А то, что у нас нет человека, который может общаться с богом белых людей, и книги, и даже главного человека в селении, – тут уж мы тебе никак не поможем.
– Сон, если ты решил жить по нашим обычаям, такты уже женился, – заключает Орво. – Больше ничего не надо.
– Правда? – обрадованно восклицает Джон.
– А как же иначе? – отвечает Орво.
– Значит, я могу называть Пыльмау своей женой?
– Давно можешь, – говорит Армоль и сам наливает в чашки водку.
Джон показал подарки, присланные русским капитаном. Орво и Армоль одобрили, как Джон разделил их. Посудив-порядив, ткань решили отдать в семью Гувата, который долго болел.
Три матросские фланелевые рубахи Орво посоветовал Джону оставить себе, однако Джон с этим не согласился и подарил их Тнарату, Орво и Армолю.
– Все нужное, – сокрушенно произнес Орво, оглядывая подарки. – Нам надо и подвесной мотор, и новые винчестеры, патроны. Хорошо бы достать и деревянный вельбот. Очень хорошо на нем во льдах плавать. Но стоит дорого. Наверное, надо три двадцатки моржовых клыков или ус с целого кита отдать… – Он обратился к Армолю: – А ты вот говоришь, что можно обойтись безо всего этого и жить по древним правилам и со старинными орудиями. Согласился бы ты сегодня выйти в море с одним копьем или луком со стрелами?
– Будем надеяться, что сумеем купить и вельбот, и подвесной мотор, – сказал Джон и спросил Орво: – А платят чукчи какую-нибудь дань русскому правительству?
– Кто хочет, тот и платит, – небрежно ответил Орво.
– Как? – не понял Джон.
– По доброй воле у нас платят дань, – пояснил Орво. – Это как бы подарок Солнечному Владыке – Русскому царю.
– Очень интересно! – удивленно произнес Джон.
– Ничего интересного, – заметил Орво. – Отдают всякую дрянь, ненужную в хозяйстве.
Когда разносили подарки, в каждой яранге Орво, Армоля и Джона встречали с радостью и старались угостить. Люди жили по-разному. Были и вовсе бедняки, У которых покрышки яранг были рваные, а пологи представляли собой полусгнившие лохмотья оленьих шкур.
В одной яранге жили два старика. Полуослепшие и грязные, они ползали в зловонном и грязном чоттагине. Посреди стояла деревянная лохань, из которой одновременно ели собаки и старики.
Вопросительно взглянув на Орво, Джон заметил смущение на его лице и спросил:
– Разве нет никого, кто бы мог помочь этим несчастным?
– У них нет родни, – сказал Орво. – Сердобольные люди приносят им еду, иногда прибирают в яранге.
Уже на улице, по дороге в другую ярангу, Орво сказал:
– Им давно надо уходить за облака. У нас такой обычай: если человек уже не может прокормить себя или начинает приносить меньше, чем стоит его жизнь, он по своей доброй воле уходит за облака. Но у Мутчина и Эленеут вышло так, что сыновья их, которые могли помочь им уйти в другой мир, уже умерли. Теперь некому совершить обряд, и старики будут маяться, пока не угаснут.
– Как жестока жизнь! – не сдержался Джон.
– Да, – согласился Орво. – Не повезло старикам. Были бы живы сыновья, они бы не мучились и уже жили в ином мире.
Снег выпал неожиданно. Три дня кряду лил беспрерывный мелкий дождик, а в одно утро вдруг превратился в снегопад. Сначала снежинки таяли на черной земле, но их было так много, что к полудню земля была покрыта пушистым снежным ковром, и Энмын с побелевшими ярангами и холмиками мясных ям неожиданно обрел праздничный веселый облик.
Ранним утром Яко разбил ковшиком лед в ведре и удивленно произнес:
– Затвердела вода!
А отяжелевшая Пыльмау сказала:
– Зима пришла.
16
По первому снегу Джон начал учиться управлять упряжкой. За лето собаки разжирели и обленились. Некоторые вообще забыли дорогу к дому, и их приходилось разыскивать по всему селению.