– Повезло нам, Энтони, – сказал Джон, оттащив подальше от ледового берега нерпу, продел в морду буксировочный ремень, пока туша не замерзла, и вернулся к своему месту.
Слегка удивленный тем, что Джону Макленнану повезло, Кравченко поудобнее уселся на месте и уставился на успокоившуюся воду, на которой еще виднелась исчезающая пленка тюленьей крови. Оп смотрел на нее, пока не вспомнил, что его винчестер не вынут из чехла.
– Можете разговаривать, – кивнул Джон.
– Почему вода не замерзает? – спросил Антон. – Ведь мороз достаточно сильный.
– К вечеру замерзнет, – ответил Джон. – Правда, мы нарушили спокойствие воды, но к середине ночи вода покроется корочкой льда, если не произойдет сжатие.
– А что это – сжатие?
– Ледовые берега просто-напросто сомкнутся, и исчезнет разводье, – ответил Джон.
Помолчали. Короткий световой день кончался. С дальних краев полярного моря стремительно надвигалась глубокая мгла, а заря, чуть изменив цвет, переместилась и запылала еще ярче. Звезды одна за другой зажигались на небе. В неподвижности и молчании прошел почти час.
– Вот я все думаю над вашими словами, – послышался голос Джона. – Ведь если бы в действительности вы оказались такими, за кого себя выдаете, может быть, наступило бы благоденствие для малых арктических народов.
– Так мы и есть такие! – горячо воскликнул Антон. – Мы за прогресс, за лучшую жизнь для этих обездоленных!
– Но ошибка в том, что их считают обездоленными, – возразил Джон. – Считать чукчей и эскимосов обездоленными за то, что им достался этот край, все равно, что считать их неполноценными за раскосые глаза и смуглый цвет кожи.
– Не понимаю, – пробормотал Антон.
– Я вам поясню на примере, – ответил Джон. – Прошлой весной отсюда уплыл великий путешественник Руал Амундсен…
Антон почувствовал легкий нажим на слове «великий».
– Он уже многие годы покоряет Север, пробивается сквозь льды, – продолжал Джон. – Я видел таких покорителей Севера, только рангом пониже, на севере Канады и на Аляске. Они любили наряжаться в живописные северные одежды и щеголяли разными терминами и словечками, выученными у аборигенов. Они считали себя настоящими героями! И были настолько в этом уверены, что и книги писали об этом. А тут жили люди, которые не писали книг. И если о них упоминалось, то заодно с белыми медведями. Вы меня понимаете?
Не дождавшись ответа, Джон продолжал:
– Называя себя героями, эти покорители Севера отнимали часть света у северных жителей, низводили их до феноменов, которые в силу особых физических свойств способны выдерживать холод. Но холод одинаково губителен и для чукчи, и для эскимоса, и для ирландца, и для русского… Понимаете? В этом пренебрежении к бытовому героизму народа, если хотите, и есть большая доля высокомерия, взгляд свысока… Обездоленность их в другом – в том, что у них нет того богатого опыта лицемерия и лжи, коварства и жестокости, которым обогатился цивилизованный мир за свою историю.
– Но именно мы и хотим… – горячо заговорил Антон, но тут же его перебил Джон:
– Извините, однако я кое-что понял и увидел. Вы совсем не такие люди, которых я встречал ранее. Ответьте мне, откуда это у вас, что вас движет в этой жизни?
– Джон, – спокойно заговорил Антон, – говорить об этом можно бесконечно. То, что произошло в России, это историческая неизбежность, которую угадала партия большевиков, возглавляемая Лениным. Сама история подготовила революционный переворот.
– Но ведь революции случались и раньше, – заметил Джон.
– Совершенно верно, – ответил Антон. – Но Октябрьская революция отличается от всех остальных революций тем, что если раньше сменялся один класс эксплуататоров другим, то сейчас взяли власть те, кто сам трудится.