Я знаю все, но не хочу больше об этом слышать.
– Спасибо тебе, сынок, – ответил Джон и громко прикрикнул на собак.
Вожак оглянулся и рванул упряжку. Нарта понеслась от Китовых Челюстей, от могилы Белой Женщины, к Энмыну.
Возле яранги Орво стояли люди: видно, приехал дальний гость, потому что много собак крутилось возле жилья и слышался лай.
Оставив на попечение Яко собак и кинув в чоттагин убитых уток, Джон поспешил в ярангу Орво.
В чоттагине люди сидели вокруг большого кэмэна, заполненного утиным мясом. Среди знакомых лиц Джон сразу же заметил нового человека, одетого в серую камлейку из двадцатифунтового мучного мешка.
Орво прервал на мгновение разговор и сказал Джону:
– К нам приехал Тэгрынкеу из Уэлена.
– Етти, – вежливо поздоровался с ним Джон.
– Ии, тыетык, – ответил Тэгрынкеу и принялся рассказывать дальше. – Повсюду мы видели воду. Очень плохо ехать. По ночам, когда полозья хорошо скользят, собака режет лапы. А днем не скользит нарта. Оттого мы так долго и добирались до вас, а теперь надо поспешить назад, иначе отрежут нас двинувшиеся реки…
Джон не сводил глаз с Тэгрынкеу. Это тот самый человек, который, по словам Ильмоча, является большевиком, последователем учения русского революционера Ленина. Но для большевика Тэгрынкеу был слишком обычен и скорее напоминал охотника среднего достатка.
Разогревшись от теплого утиного мяса, Тэгрынкеу стянул через голову камлейку, и тут все увидели висевший на поясе рядом с обычным охотничьим ножом револьвер в маленькой кожаной сумочке. Тэгрынкеу поправил оружие и, почувствовав, что все даже перестали жевать и уставились на оружие, смущенно улыбнулся:
– Носить полагается, как представителю новой власти.
– Хорошо стреляет? – осторожно осведомился Тнарат.
– Пробовал только по льду да по плавнику, – ответил Тэгрынкеу, – ничего бьет.
– А по зверю? – полюбопытствовал Гуват.
– Ружьецо-то это не на зверя, – пояснил непонятливому земляку Армоль. – А бить по людям.
– А по людям не пробовал? – продолжал любопытствовать Гуват.
Всем стало неловко от этого вопроса, и Орво решил перевести разговор на другое.
– Корабля белых не видел?
– Уже ушел, – ответил обрадованный поворотом разговора Тэгрынкеу. – Как только разошлись льдины, Амундсен погнал свое судно в Ном.
– Как ушел? – удивился Джон. – Не может быть!
– Ушел, – ответил спокойно Тэгрынкеу. – Набил свой «Мод» пушниной и медвежьими шкурами и отплыл. По новым правилам, мы должны были бы отобрать у него пушнину и товары для нужд трудящегося населения, но Петроград сказал – нет. Научный человек этот Руал Амундсен, герой и покоритель.
– А Петроград – это кто, начальник? – спросил Гуват.
– Петроград – главное стойбище нового, рабоче-крестьянского государства, – важно ответил Тэгрынкеу. – Там живет Ленин, вожак работающих людей.
– Я всегда думал, – глубокомысленно заметил Гуват, – что вожаки бывают только у оленных каарамкыт, у диких людей…
– Может, он и не вожак, а просто умный человек? – осторожно предположил Орво.
– И вожак, и умный человек, – сказал Тэгрынкеу. – Но мы о нем подробно поговорим потом. Для того я и приехал к вам.
Джон был поражен новостью о неожиданном отплытии Руала Амундсена. А как же быть с письмом, которое он так тщательно и долго готовил? Обманул великий путешественник или же забыл?
Быть может, в спешке освобождения от ледового плена Амундсен действительно запамятовал о письме? Ведь он столько ждал, когда наконец Чукотское море освободит его судно и даст долгожданную возможность с триумфом явиться перед глазами пораженного и восхищенного мира.