Старушки одобрительно зашелестели. Не буду скрыватьединственный старичок тоже добавил в их шелест с десяток невразумительных, но явно позитивных звуков.
Прежде всего вам понадобится как минимум минутный видеоролик с участием конкретного человека. Если этот абонентваш хороший знакомый, можно попросить его попозировать специально для вашего голокрона: принять разные позы, пожестикулировать, изобразить разнообразные эмоции, произнести несколько фраз с разной интонацией. Такой ролик, залитый в специальное приложение, и станет основой для трехмерной анимированной аватарки. Программа обработает видео с данным героем, распознает его мимику и ключевые жесты, соотнесет с вопросительной или восклицательной интонацией А дальшедело техники: уже при следующем разговоре с абонентом вы увидите, что аватарка кивает, хмурится или улыбается, будто и впрямь реагирует на ваши слова. Чем длиннее загруженный ролик, чем больше разнообразия в поведении его героятем естественнее получится его голографический образ. Если у вас уже есть старое видео с участием абонента, можно загрузить и его. Только имейте в виду: если это видео с научной конференции, где слова выступающего серьезны, а мимика скупа, получившаяся аватарка даже новые анекдоты будет иллюстрировать с каменным лицом. Ну или наоборот: если на видео человек вальяжно расположился в кресле или дурачится на пикникевам будет крайне трудно общаться с его аватаркой о чем-то важном или тревожном. Предлагаю сейчас попрактиковаться и создать голограммы друг друга. Контактами вы, думаю, уже обменялись, поэтому откройте голографический объем и
Дома я заставил голокрон воспроизвести новенькую, всего час назад созданную аватарку Вероники Сергеевны и несколько минут молча смотрел на нее. «Вызвать абонента?»светились в интерфейсе аккуратные буквы. Я не знал, что ответить на вопрос устройства. Честное слово, не знал.
Вызвать? А зачем? Просто поболтать? Сделать вид, что чего-то не понял на занятии и решил уточнить? Пригласить в кино? В театр?
Ну что за глупости!
Рассердившись, я выключил аппарат. Что это взбрело тебе в голову, старый дурак?! Ты не помнишь, сколько тебе лет? Не помнишь, как в прошлом месяце прихватывало сердце? А у Вероники Сергеевны медицинский трикодер на запястье видел? Подобные браслеты просто так не носят! Не для красоты они, ох, не для красоты! Что у неегипертония? Почечная недостаточность? Астма?
Зачем вы друг другу на старости лет? Сидеть в гостиной, делиться болячками и перебрасываться цитатами из «Белого солнца пустыни» и «Трех товарищей»?
Ты вообще-то помнишь, дружище, ради чего пошел на курсы? Тебе этот интерфейс нужно освоить, чтобы снова с головой уйти в работу! Вот сиди и жди этого момента! Жди и терпи
* * *
В пятницу меня вызвал по видеофону Андрюшка Васин, старинный приятель, тоже архитектор в прошлом. Он никак не мог предположить, что я теперь умею пользоваться голокроном, а я и не стал хвастать, уж для таких разговоров мне и видеофон вполне сгодится. Из профессии Васин ушел несколько лет назад, но по-прежнему консультировал инженерно-строительные службы при перепланировке или сносе зданий. Старая гвардияона такая! Даже если ее отправляют на пенсиюне сдается. И временами все еще востребована, пусть даже не по профилю.
Хотя, признаться, меня его звонок вогнал во грусть-печаль. Архитектора вынужден рушить дома! Не возводить новое-прекрасное, а возиться со сносом. Причем время наступило такое, что городские власти приступили к ликвидации объектов, которые нам когда-то ставили в пример, которые проектировали наши учителя и кумиры молодости. Да, морально устарели, обветшаликуда без этого? Судьба таких строений логична и предсказуема. Но это был еще один удар по и без того уязвленному самолюбию. Учителя уже ушли, теперь уходит их наследие, ставшее никуда не годным и никому не нужным. А мы? Как скоро и нас ждет забвение?
И пусть в отношении себя я все-таки надеялся не на снос, а на перепланировку (научусь, освою интерфейс и такой вам объект забабахаю!), оптимизма мне этот разговор не прибавил.
В воскресенье дом Виктора Гавриловича рушим, пожаловался Андрюшка. Помнишь его?
Я помнил и Виктора Гавриловича, одного из наших наставников, и дом, о котором шла речь. Прикинул расположениеи даже не особо удивился.
В воскресенье? переспросил я. Андрей, а ведь в воскресенье я буду неподалеку, посмотрю на процесс из окошка сто двадцатого этажа, отдам, так сказать, последние почести «Мне сверху видно все, ты так и знай!»
Какая-то нехорошая мысль выползла из подсознания, но я быстро прогнал ее. Андрюшкамолоток, он наверняка все предусмотрел. Все будет хорошо.
* * *
В воскресенье я, разумеется, был не в настроении. Разговори меняи пришлось бы иметь дело с самым невыносимым брюзгой этого города. По счастью, на общение времени не оставалосьмы проходили объемный интерьер.
Я старательно смотрел куда угодно, кроме правого ряда парт, где, по обыкновению, сидела Вероника Сергеевна. Мне казалось, что, стоит ей перехватить мой взгляд, она тут же догадается, как неделю назад я пялился на ее аватарку и едва, грешным делом, не пригласил на романтическую прогулку. Ну, уж это точно стало бы для меня избыточным испытанием!
Я был так напряжен, что даже в ушах загудело.
Тем не менее однажды мне все-таки пришлось повернуться. Дама в брючном костюме, Наталья Пална, как раз пожаловалась Игорю Александровичу, что при компоновке воображаемого кухонного гарнитура одна из секций никак не хочет устанавливаться на отведенное ей в голографическом объеме место. Я, скорее по привычке, подал голос:
«Пилите, Шура, пилите!»
И насторожился, когда не услышал отклика, продолжающего фразу из старого фильма.
На первый взгляд, с Вероникой Сергеевной все было в порядке. Она пошевеливала пальцами в невидимом мне голографическом объеме, взглядотрешенный. Ну, увлеклась, прослушала цитату, всякое бывает. Хотя мне сделалось обидно из-за того, что наша с нею игра дала сбой.
А не слишком ли она бледна?
В этот момент с улицы донесся шум, который не смогли заглушить даже электрохромные стеклопакеты.
Игорь Александрович, вы позволите отвлечься от задания? спросил я.
Преподаватель удивленно пожал плечами, но разрешил мне подойти к окну. Дом, спроектированный Виктором Гавриловичем, находился в пятидесяти метрах от северной башни; мне пришлось вывернуть голову и прижаться щекой к прозрачному «умному» пластику, чтобы зацепить взглядом хотя бы угол здания далеко внизу. Здание рушилось. Защитный графоновый полог, которым его обнесли по периметру, натягивался и колыхался, сдерживая разлетающиеся обломки: обманчиво тонкий материал способен был выдержать поистине космические нагрузки, не говоря уже о нескольких тоннах железобетона. Над пологом тут и там вспыхивало плазменное поле, поглощающее и отражающее пыль и бо́льшую часть децибел.
Дом Виктора Гавриловича вздыхал, пошевеливался, будто пытался сопротивляться, но все-таки постепенно рассыпа́лся.
А потом в аудитории погас свет и пискнули разом все смартфоны и голокроны, уведомляя хозяев об отсутствии сети. Стало так тихо, что я мог бы, наверное, различить дыхание наших старушек, если бы не неуемное гудение в ушах.
Позвольте, да в ушах ли?!
Заговорили все разом; растерянный Игорь Александрович понятия не имел, что произошло, почему исчезли электричество и связь, но старался ответить каждой из перепуганных дам. Я в отличие от него понимал, что случилось, вот только отвечать мне было некогда.
Вероника, что с тобой? кинулся я к парте в правом ряду.
Она виновато улыбнулась посиневшими губами и молча продемонстрировала трикодер: медицинский браслет гудел, вибрировал и мигал красным огоньком. Я же с самого начала слышал этот звук! Старый болван, как ты мог не сообразить?!
Какой у тебя диагноз?
Сахарный диабет, пролепетала она, смущенная моей строгостью.
Но в таком случае в твоем трикодере должна быть доза инсулина!
Даже две, кивнула она, две дозы по шесть кубиков. Впрыскивается автоматически, как только как только возникает потребность. Но я вчера с внуками сидела допоздна, осталась на ночь, а оттудасразу на курсы