Он и до того повоевать успел, произнесла старушка. У него две медали были, «За отвагу» и «За храбрость». И три военных креста. Не зелёных необстрелянных юнцов в ту пустыню бросили.
Три креста? Почти полный кавалер? Ну, ничего себе!
А хотел попросить я, но старушка покачала головой.
Нету. Нету, сынок. Чучо, подонок, повытягивал. Все, что были.
Чучо? Я напрягся. И, кажется, серьёзно. Всё, что было до этоготак, ерунда. На сей раз голос старушки был наполнен такой горечью, что
И награды, и наградные листкивсё, сука, вытащил! И не за раз ведь! В несколько заходов исчезали!
Кто этот Чучо? Глаза мои были похоже на сверхновые.
Алкаш соседский. Донья Констанция помолчала. Из тысяча девятнадцатой. Вечно денег на пойло нет, ходит по галерее, у всех клянчит. А когда кого нет, может и в комнату забраться.
И забирался! воскликнула она. И ловили. Эти Скривилась. Потом отпустили.
Я ведь их прятала, Хуан. Хорошо прятала. Деньгите на виду осталяла, а награды Да только где тут хорошо спрячешь! Картинно обернулась. Да уж, точнонегде. Особенно старушке, которую обижают, которой грозит всемирным потопом тот, кто как бы должен защищать.
Они денег хотели, да? Ну, чтоб этого Чучо «прикрыть»? А вы не дали?
Попал. Старуха вновь отвела глаза.
Стара я стала, Хуан. Руки уже не те. И ноги. Не справлюсь я. А вот были когда-то времена!.. Мечтательно вздохнула. Хотели, да не только в выродках дело. Дружки у Чучо есть. Много. Такие же бухарики, как сам. Грохнули бы меня, Хуан, и все дела. И Побоялась я.
Она была готова провалиться сквозь землю. Это был грех, тягчайший грех для воина. И она ему поддалась. И корила себя за это немыслимо, но изменить что-то
Раз сделанное не изменишь, вот в чём проблема. Или ты сразу трус Или тебя сразу прикончат. Одно из двух. И глупо прятаться за какие-то надежды и отговорки.
Да и не посадили бы его, продолжила она, и говорила правильно, что, однако, не умаляло её в своих собственных глазах. С чем сажать? Доказательствнету! А что в чужой дом вломился Ну, хулиганство бы пришили, все дела.
А ваши Сослуживцы. У них есть какие-то рычаги?
На глазах старушки выступили слёзы. Ясно, не буду о грустном.
Я хотел развернуться и уйти, чтоб не смущать её, но она продолжила исповедь:
Одна я осталась.
Обернулся. Воззрился на сеньору новыми глазами. Ибо то, что она говорила, произносила впервые за много-много лет. Все годы с этим жила, но говорить
Ушли они тогда. На Марсе. В бой. А меня не взяли, в Олимпии оставили. Беременная я была, только-только, они знали. А командирынет.
И все полеглитоже на засаду нарвались. Да глупо так. Там пылевое облако было, местные заряды рванулиничего не видать. Видимость нулевая, приборы почти слепы А тут навстречу местные. Сотни две. Шли на наши позиции напасть, так же, втихую, из пыли, из ниоткуда. Ну и Наших оказалось меньше.
Молчание.
А меня Она вытерла слёзы. Под трибунал. Как дезертира.
Ясно. Так что ни особой пенсии, ни каких иных плюшек. Вышвырнули её со службы и все делаэто так делается.
Старушка села на сиротливо возвышавшийся посреди комнатушки стул.
Потом, через год после рождения Рауля, оправдали. Но в ВКС больше не взяли, да я сама и не просилась. А без ВКС мне в армии делать нечего. Так и осталась на гражданке, с Раулем. Пока и он
Грудь её чуть не разорвало от рыданий. Давно старушка не плакала, ой давно!
Титановый стержень, что я увидел в ней на рынке, вдруг куда-то делся, испарился; передо мной сидела сгорбленная старуха, одной ногой стоящая по ту сторону Барьера, которую мало что держит на Этой стороне, и которая это отсутствие связей горько оплакивает. Ибо изначально она была очень жизнерадостна, и дорогих ей людей в мире было множество.
Но она осталась, действительно, одна. Одна одинёшенька. Последняя из взвода. Потерявшая любимого. Потерявшая сына. Свои награды у неё тоже наверняка были, и их тоже стырил алкаш-сосед, просто о них не сказалагордость не позволила хвастаться. Бабуля-воин, бабуля-герой. И мать героя, кавалера трёх военных крестов, а их за просто так не дают, не считая медалей.
«И ЭТУ женщину смеют обижать какие-то представители местной шелупони?»поразила мысль.
Я понял, что дракон внутри проснулся и жаждет крови. Слишком серьёзным оказался эмоциональный вал, идущий от старушки, слишком больную для меня тему она подняла. Зверька повело, и теперь я должен ублажить его, а не старушку своими поддерживающими разговорами.
Такие старушки не должны ходить без стержня! Они не должны ломаться! А раз вы её сломали Держитесь, суки!
Это вам будет не за меняни в коем случае. И даже не за неё. Она свой ГРЕХ совершила, осознание этого и будет ей наказанием до конца жизни. А за Рауля ОКоннора. За его взвод. За всех ребят, погибших геройской смертью ради нас, тех, кто остался жить на Венере, и кто
Мне стало дурно от эмоций, но через силу сдержался. Каксам не понимаю, ибо дракон ОЧЕНЬ хотел вырваться на свободу.
«Сидеть! Место! Место, кому сказал! Мы не уйдём сегодня без крови, скотинка. Прольём её, обязательно! Обещаю! Но ДУМАТЬ, как именно будем её лить, буду я! Хорошо?»
Кажется, аутотренинг подействовалотпустило. Я вернулся к своим мыслям, умчавшимся галопом далеко вперёд.
За них, ветеранов, погибших ради нас, неблагодарных потомков. Погибших за то, чтобы то же Хезус-Чучо смог жить, пить и воровать, в том числе ветеранские награды. Чтобы выродки в форме вроде Карлоса Номер Два говорили его матери: «Старая шлюха!». Сегодня я зол, но сегодня не я буду центром вселенной, как обычно. Есть вещи, за которые кара должна быть одна, смерть. И и я буду всего лишь исполнителем воли высших сил, их палачом. А не организатором.
Катарина, срочно скинь все возможные данные по некому Хезусу активировал я пятую линию, не замечания удивления старушки. СРОЧНО!
* * *
Донья Констанция меня не остановила. Даже единого вопроса не задала. Но с моим преображением в зверя подобралась и сама, уняв слезы. Титановый стержень снова заиграл в ней, но я видел, что не такой он прочный и толстый, как мог быть. Хотела остановить, хотела что-то крикнуть вслед Но не стала. Ведь я тоже воин, и всё для себя решилчто мне её «останавливалки»?
Нашлись, родимые, на этой же галерее, метров через двести дальше по коридору. Сидели, пьянствовали, в смысле распивали крепкое, но дешёвое пойло. Шестеро. Досье на четверых из них у Катарины нашлосьсидели за мелкое хулиганство, есть в базе гвардии.
Сейчас они сидеть явно не собиралисьчувствовали себя как дома (почему как?), орали, спорили, дебоширили, не обращая внимания, что могут кому-то помешать. Они тут хозяева, и точка. Это читалось на лицах девушки, прошмыгнувшей мимо, сеньоры в возрасте, неодобрительно, но с напряжением посмотревшей в их сторону, да паренька лет четырнадцати, который тоже промчался поскорее мимо. «Банда», промелькнуло у меня в голове. «Держат в страхе секцию этажа, типа крутые. А всякие «карлосы номер два» потакают. В доле, наверное? Только в какой?»
Здорово, козлы! начал я, приближаясь. Ты. Палец указал в нужную персону. Мне нужны награды Констанции и Рауля ОКонноров.
А я хочу стать гаванским папой! заржал один из собутыльников приснопамятного Хезуса. Сам он, чувствуя силу, довольно оскалился:
Так обращайся к старухе. Какие проблемы?
Проблемы? Я нехорошо усмехнулся. Никаких. Тоже довольно покачал головой. Предвкушающе.
Тут мои будущие противники не вытерпели и начали подниматься. Да, ребята серьёзныефизическая подготовка у них была Дай бог каждому. У троих за плечами точно армейские контракты. А может и у всех. У Хезуса точно есть.
Я не собирался драться. Вот ни капельки. Да и наученный горьким опытом походов по паркам с благоверной, больше не хотел рисковать.
Податься влево, к мойке. Возле которой сиротливо стоял стакан с вилками и ложками. Ножей не было, но мне они и не особо нужныхватит вилок. Рывком вытащить стопку, разворот. Да не простой, а с броскомпервая пошла.
Молоко. Но я и не стремился поразить цель, собирался лишь остановить напор. Получилось. Секунду себе выигралодин из детин, глядя на ткнувшуюся в грудь вилку, замедлил движение. Тем временем я сделал новый рывок, и с очередного разворота всадил вторую вилку под кадык второму детине. Нога моя тем временем задержала движение третьего А вот и третья вилка, ему в глаз.