Скорее всего, у Линнел просто не оставалось иного выхода.
Вы мне не нравитесь, прямолинейно и абсолютно равнодушно сказал он. Мы только встретились, но вы уже пытаетесь со мной торговаться.
Что ж, те, кто считал его резким, определенно считали так не зря.
Кейн едва успела убрать ногу, чтобы Атрес на нее не наступил:
Я могла бы начать вежливую беседу ни о чем, но мне кажется, что вам это не нужно. Вы производите впечатление человека, который любит говорить прямо.
Верно, согласился он. Дальше.
Я вполне могу не играть в намеки, продолжила Кейн. Вам нужна помощь мастрессы. Я могу ее обеспечить.
Вы так уверены, что ваши услуги того стоят?
Я уверена, что они могут обойтись намного дороже.
Атрес замолчал, продолжая неловко вести в танце. Он все-таки наступил Кейн на ногу во время очередного па и еще дважды едва не наступил на платье.
Знаете, вы действительно меня раздражаете, сказал он наконец.
Вас часто раздражает правда?
Меня всегда раздражают вертихвостки.
Он говорил абсолютно бесстрастно, как мог бы комментировать отчет о смене воздушных течений, но все же Кейн хотелось рассмеяться в ответ на его слова. Почему-то с ним было по-настоящему легко. Он не пытался играть словами как Стерлинг, и то, что Атрес говорил, означало именно то, что он сказал, без подводных камней и попыток казаться лучше.
Должно быть, Кейн фыркнула, представив его на других светских мероприятиях, вам тяжело общаться в высших кругах.
Нет, коротко отозвался он. Мне не приходится этого делать. И я не танцую.
Для вас выходы в светобуза?
Я просто не люблю бездельников, пояснил он. Нигде не видел больше бездельников, чем на подобных мероприятиях.
Кейн все-таки рассмеялась:
Хотела бы поспорить, но у меня ни одного аргумента.
Она хотела добавить что-то еще, но площадку под ними неожиданно тряхнуло, заставив их прижаться друг к другу до неприличия близко.
Извините, автоматически сказала Кейн, но Атрес не ответил. Он стоял совершенно неподвижно, повернув голову влево, откуда уже доносились удивленные возгласы.
Кейн проследила за его взглядом.
За границей площадки, откуда-то снизу, вероятно, от несущего дирижабля, поднимался столб спирита. Он был полупрозрачный, голубовато светился в воздухе и казался совершенно неопасным.
Гости не знали, на что именно смотрят, и потому спокойно переговаривались, но Кейн видела перед собой утечку спирита, предположительно в центральном узлевозможно, аварию, которая могла обрушить «Трель» вниз.
Какого черта Атрес шагнул в сторону заграждения, вероятно, собираясь рассмотреть, где начиналась светящаяся колонна, но площадка у них под ногами снова дрогнула, заставив Кейн судорожно уцепиться за него, чтобы не упасть. С грохотом посыпались с подносов бокалы, кто-то вскрикнул.
Это успела выговорить Кейн, а потом спирит-сфера, защищавшая гостей от ветра, лопнула с пронзительным звоном. Взметнулись вверх пышные юбки, края белоснежной скатерти, и опрокинулась ваза.
Казалось, они вот-вот рухнут вниз. Плиты под ногами завибрировали.
Это схема! Мне нужно туда! попыталась перекричать нарастающий гул снизу Кейн, но ветер уносил слова.
«Мне нужно Я постараюсь помочь»
Если произошла авария с центральной схемой, Кейн действительно могла вмешаться. Ей только нужно было время, совсем немного времени.
Потом где-то на границе слышимости уши пронзил высокий писк, и все замерло, будто схваченное на пленку мгновение.
Люди замерли на середине движения, застыли в воздухе разметавшиеся от ветра волосы молодой дамы, цветы склонились по направлению ветра.
Кейн повернула голову в сторону Атреса. Он стоял и держал в руках карманные часы. Резной узор на открытой крышке сиял пронзительно белым светом и отбрасывал странные тени вокруг.
Это был медиатор времени, достаточно сильный, чтобы остановить события.
Предметы-медиаторы теперь, когда спирит стал неотъемлемой частью жизни и лег в основу почти всех человеческих инструментов, бывали самыми разными: плащи, сохраняющие тепло, источники энергии для воздушных гондол, даже медицинские приспособления и средства связи. Их производили массово, какие-то были дороже других, какие-то дешевле. Они использовали спирит разных архетипов, и соответственно свойства у них были разные. Спирит времени был сложнее в работе, чем все остальные виды.
Встретить подобный предмет в руках обычного человека было как наткнуться на ледяной цветок в собственной оранжерее. Почти невероятно.
Атрес смотрел на Кейн напряженно, словно пытался разобрать ее на составляющие и предсказать, что она сделает дальше.
Должно быть, он пытался понять, почему она не застыла, как остальные, и какие вопросы начнет задавать.
Кейн действительно хотелось спросить прямо там, на рушащейся платформе, в абсолютной замершей тишине, среди людей-кукол и взметнувшихся вверх тканей: где вы его взяли? Откуда у вас этот предмет?
Но за пределами площадки в абсолютно застывшем мгновении светилась колонна спиритаединственный элемент кроме Кейн с Атресом, на который не подействовал медиатори эта колонна означала, что «Трель» целиком может просто перестать существовать.
Сколько у нас времени? спросила Кейн.
Атрес смотрел настороженно и мрачно, видимо решая, может ли ей доверять, но все-таки ответил:
Около десяти минут. Это, он кивком указал на колонну спирита, похоже на выплеск центрального узла. Мы успеем добраться до двигателя?
Несущий дирижабль находился не менее, чем в семи ярусах от них, но Кейн сказала:
Я создам спирит-сферу, мы попробуем спуститься в ней.
Вы сможете? спросил Атрес. Он задал вопрос спокойно и ровно, словно их жизни, так же как и жизни всех на платформе, не зависели от ответа.
Кейн была мастрессой Пятого Архетипа, Архетипа «Мираж» наиболее простого для овладения, а спирит миража не был материальным, он только позволял создать любой образ, любую видимость по желанию, но только на первом уровне.
Я справлюсь.
На втором уровне, на изнанке Миража, если погрузиться в спирит целиком, глубже и глубже, не вниз, но внутрь, как бездна под волнами океана, лежал Нулевой Архетипизначальный спирит, каким он был до того, как разделился на разные начала. Просто спиритэнергия, душа, извечная песня и все то неназываемое, для чего у человечества не было слов.
Вытащить его наружу, сквозь толщу Мираж, было трудно, тяжело и одновременно с тем давало ни с чем несравнимое ощущение завершенности. Словно что-то в мире со щелчком становилось на место.
Нулевой архетип был материален.
Я справлюсь, повторила Кейн скорее даже для себя самой, повернулась к колонне спирита спиной и поискала глазами точку смещения. Для каждого человека она была своя, просто какая-то деталь, которая появлялась в окружающей обстановке.
На площадке застыло пойманное, бесконечное мгновениевзвивались вверх углы скатерти и юбки дам, разлетался осколками бокал на полу, зависла в воздухе капля вина, заваливалась на бок ваза.
Почему-то для Кейн точкой смещения всегда было красное яблоко. В этот раз оно лежало на столе, пронзительно алое, настолько яркое, что практически светилось. Оно лежало рядом с упавшим цветком, нежной белой лилией, и, разумеется, было не настоящим.
Кейн посмотрела на это яблоко, и мир сместился.
Момент перехода всегда казался Кейн пробуждением, словно бы вся жизнь оказалась сном, и она наконец-то открыла глаза в мире миражей. Для каждой мастрессы и каждого мастресса смещение происходило по-своему, каждый видел реальность через призму своего собственного архетипа. В тот момент на замершей, застывшей во времени платформе все было миражом, этот миражматериальный и гениальный в своей продуманности, в своей завершенностипрятался под поверхностью каждого предмета, тек кровью в венах людей, светился бликами на медных шестеренках птиц. Это был мираж-материал, мираж-суть, заполнявшая собою воздух от края до края, и сама Кейн в том застывшем воздухе тоже была миражомразумным, тонким миражом. Полупрозрачным спектром, проекцией на поверхность реальности.
Достаточно было вздохнуть, чтобы провалиться внутрь.
Она могла зачерпнуть мираж ладонями, вытащить его любым образом на поверхность миравидимостью, иллюзией, но то, что было нужно Кейн лежало намного глубже.