Андрей открыл глаза. он лежал на полу, в сантиметре от острого угла кровати. Внутри него боролись. Точная холодная уверенность победила затухающую надежду. Толик обязательно умрёт, его человек, тот настоящий и часто единственный друг умрёт, пока не совсем ясно как, но точно умрёт. С этими мыслями Андрей провалился в нервную пустоту сна, не решившись снова забраться на кровать.
Толик позвонил вечером. Голос когда-то живого друга был тихим и каким-то металлическим.
Слышал? Хотя, не думаю, что ты следил Я-то в Москве давно, босс вместо тебя позвал, а мои только сегодня из Испании летели и вот они летели, летели, летели и вдруг бам, и больше и нет никого
У Толика была великолепная семья: жена, сынбыла. Эксперты пока восстанавливали события крушения, спорили, была ли это случайность.
Ладно, Андрей, я к ним тогда.
Пока, Толик.
Андрей внимательно слушал как открывается окно и свистит ветер в телефонной трубке.
Всех, кто были ему и вправду дороги, ну или хотя бы не безразличны продолжал забирать колокольный звон. Андрей не знал точно, кто забирал: звон или тот грустный парень со странными татуировками, но они явно были связаны. И в какой-то момент Андрей понял, что во вселенной у него осталась лишь одна вещь. Колокольня.
Глава 5
Мужчина, светловолосый, кареглазый Красивый мужчина стоял на краю крыши. Под ним была жизнь. Отсюда ему она казалось игрушечной. На его лице не было эмоций. Но внутри грохотало. «А вдруг это сон? А вдруг это просто дурацкий сон? И я сейчас проснусь и удивлюсь тому дерьму, которое мне сегодня приснилось», пытался он себя успокоить. Не помогало. Но как бы не вопил его мозг, было понятно, это должно закончиться. И мужчина, светловолосый, кареглазый Красивый мужчина шагнул на встречу новому. Нет, там не было пустоты или вечности, но том была она, колокольня.
Глава 6
Андрей проснулся. В его городскую одежду, которая была слишком теплой для безоблачно неба и палящего огромного солнца заползли крупицы песка. Его гольфы, поддетые под зимние кроссовки, ласкал неестественно плотный океан. Андрей лежал на краю маленького, нет, крошечного острова с парой тройкой деревьев. Всюду, куда падал глаз был этот странный, густой как сгущенное молоко лазурно-синий океан. Андрей не стал кричать или паниковать. Из него как будто выели всю сердцевину, оставив безвольную оболочку. Его мысли занимала колокольня. Удивительно, но Андрей не чувствовал ничего неприятного, размышляя о ней, как будто он думал о приятеле, с которым подрались, но потом снова помирились. Он поднялся, двинул к деревьям, на ходу снимая свою одежду.
Андрей лежал в тени, думал обо всем. Хоть и пустота в душе разрослась до безумных размеров, кормясь одиночеством и грустью, непонятно как попав на этот странный остров, Андрей снова захотел поесть и отдохнуть. Ему начало казаться, что всё, что с ним было раньше это, и правда, был всего лишь дурацкий сон, а этот странный, но почему-то уже ставший родным остров с яблоками, растущими на карликовых пальмах его настоящее, вечное пристанище. Андрей лежал под деревьями, ел яблоки, пил воду, оказавшегося пресным океана. На вкус она была обычной, но по консистенции напоминала кисель. Андрей нежился на песке, мысли становились все ленивее и ленивее, ему казалось, что он уже родился на этом острове, слишком вкусными были яблоки, слишком холодной была вода, смутные события прошлого становились все прозрачнее и прозрачнее
Тихий прибой океана перебил звук тарахтящего мотора. Все тягучие и сладкие мысли мигом улетучились, Андрей отрезвел, но более ничего не помнил. Он не знал, сколько дней пробыл в этом раю, может час, а может год. Его не покидало чувство, как будто он что-то забыл, потерял ниточку мысли, но чем дольше он пытался вспомнить, тем больше он терялся. Он понимал, что не мог здесь родиться, но ничего кроме острова не помнил. Он не помнил своего имени, он, Андрей не помнил, что ему вообще полагается имя. Тарахтение приближалось. И вскоре Андрей увидел вдали самолет. Самолету с виду было лет сто. Он летел по небу оставляя на безупречной голубизне после себя черный след. Агрегат приземлился на воду в метрах двадцати от берега. Его деревянная квадратная морда, отражала в своих стеклах теплое солнце. Дверь, врезанная в его массивное туловище, открылась. Внутри стоял человек. Он быстро манил рукой. Андрей настороженно поднялся, взял с песка штаны, отряхнув их, надел, немного подумав, пошел в сторону летающего крейсера, неотрывая глаз от человека внутри самолета. Андрей решил, что нет смысла больше оставаться на этом острове, он чувствовал, что то состояние, которое прогнал грохот мотора, больше никогда не вернется. Человек продолжал энергично махать рукой, хотя уже видел, что Андрей идет. Возле самого берега Андрей помедлил, затем зашёл в воду. Когда он подплыл к самолету, лениво покачивающимуся на воде, человек, перестав махать, скинул ногой веревочную лесенку. Андрей начал карабкаться. Разбухшие и отяжелевшие от воды штаны мешали шевелить ногами и тянули вниз. Когда он забрался, человек уже сидел на табуретке перед обилием разных рычагов и приборов. Он быстро пробормотал, не отрываясь от узких полосок стекла иллюминаторов, врезанных в самолет: «Закрой дверь, быстрее, убери лестницу, живо!». Последнее слово он прокричал. Загрохотал двигатель, пол под Андреем задрожал. «Что ты стоишь! Выполнять!», визжал пилот. Андрей, обескураженный, начал быстро собирать лестницу. «Дверь! Захлопни её! сейчас же!», кричал ему через спину пилот, продолжая тянуть за все возможные рычаги. Андрей повиновался. «Задвижка! Задвижка!», надрывался пилот тонким голосом, брызгая слюной, закрой на задвижку!». Самолет взвыл, тронулся с места. Через боковые иллюминаторы было видно двойное крыло и ввинченный в него винтовой мотор, надрывающийся от натуги. Самолет разгонялся. Моторы по бокам самолёта выплевывали черный как смоль дым, который потом еще долгое время будет висеть на чистом небе. Когда самолет набрал высоту, пилот встал с маленькой, ввинченной в пол, деревянной табуретки, направился к Андрею, рычаги у него за спиной продолжали безвольно колыхаться. Внутри самолет был почти пустой. Над потолком болталась потухшая керосиновая лампа, в самом дальнем углу стоял большой сундук, обвитый железными полосами, уходящими в пол, к стене было прибито зеркало. Вода от штанов Андрея медленно впитывалась в деревянную обшивку. Пилот сел напротив Андрея. Его кожа было натянутой и белой. Только кисти его тонких рук были темно синими, как будто он окунул их в чернила. Вены и сосуды тоже были окрашены, но чем дальше они уходили от кистей, тем светлей становились. Его голова медленно клонилась на бок. Клоки белых волос свисали на плечи. Самолет качнуло. Пилот носил синий комбинезон с лямками, одетый на тощее тело. Глаза, немного выкатывающиеся из орбит, внимательно изучали пустоту. «Я ничего не помню», робко сказал Андрей. «Это не важно. Ты все сделал правильно, так что бы я смог тебя найти», немного покачиваясь, на распев, проговорил пилот.
Что это за место? Андрей немного осмелел.
Это не важно. Все равно мы уже почти прилетели.
Самолет накренило. Кабина перевесила хвост и самолет устремился вниз. Моторы выли, уши раздирало, Андрея откинуло назад, к сундуку. И только пилот, непонятно как оставшийся неподвижно сидеть на полу, продолжал задумчиво раскачиваться. Андрей, вжатый в заднюю стенку самолета, смотрел на приближающийся океан. Вода, принимая самолет, растянулась как мембрана. Она не хотела его пускать, но тот давил и давил, и вскоре, она сдалась.
Глава 7
Самолет влетел в другой сумеречный влажный нижний мир. Сверху больше не было никакого лазурного океана, лишь пасмурное небо, зато внизу находился его более уродливый двойник. Черно-синий океан бушевал. Ну и туман, снижавший видимость в несколько раз, плотный темный туман неподвижно лежал в пространстве, иногда только некоторые его части метались и тут же затихали, меняя свое положение. Оставленное же пространство лениво заполнялось новыми клубами того же тумана. Он превращал потенциально светлый мир в темный и неуютный. Сквозь туман виднелась колокольня. Все также, как и во сне Андрея. Вот только она была больше. Пилот, который опять сидел на своей табуретке и колдовал над панелью управления, аккуратно подвел самолет к самому краю её гладкой стены. Они медленно спускались вниз, описывая круги вокруг колокольни. Они спускались долго не потому, что расстояние до бушующего океана было настолько большим, а потому, что один облёт колокольни вокруг её оси занимал минуту, не меньше. Андрей, аккуратно подойдя к иллюминатору, завороженно её рассматривал. Даже обрезанное изображение через маленький кусочек стекла было захватывающим. Когда его отбросило, он больно ударился, к тому же было очень холодно. Штаны, мокрые и холодные прилипли к ногам.