Миную общий зал и, проходя мимо кабинета своего шефа, невольно замедляю шаг, услышав незнакомые голоса, а различив первые слова и вовсе застываю как вкопанный. Я стараюсь как можно быстрее отойти за угол, чтобы меня было не видно из общего клиентского зала, прижимаюсь к тонкой стенке-перегородке, напрягая при этом свои органы слуха.
Мы только сверим некоторые данные. Это не займёт много времени. К началу рабочего дня мы вас оставим, доносится сквозь стену едва различимо, но всё же достаточно, чтобы понять почти каждое слово.
Ну, вперёд! нервно отвечает незнакомцу мой шеф.
Отвечайте лишь утвердительно или отрицательно. Если нам нужны будут подробностимы спросим дополнительно. Понятно?
Ответа не последовало. Очевидно, Серёга просто кивнул или же просто промолчал в знак вынужденного согласия.
Месяц назад вы закупили семь портативных водоочистителей, пять упаковок аккумуляторов на 30 тысяч миллиампер/часов, 20 тюбиков люминесцентного геля, 50 упаковок таблеток для обеззараживании воды и 30 упаковок сухого топлива. Всё правильно?
Ну, и?
То естьэто не ошибка, не сбой в системе?
Нет. Я всё это купил. А, есть какие-то проблемы?
Отвечайте по существу, холодно парирует выпад моего шефа незнакомый голос. В позапрошлом месяце вы купили примерно такой же набор единовременно. Правда, тогда вы ограничили количество сухого топлива в десять упаковок, но зато приобрели шесть портативных генераторов с беспроводной раздачей токов низких мощностей. Всё правильно?
Всёне стал отрицать Сергей.
Можете объяснитьзачем вам это всё и в таких количествах?
Могу. Но обязан ли?
Боюсь, что да.
Видите ли, как вас там, аневажно. Я, в своё свободное время, художник. Я творю свои инсталляции из того, из чего соткан сам современный мир!
Из таблеток и генераторов?
А как же? продолжает паясничать Серёга. Всё это олицетворяет жизнь! Ведь, не будь этих устройствмы давно бы умерли. Не так ли?
Вы сейчас серьёзно?
Эх! Вам не понять творца! даже через стенку отчётливо слышно, что мой шеф едва сдерживается от смеха. Ятворец, а вынет! О чём нам с вами говорить?! О чём же?!
А вы можете показать свои произведения? Или может ссылку на аукцион, где вы их продаёте? Вы можете предоставить доказательства своих слов?
Доказательства? Увы, нет! сокрушается Сергей. Первая работа была слишком уродлива для того, чтобы показывать её миру, а вторая слишком прекрасна для него. Я всё уничтожил!
Вам больше нечего сказать?
Нет. Ну, я же говорилвам не понять творца
Счастливого дня, скрипнул голос, и я спешу тихонько отбежать подальше от угла, за которым располагается дверь моего начальника.
Проводив взглядом спину незнакомца, обтянутую серым пиджаком, я без стука залетаю в кабинет шефа и, без слов, красноречивым кивком изъявляю готовность впитывать подробности, словно губка.
Ты про этого? кисло кривится Сергей. Херня! Уже в который раз приходят.
А кто это? И что это за комедия про художника и уничтоженные произведения искусства? не оставляю его без подробного рассказа.
Так ты слышал? улыбается мой школьный товарищ. Прикольно, правда?
Так, что это всё было?
Вот ты прилипала! ехидно усмехается он и, как он обычно делает, перед тем как поведать что-нибудь эдакое, откидывается на спинку своего неприлично удобного кресла. Этот хрен из военсудпола. А про художникау нас власть лояльна почти ко всем проявлениям псевдокультуры и даже поддерживает этих шизофреников! Так, чего же такого необычного в ещё одном непризнанном гении, который собирает всякие дерьмопроизведения из разного хлама и потом дрочит на них, восхищаясь своей гениальностью?
Но, это же бред! почти взвизгиваю я, поглощаемый расползающимся во мне шкодническим восторгом, который я испытываю всегда, когда слышу гениальную, по своей сути, но не форме, ахинею.
Ага, ухмыляется Серёга. Я это понимаю. Ты понимаешь. Он понимает, кивает на дверь, в которую вышел недавний гость, но какое кому дело? Это же протокол. А там и не такая хрень бывает.
А почему он приходил то?
Ну, у них пару лет как запущен определённый фильтр-поисковик в единую платёжную систему. Если кто-то скупает что-то подозрительноеони проверяют. Как правило, для проформы
А, что подозрительного в твоих покупках?
Объёмы.
И? не понял я.
Игорь, ты же умный парень. Но, мне иногда кажется, что ты полный имбецил! Ты чем расплачивался на нелегальном рынке?
Ну на секунду замялся я, батареями, люминесцентным гелем Ой! пришло вдруг озарение.
Вот тебе и «ой»! снова усмехается шеф. Когда скупаешь в обычных магазинах то, что в самом-самом ходу на нелегальном рынкеэто, как ни крути, странно. Вот и приходят, ищут пособников
Пособников кого?
Кого, кого Изгоев, кого же ещё!
То есть
То естьнелегальный рынок, уже с небольшим раздражением обрывает меня Сергей, это рынок изгоев. Ты что не знал, что ли?
Нет, признаюсь и начинаю чувствовать себя, словно только что покуривший школьник, узнавший, что за запах табака от детских пальчиков, детская жопка может схлопотать ремня. Я, как-то думал, что там просто жители окраин барыжат и тому подобное
Ага, щас! Жители окраин, блин! покрутил пальцем у виска начальник. На хрена им то, что можно купить в магазине? Причём, купить недорого, тем более, что они, как-никак, получают либо пособие, либо зарплату. Даже у бедняков есть лимиты на такой скарб. А вот у изгоевникогда не будет. Их просто нет в платёжной системе! Соответственно, и купить они ничего не могут. Потому у них только натуральный обмен. Ты имнужные вещи, они тебеизыски из прошлого.
Охренеть, наконец опускаюсь я в кресло, я был среди изгоев
Ну и что? всем своим видом демонстрирует удивление моей реакцией Сергей. Ты ведь тоже не веришь в эти бредни про них?
Нет, но всё-таки пожимаю плечами. Как-то привык, что опасные эти ребята
Опасныеспору нет. Но ведь, это такие же люди как и мы! Не совсем, конечно Но и не звери какие-нибудь, как их малюют. А вообще
Не успел Сергей закончить фразу, как за окном тревожно взвыла сирена. Мы, не сговариваясь, прильнули к окну, выходящему на узкий зассаный проулок. Однако, если изловчиться, то можно краем глаза увидеть, что происходит и на проспекте Ельцина, куда выходит фасад нашего центра.
Где-то с полминуты мы жадно всматриваемся в удивительно пустынную для этого времени дня улицу, а потом изумлённо наблюдаем, как две нелепые фигуры буквально выкатываются из продуктового магазина, что располагается на другой стороне проспекта, чуть левее нашего здания. Следом за ними вышмыгнула ещё одна фигура, тащащая за собой за волосы молодую девушкуочевидно, менеджера магазина. Издалека казалось, что они именно выкатывались, так как облачены были в совершенно безразмерные плащи, больше напоминающие шкуры давно исчезнувших из природы дикобразов, поскольку с одежды повсеместно свисали лоскуты ткани и какие-то непонятные, то ли ремни, то ли верёвки. На головы налётчиков, а в том, что это именно налётчики нет никаких сомнений, накинуты такие же истрёпанные капюшоны. В руках двое сжимают, что-то вроде коротких мечей или длинных ножей, у одногообёрнутый, в такое же тряпьё что и он сам, короткий автомат.
«Дикобразы» ринулись через улицу прямиком в наш проулок. Последний, тот, что тащит за волосы извивающуюся от боли и страха девицу, притормаживает ровно посредине улицы и безжалостно вонзает клинок в грудь почти обезумевшей от страха молодой женщине. Она смотрит на своего убийцу снизу вверх, туда, где во тьме капюшона скрывается лицо, и тело будто теряет упругость форму. Её голова ещё несколько секунд находится на весу, поддерживаемая за волосы лапищей, облаченной в грубые кожаные перчатки, а потом, когда пальцы разжимаются, с глухим шлепком падает наземь.
Пригнись! шипит мне у ухо Сергей и, падая на пол, тянет меня за рукав рубашки. Я повинуюсь и валюсь рядом. Вообще-то прятаться не имеет смысла. Окно в кабинет моего начальника зеркальное, так что мы может видеть, а наснет. Но сейчас, даже это «на всякий случай» не кажется излишним. Окно звуконепроницаемое, но мы каким-то шестым чувством ощущаем, что мимо нас проносятся три облачённые в тряпьё фигуры. Следует почти поглощенная звукоизоляцией автоматная очередь и на несколько мгновений, очевидно от страха, все звуки стихают. Через несколько мгновений слышатся приглушённые крики. Я поднимаю голову и осторожно выглядываю в окно. В проулке уже пусто и я подаю знак своему товарищу, чтобы тот тоже поднимался с пола.