И действительно, в ту же минуту вторая девица, одетая столь же незатейливо, ноподжарая, плоская, с вытравленными льняными волосамихрипло расхохоталась: Дура ты, дура, дура набитая! Вот смотри, как это делают нормальные люди, и проворно обняла меня, жарко прильнув к щеке: я все умею я очень хорошо умею ты только не мешай мне я все умеюа поскольку данное сообщение не поразило меня до глубины души, то она откинулась на ручке кресла, ровная, как доска, и деловито, с пониманием, покивала сверху: Ладно. Я знаю, что тебе требуется. Сначала небольшая разминка для подогрева. Ладно. Давай выпорем Надьку. Она молодая, ей полезно. Стащим с нее штаны, разложим здесь, на диване, и отхлещем ремнем по гладкой заднице. Пусть орет Не хочешь? Ну, тогда сыгранем в «бисквит»: Надька под тобою, а я сверху, чтоб было не скучно. Три-четыре оборота, покувыркаемся Или давай изнасилуем ее, по очереди, ты и я, это будет забавно А то пошли в ванную, мы тебе устроим «турецкий барабан». Ты, наверное, никогда не пробовал «турецкий барабан». Отличная это штукаесли забарабанить по-настоящему!.. Девица буквально елозила по мне, чуть ли не процарапывая мне лицо отвердевшими острыми сосками. Щекотали сухие волосы. Я ее отстранялжестко, но вежливомне еще надо было продержаться до утра. Мягкий свет от торшера разбрызгивал зеленоватые блики по стенам, слабо подрагивал потолок, камарилья гудела, и приглушенная близкая музыка, обволакивая, виток за витком, наматывала на меня утомительный и сладострастный щебечущий женский голос.
Между тем, это был уже совсем другой номер. Я и не заметил, когда мы переместились. Впрочем, неважно. Полночь. Шуршание. Время голодной охоты. Третья девица, совершенно голая, могучая, будто африканский слон, свободно расположила свои широкие телеса напротив меня и смолила, смолила ядовитый «беломор», цепко придерживая мундштук ярко-кровавыми заманикюренными ногтями. Имей в виду, братец, тебе все равно придется участвовать, хочешь ты или не хочешь, равнодушно сообщила она, давя меня взглядом. Я качнул головой: Навряд ли. Однако, упрямый ты, братецСуществуют законные основания, существует сюжет, сухо возразил я. А ты чтишь законы? спросила девица. Чту, ответил я. Тогда тем более, сказала девица. В моем сценарии такого эпизода нет, объяснил я. И девица подняла мохнатые брови. Откуда ты знаешь? Я помню, сказал я. Тут она сложила губы в толстую трубку и присвистнула, как гудок. Видно, разочаровавшись. Ну знаешь ли, братец, я тебе не советую в таких случаях полагаться на память. Почему это? спросил я. Будет очень плохо. А все-таки? Ну, я точно не знаю, серьезно ответила девица, может быть, сожрет Младенец, откусит голову, а может быть, Железная Дева выберет тебя в мужья. Или сграбастает Мухоловсвоими крючьями. Что-то обязательно случится. Круговорот. Ты же не маленький: охранной грамоты у тебя нет, попадешь в подвалы, оттуда не выкарабкаться. Девица подняла надутую белую кисть и жирно щелкнула пальцами. Две другие, танцевавшие до этого друг с другом, немедленно подскочили, с некоторым кряхтением подняли ее и осторожно перенесли на диван, опустив в удобной для любви позе. Слон-девица извергла дым приплюснутыми ноздрями: Давай-давай, братец, покажи, на что ты способен, может статься, что этотвой единственный шанс, последний, другого уже не будет. Вероятно, она была права. Потемнел воздух, и заколебались призрачные сквозные соты гостиницы. Легкий треск растянулся в электрических проводах. Крутанулась часовая стрелка по циферблату. Я догадывался, что меня отсюда не выпустят. Хронос! Хронос! Ковчег! Фиолетовый чертик, лысый и одновременно мохнатый, размером с поросенка, проволокой держа хвост, выбежал на четвереньках из темного угла и чрезвычайно ловко цапнул печенье в вазочке, залихватски подмигнув мне: Не робей, Вася, пробьемся!.. Он жевал, оттопыривая розовые защечные мешочки. Плоская девица, поджав ноги, с омерзением обернулась на него: Хулиганье! Распустились! Не дадут культурно отдохнуть после работы! Кажется, я никому не мешаю, с вежливым достоинством ответил чертик. Но девица демонстративно зажала пальцами нос: Пошел вон, скотина!.. Тогда чертик как-то очень ненавязчиво приблизился к ней, присмотрелся, вращая рыжие, огненные зрачки, и неожиданно укусил за локотьснизу, прилипнув на мгновение. А-а-а!.. будто недорезанная, завопила девица. А чертик отскочил и поклонился, как маэстро на сцене: Будь здорова, не кашляй! Я очнулся. И Фаина, внезапно вынырнувшая из небытия, встала между ними, оглушительно хлопнув в ладони:
Все! Все! Закончили!..
Свет погас, и в темноте опустевшего номера я увидел черный патриарший крест, отпечатавшийся изнутри на шторах. Луна сияла, как ненормальная.
Вариация истекла.
А ты не боишься постареть? с внезапным интересом спросил я.
У Фаины размотались отбеленные локоны на висках:
Глупый, глупый, я ведь каждый день занимаюсь одним и тем же. И мне это нравится. Ну, садись, подвинься сюда, не стесняйся, правокакой тыОна разгладила морщины на покрывале и вдруг неумолимо опрокинула меня назадзагудели тугие пружиныжадно поцеловала куда-то в шею, навалилась, чмокнула, я едва успел отвернуться. Щелкнула, вылетая, пуговица на платье, и душистый телесный жар хлынул мне прямо в лицо. Переплелись борющиеся руки. Съехало полотенце со спинки. Фаина коротко и сильно простонала. От нее припахивало легким вином. Глаза привыкали, и я хорошо видел над собою полное энергичное уверенное лицо с раздвинутыми губами, сквозь которые белела яркая наклейка зубов.
Ничего сейчас не могу, соврал я, против воли вдыхая у ключиц сладкую медовую кожу. Ничего не получится, прости, я совсем не могу сейчас
Ну и дурак! насмешливо ответила Фаина. Я же чувствую, что ты можешь. Между прочим, это было бы самое безопасное для тебя. Она прижималась тяжелыми нетерпеливыми бедрами. Думаешь, Лидка твоя сегодня тоскует одна? Нурассмешил. Весь город знает, как она лихо качается. Хочешь, расскажу?.. Ездили в Листвяги, это полчаса отсюда, за городом, лесной берег, я тогда была в первый раз, хотя, разумеется, догадывалась, многие уже догадывались тогда. Жора пригласил нас в бассейн, он всех новеньких приглашает в бассейн, у него на даче небольшой бассейн и холл перед ним. Сам, конечно, развалился в креслесигареты тебе, турецкий халат, тапочки: Раздевайтесь! и жесты небрежные, левый глаз прищуренный. Хозяин. Саламасов. Я, было, чуток засмущалась, все-таки в первый раз, а Лидка, стерва патлатая, как ни в чем не бывало, расстегнула блузку, джинсымедленно так стащила, не торопясь, чтобы поглядел, стоит, понимаешь, голая, усмехается, и еще провела ладонями внутри бедер, а потомпо груди, насмотрелась порнухи. Жорик аж весь затрясся, бедный, машет мне рукой: мол, чего тянешь? Я тоже разделась, никуда не денешься, а Лидка уже идет к нему: ягодицамитуда-сюда, туда-сюда, Жора так и прижал ее за ягодицы
Она вдруг вскинула красивую седую голову и замерла, тревожно прислушиваясь.
Что случилось? спросил я.
Тихо! сказала Фаина.
Дева или Младенец? спросил я.
Говорят тебе: тихо!
Неожиданно чихнули в трех шагах от менярезко, как выстрел, и звук этот переливами грома ударил посередине пустынной тишины.
Я только теперь заметил, что номер был двухкомнатный.
Кто там?
Извиняюсья, в сонной хрипотце сказали из темноты. Но вы можете спокойно считать, что меня здесь нет. Я вам мешать не буду.
Мне было все равно, а Фаина, уже одергивая платье и торопливо застегиваясь, прошептала мне в самое ухо:
Черт его знает, вылетело из головы, не беспокойся, это«тягач», приехал сегодня, поселили; вроде бы вполне приемлемый, зомбиконечно; скажешь ему, что это временно, и поменьше всяких разговоров, хотянаплевать!
Она быстро и твердо поцеловала меняв подбородок, особенно не разбирая.
Ну, теперь мне пора, время, как бы они не спохватились
Я рухнул обратно на диван и поправил подушку, обшитую слипшимися кистями. От подушки разило дезинфекцией. Доносилась с потолка бодрая танцевальная музыка. Я кошмарно устал, жизнь кончалась, замирало сердце в груди, кровь еле-еле текла по опавшим венам, но каким-то краешком сознания, какой-то темной и загадочной глубиной его я смутно помнил, что это еще не все, и действительно, едва дверь затворилась за Фаиной, как низкий натруженный голос из проема между комнатами скупо поинтересовался: