Сама я знала о Джоне Албане только одно: он основал организацию и назвал ее Детская лига, однако вытаскивал из лагерей лишь тех, кого считал обладателями силы. Кто мог оказаться полезным. И, если чувак окажется не в духе, у меня есть хороший шанс огрести по полной за то, что его план чуть не сорвался.
Мы прошли по другой стороне круглого коридора-петли. Кейт коснулась пропуском черной панели, ожидая сигнала. «Вдруг не сработает», мелькнула во мне слабая надежда.
Но мы опять устремились вниз по бетонным ступенькам холодной лестницы. Дверь за нами захлопнулась сама собой, загерметизировавшись со всасывающим звуком. Я пораженно обернулась, но Кейт мягко подтолкнула меня вперед.
Еще один коридор, но не такой, что я видела наверху, на первом уровне. Лампы здесь светили не так мощно и, казалось, были установлены на мерцающем цикле. Один взгляд в эту сторону, и я вздрогнула, а сердце забилось где-то в горле. Это был Термондминиатюрный кусок моей тюрьмы. Ржавые металлические двери, твердые бетонные стеныих ровную поверхность нарушали лишь маленькие смотровые окошки. Но это была тюрьма с двенадцатью дверями вместо многих дюжин, с двенадцатью заключеннымивместо тысяч. Тошнотворный запах с примесью хлорки, голые стены и полединственная разница заключалась том, что вздумай мы колотить в двери так, как эти пленники, нас сразу бы наказали. Приглушенные голоса умоляли выпустить их, и я попыталась представить, впервые в жизни, чувствовал ли кто-нибудь из солдат то же, что и я сейчас: тупую боль, как если бы с силой стянули кожу на голове. Я точно знала, когда их лица выглядывали из окон, а налитые кровью глаза следили за нами, пока мы шли по коридору.
Кейт коснулась пропуском замка последней двери слева, лицо ее скрывала тень. Дверь открылась, и женщина толкнула створку, кивнув в сторону голого стола и стульев.
Свисающая с потолка лампа уже горела, покачиваясь на шнуре. Я застыла на пороге, отпрянув от Кейт.
Что, черт возьми, происходит?
Все в порядке, проговорила она низким, успокаивающим тоном. Мы используем это крыло, чтобы хранить ценное имущество, а еще держим здесь тех, с кем возникли кое-какие проблемы, с кем нужно побеседовать.
В смысле допросить? уточнила я.
«Нет, подумала я, и понимание черными пятнами расцвело в моем сознании. Сначала их допрашивал Мартин. Теперь это буду делать я».
Я не начала было я. Не доверяю себе, не желаю этим заниматься. Не хочу ничего из этого.
Я все время буду рядом, заверила меня Кейт. С тобой ничего не случится. Албан просто хочет увидеть уровень твоих способностей, и это один из немногих способов их продемонстрировать.
Это было почти смешно. Албан хотел удостовериться, что не прогадал с покупкой.
Кейт закрыла дверь и потянула меня к стулу за металлическим столом. Я услышала шаги и попыталась подняться, но меня тут же усадили обратно.
Всего несколько минут, Руби. Я обещаю.
«Чему ты удивляешься?» спросила я сама себя. Я знала, что представляла собой Лига и все они. Кейт как-то говорила, что Лигу создали для того, чтобы раскрыть всю правду о том, что происходит с детьми в лагерях. Забавно, как далеко они ушли от своей миссии. Мне хватило нескольких часов, чтобы понять: все, в чем Лига преуспела за пять лет, это превращенная в солдат горстка детей, похищения и допросы и несколько разрушенных сооружений из тех, что имели особое значение.
В небольшом окошке возникло темное лицо Албана, за ним маячили фигуры еще полудюжины мужчин. Его голос просочился сквозь потрескивающую внутреннюю связь:
Мы готовы приступить?
Кейт кивнула и, отступив назад, пробормотала:
Просто делай, что тебя просят, Руби.
«Всю жизнь только это и делаю».
Дверь открылась, и в комнату вошли трое.
Два здоровяка-агента в зеленой униформе и маленькая женщина, которую они втащили внутрь и привязали пластиковыми стяжками к другому стулу. Ее голову скрывал капюшон из мешковины, и, судя по мычанию и протестующим стонам, рот был заткнут кляпом.
Мою шею свело от ужаса, страх медленно пополз вниз по позвоночнику.
Здравствуй, моя дорогая, снова прошипел голос Албана. Надеюсь, этим вечером ты прибываешь в добром здравии.
Джон Албан оставался советником в кабинете президента Грея, пока его собственная дочь, Алиса, не был убита ОЮИН. Как мне объяснила Кейт, Албан не справился с чувством вины. Но когда он попытался донести до остальных правдуне глянцевую, засахаренную версию о лагерях, обратившись в крупные газеты, ни одна не решилась обнародовать его историю. Президент Грей ужесточил и без того безжалостный контроль за СМИ. Таковы были последствия взрыва в Вашингтоне: хорошие парни остались неуслышанными, плохиеполучили все преимущества.
Джон Албан был уже немолод, его темная кожа так же выдавала его возраст, а из-за тяжелых мешков под глазами лицо тоже казалось обвисшим.
Разумеется, мне невероятно приятно видеть тебя здесь. Мы с моими советниками очень хотели бы оценить пределы твоих способностей и понять, какую пользу они могут принести нашей организации.
Я кивнула, язык прилип к небу.
Мы считаем, что эта женщина передает информацию людям Грея, саботируя операции, на которые мы ее посылаем. Я бы хотел, чтобы ты исследовала ее последние воспоминания и сказала бы мне, правда ли это.
Он что, считает, это так легко? Глянул внутрьи получил все ответы? Я выпрямилась и пристально посмотрела на него через стекло. Я хотела, чтобы Албан понял: я догадалась, что он укрывается за дверью не от этой женщины, а от меня.
Все, что мне нужно было сделать, завоевать его доверие и получить частичку свободы. И когда придет время, он пожалеет, что сам предоставил мне возможность оттачивать свои способности; проснувшись однажды утром, он обнаружит, что я ушла, не оставив и следа в этой подземной дыре. Время работало на меня. Удостоверившись, что остальные в безопасности, я разорву сделку и сбегу отсюда.
Вы должны назвать мне конкретную операцию, возразила я, не зная даже, слышит ли меня Албан. Иначе мы можем проторчать здесь всю ночь.
Понимаю, протрещал голос. Думаю, нет нужды говорить, что все увиденное и услышанное тобой в этом залеконфиденциальная информация, к которой у твоих сверстников нет и не было доступа. Если мы обнаружим, что какие-то данные стали общественным достоянием, не обойдется без последствий.
Я кивнула.
Превосходно. На днях этот агент ходил на встречу со связным, чтобы получить конверт.
Где?
В окрестностях Сан-Франциско. Точнее сказать не могу.
У связного есть имя?
Последовала долгая пауза. Нетрудно было догадаться, что за дверью совещаются. Наконец Албан объявил:
Амброуз.
Двое солдат, что привели женщину, попятившись, вышли. Она услышала, как щелкнул дверной замок, но когда я потянулась к ее связанным запястьям, женщина попыталась увернуться от моего прикосновения.
Амброуз, бормотала я. Сан-Франциско. Амброуз. Сан-Франциско
Снова и снова повторяя эти слова, я погрузилась в ее разум. Напряжение, которое копилось во мне с того самого момента, как я взошла на борт самолета в Мэриленде, мгновенно схлынуло. Я наклонилась ближе к женщине, стремительный поток мыслей заструился через ее сознание. Они оказались ослепительно-яркимиот них исходило настолько болезненно-насыщенное свечение, словно каждое воспоминание окутывал чистый солнечный свет.
Амброуз, Сан-Франциско, информация, Амброуз, Сан-Франциско
Этому приему меня научил Клэнсиупоминания определенных слов, фраз или имен нередко достаточно, чтобы найти нужную главу в чьих-либо мыслях.
Женщина расслабилась под моими пальцами. Готова.
Амброуз, тихо повторила я.
Стоял полдень или около того; я была ею, а онамной, и мы быстро подняли глаза на солнце, стоящее прямо над нами. Картинка мерцала, когда я бежала через пустынный парк, черные тенниски скользили по некошеной траве. Впереди замаячила постройкаобщественный туалет.
В моей руке внезапно появился пистолет, что меня нисколько не удивило. По мере того как я погружалась в ее разум, вместе с «картинкой» приходили и другие чувства: запахтам, звукздесь, прикосновение. С того мгновения, как оказалась в этих воспоминаниях, я ощущала холодный металл за поясом шортов.