Остальное осталось недосказанным.
Они сели в тесный кружок вокруг фонарика, как вокруг костра.
Шеп со смешком сказал:
Эй, а мы ведь так и недоговорили об Энджи Бернстайн!
Лем тоже рассмеялся.
И о том, как у тебя подмышки воняют.
И о твоих усах! не растерялся Шеп.
Монк молчал.
Эй, Монк, повернулся к нему Шеп. Ты уже брился?
А бе-одорантом брызгался? Ты пахнешь, как крем-сода, но еще ты воняешь, как лошадь.
Монк изобразил сонный храп.
Эй, Монк
Храп прекратился.
Отстаньте.
Лем засмеялся:
Мальчиккрем-сода!
Мальчиклошадиная задница! подхватил Шеп.
Монк ничего не ответил и вскоре захрапел по-настоящему.
Шеп разбудил их в семь по своим часам.
Сначала он не мог двигаться. Было трудно дышать и так жарко, что ему показалось, будто над ним повис паровой утюг. Он понимал, что так жарко быть не должно. Он почувствовал это, почувствовал запах и вкус жары точно так же, как почувствовал их в домике на дереве.
Сегодня мы должны найти конец, мрачно произнес он.
Поели и попили в темноте, как вчера вечером. Теперь они не разговаривали. Лем задыхался, он судорожными короткими вдохами глотал воздух.
Мы как будто в барбекю прохрипел он. Невозможно дышать
Включили радио. По всем волнам раздавалось только шипение, пока вдруг не возникла местная радиостанция. Они услышали голос того же самого диктора, только теперь в нем от веселья не осталось и следа.
сто десять градусов сегодня, дорогие слушатели, сказал он. И это первое сентября! Местные пруды высохли, вчера три часа не было электричества. Это происходит повсюду. Ледники тают, а в Австралии, где сейчас конец зимы, вчера температура поднялась до отметки девяносто девять градусов
Они выключили радио.
Идем, сказал Шеп.
Через полчаса заплакал Лем.
Я больше не могу! прохныкал он. Пошли домой. Я хочу поплавать в озере, хочу готовиться к школе. Хочу осенние каталоги посмотреть, и чтобы ночью холодно было!
Уже мало осталось, невозмутимо произнес Шеп, хотя ему тоже было трудно дышать. Мы должны это сделать, Лем. Если у нас получится, может, мы вернем все, как было.
Шеп навел луч фонаря на Монка, который молча тащился впереди.
Свет фонаря начал слабеть, когда они добрались до огромного завала из камней. Не обращая внимания на помеху, Шеп в тускнеющем луче фонаря снял крышку батарейного отсека радио и вытащил батарейки.
Они не подошли по размеру, поэтому он вставил их обратно и включил радио, оставив его шипеть фоном.
Свет фонарика, дрогнув, погас, потом снова загорелся.
Скорее! закричал Шеп. Проверьте с боков, можно ли здесь пройти!
Лем послушно бросился влево, но Монк не двинулся с места.
Шеп нетерпеливо протиснулся мимо него, щелкая кнопкой фонарика и извлекая из него драгоценные желтые лучи.
Здесь прохода нет, коротко сообщил с левой стороны Лем.
Шеп, мигая фонарем, отчаянно водил рукой по краю завала, надеясь найти дыру, провал, лаз.
Ничего задыхаясь, слабо произнес он и направил последний луч на Монка. Может, тут есть трещина? Может, получится обрушить эту стену?
Здесь нет трещины, ровным голосом промолвил Монк. И мы не сможем ее обрушить. Неожиданно его ноги подкосились, и он плюхнулся на каменный пол пещеры.
Шеп выключил фонарь, включил и стал водить слабым, оранжевым, как тыква, лучом по всему завалу.
Должна быть
Нет никакой Адской пещеры, таким же лишенным интонации голосом произнес Монк. Это сказка. Мой отец рассказывал ее мне, когда мне было семь лет. Это обычная шахта, которая выработалась, а потом обвалилась.
Но
Это все из-за меня, безвольным голосом прохрипел Монк. Жара, бесконечное лето. Это из-за меня.
Что? удивился Шеп и подошел к нему. Лем с другой стороны сел на пол.
Это все я повторил Монк.
Лем заплакал, замяукал, как раненый котенок, и снова погас свет. В темноте Шеп принялся щелкать фонариком.
Я! яростно воскликнул Монк.
Шеп еще раз нажал на кнопку, фонарик на миг загорелся, как гаснущая свеча, озарив призрачным светом лицо Монка, после чего опять погас.
Я не хотел, чтобы оно закончилось, раздался из темноты монотонный шепот Монка. Я хотел, чтобы оно никогда не заканчивалось.
Чтобы не заканчивалось что? растерянно спросил Шеп.
Это лето, со вздохом просопел Монк. Которое мы проводили вместе. Я не хотел, чтобы мы менялись. Ведь мы менялись. Мы разговаривали о девчонках, а не о бейсбольных карточках, о волосатых ногах, а не о комиксах про монстров, о том, как воняют подмышки, а не об озере и телескопе. Раньше мы все делали вместе, а теперь и это начало меняться. Вот поступили бы мы в среднюю школу, ты захотел бы встречаться с Энджи Бернстайн, а ты занялся бы легкой атлетикой. Потом стал бы встречаться с Маргарет ОХерн, а карточки и комиксы засунул бы в чулан вместе с шариками, палаткой, фляжкой и сачком. Химический набор пылился бы в углу подвала. Я видел, что так будет. Все начало меняться, а я этого не хотел.
Но как?.. спросил Шеп.
В кромешной темноте он почти услышал, как Монк пожал плечами, а потом шмыгнул носом.
Не знаю, как я это сделал. Я просто очень хотел. Каждую ночь, когда ложился спать, думал об этом. Каждый день молился. Каждый раз, когда вы с Лемом начинали говорить о девчонках, о волосатых ногах и о бритье, я молился все громче. А потом это как-то случилось. И я не смог все вернуть, как было
Лем вскрикнул и начал тихо подвывать скрипучим голосом.
Стало еще жарче, а потом еще жарче. Радио, до сих пор работавшее, исторгло приглушенный звук статического разряда и замолчало.
В душной, тесной, невыносимо жаркой пещере фонарь последний раз брызнул тусклым светом, озарив заплаканное лицо Монка.
Простите меня прошептал он.
Мейбл? прокаркал Мэдоус.
Он уже почти не мог говорить. Слова с трудом пробивались сквозь раскаленный воздух, который стал еще жарче. Его жена лежала без движения на диване, ее высохшая рука свесилась с края и касалась пальцами упавшего на пол журнала. Халат ее уже окончательно слился с обивкой дивана, как будто растворился в ней. Вентилятор в окне остановился. Небо сияло. Клубы пара поднимались с пола, из подвала, с земли. Сознание Джорджа вяло отметило запах дыма и огня.
Мейбл? позвал он, хотя уже не чувствовал под собой кресла. Он ощущал себя легким, как хлопья пепла, поднимающиеся над костром.
Глаза его нагрелись так, что перестали видеть.
Он сделал последний хриплый глоток обжигающего воздуха, когда мир вокруг него превратился в огонь и бушующее пламя.
И даже сейчас он не смог удержаться и вставил последнее слово. Выпуская из легких остатки воздуха, он надтреснутым шепотом произнес, хотя его уже некому было услышать:
Да. Совсем жарко.
Рэмси КэмпбеллГЛУБОКО ПОД ЗЕМЛЕЙ
Рэмси Кэмпбелл написал более тридцати романов. Недавно, помимо своих постоянных разделов в журналах «Видеонадзор» и «Все святые», он начал вести рубрику в журнале «Мертвые расчеты».
«Этот рассказ появился из воздуха, а вернее, из эфира, поясняет автор. Однажды по Би-би-си Радио 4 в одной из передач упомянули, что многие люди действительно берут с собой в могилу мобильные телефоны, как это сделал мой главный герой. Похоже, это доказывает, что современные технологии в скором времени лишат жанр хоррора одного из самых ярких приемов. Впрочем, порой лучше использовать старую, проверенную временем идею, чем изобретать велосипед. Я только надеюсь, что сумел приблизить ее к современности».
Наверное, это был жуткий сон. По-видимому, настолько жуткий, что Коу во сне сдернул стеганое одеяло и запихнул под себя, под ним явно был не только матрас. К тому же этот кошмар наполнил его ощущением удушающей беспомощности, заставил почувствовать себя хуже, чем тогда, когда он оставался один в полной темноте. Но он не беспомощен. Даже если приступ ярости помутил его разум, наверное, это убедило семью. Наверное, они привезли его домойв больнице на койке стеганого одеяла не было.