– Орво! Не та беда, что мы вперед не заглядываем. Беда – это корабли белых людей. Мы будем ждать себе, когда придет пора убоя. А белые приплывут, выстрелят пушки – и от нашего лежбища, от нашей надежды один пороховой дым останется.
– Что же ты посоветуешь? – спросил его Орво.
– Тоже завести пушки против белых людей, – криво усмехнувшись, пошутил Армоль и при этом успел бросить мимолетный взгляд на Джона.
– А послушаем-ка, что скажет сам белый человек! – предложил на всю ярангу Гуват, как бы стараясь этим предположением снять с себя обвинения Орво, что именно в нем сосредоточилась лень и беспечность народа.
Все повернулись к Джону и выжидательно уставились на него.
– Что я могу сказать? – пожал плечами Джон.
«А ведь никогда энмынцы не забудут, что я не такой, как они. И будут вспоминать каждый раз, когда беда придет от тех, кого они называют белыми…»
– Что я могу сказать? – повторил Джон. – Если волки бродят вокруг стада, что делает оленный человек? Он идет охранять стадо и берет оружие. Я думаю, что нам надо поступить именно так.
– Верно говоришь, – отозвался Армоль. – Но как ты догонишь на весельной байдаре быстроходный корабль с мотором? Они удерут, а то и огонь откроют.
– Я не думаю, чтобы на кораблях были одни разбойники, – возразил Джон. – Не надо думать, что все белые – одна сволочь. Многие из тех, кто добирается до наших мест, неплохие люди. Они изучают наши моря, течения, льды, открывают новые земли…
По мере того как Джон говорил, он начинал испытывать чувство неловкости – какое дело чукчам до научных интересов экспедиции Стефанссона? Им надо охранять собственные земли и морские угодья, и, конечно, самое разумное, что могли бы сделать белые, – это оставить жителей Севера в покое.
– Если вы не возражаете, я беру на себя охрану лежбища, – заявил Джон. – Случится что – жизнью своей отвечаю.
Никто не смел смотреть в глаза Джону. Опустив головы то ли в знак согласия, то ли в порыве неловкости, мужчины тяжело дышали.
– Это ты хорошо сказал, что будешь охранять наше морское стадо, – промолвил Орво и, обратившись к остальным, закончил: – Но помогать будем все.
Прежде всего надо было установить наблюдение за подходами к лежбищу. На все селение был всего один бинокль – у Орво, которым старик чрезвычайно дорожил. Порешили на том, что наблюдать будет сам Орво, но иногда будет отдавать бинокль другим, тем, кому он особенно доверяет.
Труднее было решить задачу быстрого подхода к кораблю, если таковой вздумает приблизиться к лежбищу.
– На веслах не угонишься, – нахмурился Тнарат. – А если еще на судне и мотор, тогда все пропало.
– У меня же остался мотор и запас горючего, – вспомнил Джон. – От вельбота. Может быть, его можно приспособить к байдаре? Я попробую.
Молчавший до этого Армоль встрепенулся, словно перед его глазами прошло видение его собственного белого деревянного судна, унесенного ураганом.
– Как же можно приладить железный мотор к кожаной байдаре? Это все равно что наделить зайца волчьими зубами, – мрачно сказал он.
– От зубов-то все и зависит, – глубокомысленно заметил Гуват. – Дайте зайцу оскалить волчьи зубы – звери убегут от косого.
«Попробовать надо сначала, – подумал Джон, – а потом уже показать. Может быть, Армоль и прав: байдара не выдержит мощности подвесного мотора и развалится на ходу».
Тнарат считался в селении лучшим мастером по дереву. Остовы всех пяти байдар Энмына были изготовлены либо его руками, либо под его наблюдением. Глядя на тонкую конструкцию без единого гвоздя, скрепленную лишь редкими деревянными шипами, а в основном – лахтачьими ремнями, трудно было подумать, что это чудо целиком и полностью рождено в голове.