере Услуг и обществе Потребления поведать нечего, ибо протрезвел я уже среди других развалин, под дождём Будущего, о котором в Настоящем ничего знать нельзя.
Хотя... После моего не укладывающегося в мозгу разговора с Ксюшей был ещё один эпизод, едва ли менее бредовый и сложный для восприятия, чем описания галлюцинаций, но довольно-таки романтичный. Если Вы, любезный зритель, не чуждаетесь иррационального, я могу Вам его рассказать.
Из всего, что я чувствовал, когда действие «truth-elixirа» начало прекращаться, я помню только дикий ужас и связанные с ним зрительные образы. После наркотического буйства красок и форм мир стал чёрно-белым, как сны шизофреника, и я боялся всего. Боялся подойти к окну: мне казалось, что за ним ходят безумные чёрно-белые прокажённые, жаждущие уволочь меня в радиоактивную пустыню. Боялся коридоров: в темноте ко мне из пола и стен тянулись маленькие уродливые младенческие ручки, а из глубиныдве другие руки: длинные, ревматические, старческие.