Марьяша чуть подождала, но торг отчего-то затягивался. Мука в начале лета дорогая, и, скорее всего, запросы у хромоногой оказались выше, чем стандартное «натаскай воды и расколи дрова», даже обычно покладистый Боба возмутился непомерными расценками на выпечку.
Проня поторапливал: дескать, глянь на небо, явно дождь собирается, и ему самому мокнуть не с руки, до Свиных Выселок шагая, да и книжки от сырости в негодность придут.
Последнее обстоятельство решило дело, пошагали к коптильной яме вдвоем. Марьяша крикнула Бобе, чтобы догонял, как сговорится, но едва ли была услышана, думал человек-гора сейчас исключительно своим ненасытным желудком и слышал лишь Матрену.
«Станет руки распускатьзакричу», решила Марьяша. Народу вокруг еще много, кое-кто на выселки этой же кустистой пустошью шагает.
«Во-он за теми кусточками» оказалось понятием растяжимым. Миновали вроде бы те кусточки, оказалось: «да вон же полянка за деревьями виднеется, там и лежат», и пришлось еще шагать и шагать.
Книги на полянке не лежали. И даже коптильной ямы там не было. Зато лежало на траве расстеленное покрывало и на нем две подушки, неровно сшитые и набитые сеном.
Марьяша обернулась к Проне, уже открыв рот, чтобы высказать все, что думает, да так и замерла с раскрытым ртом.
Похотливый кобелина успел спустить портки, одним движением распустив на них завязку. И Марьяша поняла, что уродство после Трындеца у Прони проявилось, да только он скрывает, прячет его. Отчего у Прони не заживаются жены, поняла тоже.
На Марьяшу нацелился, чуть не упираясь ей в живот, детородный орган чудовищных размеров. С руку до локтя, а то подлиннее, а на конце несоразмерно толстый, покрытый какими-то шишками, наростами, даже на вид шершавыми.
Не то чтобы она была великим знатоком мужских достоинств, но случалось и купаться с парнями, пока мать не запретила, и другие оказии выпадали увидеть
Нравится? спросил Проня с неподдельной гордостью. Твой будет. Поняла, дура, от чего отказывалась?
Она не стала втягиваться в диспут об увиденном, молча попыталась сбежать. И не догнал бы Проня, со спущенными портками не особо побегаешь, да больно уж близко к ней стоял. Успел схватить за плечо, опрокинуть. Марьяша рухнула на покрывало, угодив головой мимо подушек. Проня, пыхтя, навалился сверху, коленями раздвинул ей ноги. К запахам перегара и одеколона теперь присоединился запах пота и чего-то еще мерзкого
Попыталась крикнутьгубы тотчас же притиснула ладонь. Попыталась укусить ееладонь на миг отлипла и тут же прилетел кулак, разбил в кровь губы. Ладонь вернулась на место, а Проня прошипел:
Еще куснешь, все зубы вышибу.
Она мычала носом, и ей казалось, что получается громко, но сама понимала: никто не услышит и не поможет. А даже и услышит, все равно не поможет. Эка невидаль, девку дерут не совсем по согласию. Пустяки, дело житейское. К Судье с жалобами на изнасилования давно перестали обращаться, а поначалу-то он прописывал всем жалобщицам пяток плетей с формулировкой: если сучка не захочет, на нее кобель не вскочит
Возможно, с кем другим она смирилась бы и потерпела, но понимала: кошмарный Пронин агрегат все раздерет внутри, изуродует. Понимала и продолжала сопротивляться, пыталась выскользнуть из-под насильника, но силы были слишком неравны. Даже ладонь от лица двумя руками отлепить не удалось.
Да ты расслабься, сучка, расслабься пыхтел в лицо Проня перегаром, одеколоном и потом.
Дело у него не заладилось Подол-то он задрал, и ветхое исподнее порвал в клочья, и орудие было в полной боевой, да только никак не удавалось его запихать.
Она воспользовалась заминкой и попыталась дотянуться до Лизки. Вдруг та рядом, вдруг спасет, как в тот раз? Ворвалась к сестре в голову, плюнув на обычную свою деликатность, и тут же поняла, что Лизка ей не поможет
И завопила что есть мочи. Не голосом завопила, понятное дело, ладонь оставалась на разбитых губах. Заорала мысленно, ни к кому конкретно не обращаясь с призывом о помощи, вернее, обращаясь ко всем разом.
И все закончилось.
Исчезла навалившаяся тяжесть, коктейль из пота, одеколона и перегара не терзал больше обоняние.
Глаза были полны слез, и Марьяша не сразу разглядела, что Проня никуда не исчез, что повис в воздухе, словно бы подвешенный на колодезном журавле. Но то был не журавль, то был Боба Ухватил насильника за шкирятник, держал на вытянутой руке без малейшей натуги. Другая рука, сжатая в кулак с приличную тыкву размером, методично била Проню по лицу. Лупцевал его Боба неторопливо, сосредоточеннои никак не проявлял эмоций, на лице застыло серьезное и задумчивое выражение. Как будто детинушка колол дрова, отрабатывая пироги Матрены.
Лежал бы Проня на земле, или стоял бы, прислонившись к стене, тут бы и сказочке конец. Но он болтался в воздухе, и это несколько смягчало силу ударов. Однако и без того кровавое месиво мало чем напоминало человеческое лицо.
Хватит с него, убьешь, сказала Марьяша, мстительно выждав некоторое время.
Жестоким Боба не был, чужие мучения никакого удовольствия ему не доставляли. Однако абстрактного сострадания к чужим не испытывал и незнакомцев не жалел, за сегодняшней жестокой казнью наблюдал с любопытством, но без особых эмоций. При своей чудовищной силе мог запросто убить или покалечить, рассудив невеликим разумом, что человек заслуживает наказания. Либо вступившись за тех, кого считал своими. Либо по просьбе кого-то, если относился к просившему с любовью или уважением.
После слов Марьяши Боба ударил еще разок и оглядел дело рук своих. Окровавленная тушка признаков жизни не подавала. Удовлетворенно кивнув, Боба поднатужилсяи Проня отправился в свободный полет, вломился в кусты на противоположном краю поляны и исчез из вида.
Марьяша подскочила к спасителю, обняла, прижалась к необъятной груди и бурчащему брюху.
Боба, Боба, Боба говорила она, поглаживая его хламиду, и ничто другое на ум не шло.
Я молодец?
Конечно, молодец! Молодцовее не бывает!
Я, пожалуй, Лизу больше любить не буду, сказал Боба. Я решил, что тебя хочу любить. Ты согласная?
Да что же за день такой Не угодить бы из огня да в полымя Она аккуратно, осторожно глянула вниз, но ничего подозрительного не обнаружила под широченными портками Бобы. Видать, в этом смысле он тоже еще ребенок
Хорошо, люби, разрешила Марьяша. Вот только
И тут Боба с оглушительным звуком испортил воздух, прервав ее реплику. Пироги Матрены начали действовать.
беда случилась, Бобочка, закончила Марьяша, делая вид, что ничего не произошло.
Я нечаянно.
Я не о том.
А-а-а так это Так он тебя это
Не успел, и я опять не о том С Лизой беда. Спасать ее надо, Боба.
Спасем, сказал Боба просто и с беспредельной уверенностью, даже не поинтересовавшись, что за беда стряслась.
И показалось на миг, что действительно спасут, если в союзе с этой чудовищной силой выступит нормально соображающая голова. Но тут Боба вновь издал протяжный и раскатистый звук, безнадежно испортив и воздух, и торжественность момента.
Марьяша поняла, что проблем с таким спасателем не оберешься
Глава 3Совещание в узком кругу (ход черной ладьей)
База сильно приросла за год, что миновал с выхода на поверхность. Прирастала, разумеется, надземной своей частью. Первым делом возвели периметрс запасом огородив приличный кусок территории, чтобы не тесниться, когда позже возникнет надобность в постройке новых зданий и сооружений. Колючка, спирали Бруно, минные поля, системы слежения на них надежды было больше, чем на огневые точки, поначалу людей для охраны катастрофически не хватало. Для грамотного и профессионального противника такой периметр не стал бы непреодолимой преградой. По счастью, воевать с профи пока не доводилось: осеннее «наступление» мутантов было спланировано курам на смех
Внутри успели возвести здание штаба и казармы для добровольцев и мобилизованных. Ну и еще кое-что по мелочи: забетонировали плац, воздвигли высоченный флагшток с триколором, а под ним, невзирая на всю нехватку людей, постоянный пост и металлическая табличка со словами: «Отсюда, с этого места, началось возрождение России», в очередной раз проявилась склонность Полковника к патетике, причем ни в малейшей мере не наигранная, он всерьез рассчитывал угодить в будущие учебники истории. Ковач, неисправимый скептик, подозревал, что таких «возрождателей» сейчас немало в разных отдаленных и не очень уголках рухнувшей страны.