Пришло время теста на профпригодность нашего пути отступления. После долгих споров, кто же должен стать подопытным, мы, в конце концов, решили спор на «камень, ножницы, бумаге». Мои ножницы пальцев сломались о каменный кулак шефа, и лезть пришлось именно мне. Впрочем, поборов страх быть погребённым в толще стен заживо, я вполне успешно спустился в подвал. Стояки водоснабжения оказались как нельзя кстатиза них было удобно цепляться, а отсутствие в них воды, в частности горячей, отсекало шанс получить ожоги. Из подвала оказалось несколько выходов. Одинцивилизованный, являющийся одновременно и входом. А остальныечерез окошки, которые, конечно, казались узкими, но вполне годились для того, чтобы ретироваться. Раньше они были зарешёчены, однако, тонкие прутья давно сгнили и путь казался вполне свободен.
Я поднялся обратно в квартиру и доложил о результатах разведки. Моего компаньона они удовлетворили, остальным, похоже, было не до этого. Инъекция адреналина, что их организмы прописали сами себе, уже не действовала, и всё семейство Сувориных сидело понурое, в мыслях о безрадостном будущем.
Я же всегда старался не жалеть ни о чём. А особенно, не жалеть о содеянном. Вот и сейчас, макая корку пресного хлеба в жижу от мясной консервы, жалел лишь о том, что мне не удалось прихватить с собой еды. А вот Сергей оказался прозорливее. Как выяснилось, он уже два года, как возил с собой в багажнике «тревожный чемоданчик» с определённым набором различных необходимостей. Как он сам объяснил, раскрывая свою маленькую тайнуон давно знал, что день, подобный этому, когда-нибудь наступит и придётся бежать со всех ног, точнеемчать на всех парах своего старенького, но надёжного «Кадиллака».
Ели мы молча. Темы для разговора, казались какими-то неуместными, сколько бы я не перебирал их у себя в голове.
Игорь, Сергей, наконец, нарушил почти полную тишину, чуть смазанную лишь звуками пережёвывания пищи, можно без всяких высокопарностейзачем ты это сделал?
Тишина стала полной. Все перестали жевать и уставились на меня. Я чувствовал себя, как актёр театра, напрочь забывший текст.
Не знаю, признался вполне честно, просто, так получилось
А если подробнее? не отставал Сергей. Из-за неё? кивнул он на Лизу.
Мам? уставился на мать Лёша.
Да, нет, лишь махнул я рукой. Не только Не знаю я, короче. Просто, всё как-то опостылело Когда увидел, как цинично ломают саму психику детей Это же дети! Понимаешь? Во мне что-то щёлкнуло. Я больше не смог смотреть на всё этона то, во что, с нашего молчаливого согласия, превратили наш мир. Это край, это мрак
Когда вам кажется, что с нашим миром что-то не такзнайте, вам не кажется, пробубнил мой товарищ.
Это, что такое? удивился я, и незнакомой и, в тоже время, обитавшей в глубинах моего подсознания фразе.
Это твой отец когда-то сказал, напомнил мне шеф.
Чёрт! хлопнул я себя по лбу. Отец! Нам надо его найти!
Я тоже об этом подумал, признался Сергей.
А где он? Лиза проявила, наконец, интерес к разговору.
Не знаю, пожал я плечами, тоже, где-то на окраине. Найдём. Обязательно
Мам, подал голос Димитар, а это и есть твой друг, вытянул он в мою сторону указательный палец.
Да, Дим, это Игорь. А это, я так понимаю, Сергей, с вопросом посмотрела она на моего товарища и я, с внутренней усмешкой, понял, что ни разу, до этого дня, не виделся с её детьми.
Ага, Сергей, блин, буркнул мой шеф, закинув в рот последний кусочек хлеба.
Так, хлопнул я себя по коленям, познакомились? Теперь давайте подумаем о ночлеге.
Ты о чём? подал голос Лёша, но тут же получил от матери подзатыльник.
Не «ты», а «Вы»! наставленническим тоном преподавателя объяснила она свой поступок.
Бог с ним! чуть гаркнул я. «Ты», «Вы»какая разница. «На ты»я даже моложе себя чувствую. Тебя это не касается, уточнил я для самого младшего члена нашей компании. Как дежурить будем?
Дежурить? удивилась Лиза, Сергей же одобрительно кивнулмол, мысль здравая.
Дежурить, дежурить! убедил Лизу в том, что она не ослышалась. Мы в незнакомом месте, на нежилой окраине и, уверен, даже телевизионные байки, относительно смертельной опасности этого места, имеют под собой некоторые основания. Так что, ночью надо дежурить. Желательно по очереди. Стрелять умеешь? спросил я у Лёши.
Не знаю, пожал плечами парень. В кино видел. Сам не стрелял.
Мы все тут, почти такие же успокоил его Сергей.
Ладно, взял я роль самопровозглашенного распорядителя дежурств, ты, пацан взрослый, подежуришь. Ствол доставай. Оба
Ствол? искренне удивился Сергей, который до этого момента был не в курсе нашего оснащения.
Ага, кивнул ему, принимая извлечённые из Лизиной сумки пистолеты, трофейные
Я проверил магазин, щёлкнул туда-сюда предохранитель, снял обойму, осмотрел патронник.
Короче, вставив магазин на место, щёлкнув затвором и поставив пистолет на предохранитель, протянул я оружие юноше, всё заряжено. Снимаешь с предохранителястреляешь. Понял? парень кивнул. Только, я тебя умоляюлишь в том случае, если кто-то, вдруг, на тебя нападёт или неожиданно вломится, что крайне маловероятно. А такбуди всех и всё тут! Уяснил? тот снова кивнул. Будем дежурить по три часа. Лёша первый. Сейчас почти десять. До часу, значит. Потом или я или Серый.
Давай я, поднял руку Сергей, в которую прошлось вложить второй пистолет.
Тогда япод утро. С четырёх до семи. Определились? окинул я вопросительным взглядом нашу беглую компанию. Лиза, было, хотела что-то возразить, но так и не решилась.
Соорудив из разбросанных по близлежащим квартирам кусков фанеры и картона некое подобие лежанок, мы улеглись спать. И, как ни странно, более сладкого сна у меня не было, наверное, никогда.
Он был настоящим, как бы сказал отец, богатырским, хоть и не таким длинным как бы хотелось. После крепкого похлопывания, сначала по плечу, потом по щеке, с трудом раскрываю глаза, слипшиеся от сладкого сиропа сна без приправы из сновидений. Я поднимаю вверх руку, давая понять, что проснулсяиначе не видно. Из освещения только холодный и тусклый свет луны, падающий из окна. Ему помогает лишь экранчик наручных часов, помогающий осветить путь в комнату, граничащую с коридоромна наш караульный пост. На всякий случай, заглядываю на балкончисто. Хотя, кому взбредёт в голову лезть по фасаду на третий этаж? Военсудполовцы скорее взорвут двери, чем будут обезьянничать. Нащупываю ногой ящик, который где-то выискал Сергей и определил его участь, как сидушку для сторожа. Судя по тому, что все целы да здоровыдежурства юного Алексея и Серёги прошли без происшествий. Хочется думать, что и в этот краткий остаток ночи никому не взбредёт в голову обшарить науш, ничем не примечательную, квартиру.
Я проверил своё оружие, щёлкнул затвором, предохранитель встал на своё боевое дежурство. Оглядевшись, помогая зрению бледным свечением часов, я опустился на ящик и прислонился к стене. Прохлада кирпичной кладки стала неприятно покусывать плоть. Всё-таки дом без жильцовне дом уже. Просто коробка. Он умирает, остаётся только скелет. Холодный, мёртвый, тот, который дал нам приют.
Мне вдруг представилось, как мы, всей нашей горе-компанией, бредём по снежной пустыне. Мы закутаны в какие-то шкуры, но ледяной ветер дует нещадно, продирает до костей. Всюду снегпод нами, вокруг нас, на много миль окрест, и даже в воздухе его так много, что кажетсяне идёшь, а пробираешься сквозь многометровый сугроб. Метель всё набирает силу. Друзья что-то кричат, но ветер уносит звуки и до моих обмороженных ушей долетают лишь обрывки фраз. Очень хочется есть и пить. Я спотыкаюсь, падаю. Поднимаюсь, снова падаю. Встаю на колени и смотрю на снег, зачёрпываю его онемевшими руками, хватаю ледяными губами, проталкиваю в глотку ещё сохранившим остатки тепла языком. Жажда понемногу отпускает. Я оборачиваюсь и вижу только метель. Верчу головойвлево, вправото же самое. Я не понимаю, куда делись мои попутчики. Сергеймой лучший и единственный друг, мой брат, не по крови, но по всему остальному, что только может быть у настоящих, любящих и заботящихся друг о друге братьях. Лиза и её сыновья, которых я знаю всего ничего, но уже успел сродниться с ними. Наверное, это горе. Радость никогда так не объединяет людей, как это делает горе. Оно превращает самых разных людей, самых разных убеждений, в монолит, который может расколоть только беззаботность счастья. Ведь счастье, как правило, у каждого своё. А вот горе бывает одно на всех. И, как показывает история, бывает не так уж редко