Здесь мой телефон, второй, снизу который, мобильный. Если у вас все же с вашей квартирой не получится
Спасибо, сказал Шумер.
За окном густо пошли дачные участки. Поезд прибавил ходу. Разномастные домики с жестяными и шиферными крышами проскакивали мимо, будто толпа неудачливых встречающих. Из смешения пятен глаза выхватывали лишь отдельные детали теплицу, затянутую целлофаном, кирпичный забор, накренившийся трактор, увязший в колее, грядки, колонку, сухую березу, вымахавшую выше столбов, разбитый и провалившийся внутрь себя сарай.
Мелькнули переезд, закрытый шлагбаумом, и автобус, ожидающий прохода поезда. Параллельной путям грунтовкой пытался сравняться с составом в скорости какой-то самонадеянный велосипедист.
Ф-фух, полчаса, да? сказал полный мужчина. Она объявила, что через полчаса, так? обратился он к окружающим.
Уже меньше, сказал старший лейтенант.
То есть, по расписанию?
Кажется, да.
«Пустовский» почти никогда не опаздывает, сказал сосед с «дипломатом». Вот на московском и южных направлениях можно и на три-четыре часа обмануться. Там вечно какие-то непредвиденные остановки. Он повернулся к Шумеру. А как вы, кстати, с вокзала? На своих двоих?
Шумер кивнул.
Мне недалеко.
Вас в таком виде, извините, вокзальная милиция примет.
У меня паспорт есть, сказал Шумер.
Все равно вам лучше не ходить одному. Я возьму такси и подвезу вас. Выйдем вдвоем, будто вы мой перебравший товарищ.
Шумер качнул головой.
Вам лучше со мной не связываться.
Почему?
Шумер не ответил.
Я не понимаю, почему, растеряно произнес мужчина с «дипломатом», глядя на военного и его жену. Что в этом такого?
У каждого свои тараканы, сказал старший лейтенант.
Но человек уникум
Вам же сказали, разъяснил парень с верхней полки, что следовать ему чревато. Апостолы, кстати, все умерли мученической смертью. Это я к тому, если вы стремитесь стать новоявленным апостолом.
Все? побледнев, спросил сосед с «дипломатом».
Шумер улыбнулся.
Кроме Иоанна.
А что Иоанн?
Страдал, но умер своей смертью.
Сосед с «дипломатом» задумался.
Я могу быть вашим апостолом, сказала вдруг Людочка.
До этого она сидела тихо-тихо, накрутив на пальцы проводок от наушников, и неподвижным взглядом смотрела в перекладину верхней полки, забитой раздутыми, словно лопающимися от спелости сумками.
Сейчас глаза ее нашли Шумера. Странно было в них заглядывать. Они горели готовностью к самоотречению.
Шумер с холодком, с грустью подумал: началось.
Людка, ты чего? очнулся ее кавалер.
Ничего!
Людка!
Дима попытался развернуть девушку к себе.
Я могу стать вашим апостолом, повторила Людочка, игнорируя усилия своего парня. Даже если меня убьют.
Ты дура что ли? повысил голос Дима. А я, значит, для тебя так?
Поворот головы у Людочки вышел царственный, плавный, глаза презрительно сузились.
Ты?
Наши решения, наш выбор в ключевой точке неуловимо меняют нас, подумал Шумер.
Некоторые начинают слегка светиться. Другие расправляют плечи и становятся выше собственных желаний и своего прошлого. А легкомысленная девчонка, которая вдруг обнаруживает, что вся жизнь ее до этого поезда, этого вагона и этого мгновения состояла из бессмысленных и жалких эпизодов и слов, приобретает удивительную крепость души и убеждений.
А также всепоглощающее желание следовать за пассажиром в замызганном пальто и в потемневших понизу от крови брюках.
Шумеру сделалось стыдно. Он, впрочем, не считал себя глубинным знатоком психологии. Но он видел глаза, видел прогиб спины, видел, каким страстным и ослепительно красивым в этой страсти стал Людочкин профиль.
У него бабок шесть рублей! выкрикнул Дима.
Ну и что?
Он реально никто!
Ты же его слышал! возразила Людочка.
Весь вагон, наверное, слышал, прокомментировал парень с верхней полки. Впрочем, я пожалуй, мелко беру. Весь поезд.
А что я слышал? развел руками Дима. Бла-бла-деньги, бла-бла-бессмертие? Он, может, просто к вагонной радиосети подсоединился. Сейчас умельцев много. Куда не плюнь, все что-то химичат.
Я ему верю!
Крыть это было нечем.
Физиономия Димы приобрела досадливое выражение. Но за досадой, к удивлению Шумера, проглядывала не мелкая обида собственника, не возмущение идиотским поступком, а какое-то странное беспокойство, что девушка пропадет, вляпается с непонятным полубомжом в такие неприятности, что ни он, ни папа, ни папина «крыша» потом не спасут.
Надо же.
Ты посмотри на него! сделал последнюю, отчаянную попытку Дима. Посмотри! Он выставил руку. Мужик идет к успеху, ага!
Шумер улыбнулся. Он специально отклонился, чтобы девушка могла оценить его внешний вид. Куда тут что спрячешь? Он потер щеку. Впрочем, все уже заросло, рассосалось. Верхний зуб только не спешил.
Он много претерпел, сказала Людочка. Я ему нужна.
Что?
Это ее выбор, произнес Шумер. Но это не лучший выбор. И, наверное, не самая счастливая история.
Вы не знаете, прошептала Людочка.
Шумер опустил плечи.
Возможно, я чего-то и не знаю. Вы выдержите?
Он посмотрел на Людочку.
Люда, вы подумайте, подала голос Настя.
Он шарлатан! выкрикнул Дима.
Людочка оглянулась на говорящих и запахнула пальто, словно ей стало холодно.
Я постараюсь, сказала она Шумеру. Вы не должны обо мне беспокоиться. Это правильно, что это мой выбор.
Девять девятнадцать, сказал Шумер, глядя ей в глаза.
На щеках Людочки выступил румянец.
Я не знаю, что это значит.
Шумер не ответил.
Можно? встав, спросила девушка соседа с «дипломатом».
На лице мужчины отразилось непонимание, потом он сообразил, что его просто просят поменяться местами.
Конечно-конечно.
Он переместился по полке к Диме. Людочка села рядом с Шумером.
Лютый песец, убитым голосом прокомментировал Дима.
Сочувствую, сказал мужчина с «дипломатом». Если женщина что-то вбила себе в голову, бесполезно просить ее изменить решение. У меня и жена такая, и дочь недалеко от яблоньки упала.
Да понятно.
Дима открыл бумажник и выловил оттуда три сотенных бумажки.
Эй, дура! он бросил банкноты Людочке. Две, крутясь, упали на пол, одна спланировала на «дипломат». Это подарок от меня!
Мне не нужно, сказала девушка, прижимаясь к Шумеру.
А как жить будете?
Дима порывисто встал и собрал деньги.
Возьми, блин!
Он вырос перед Людочкой, рассерженный и взведенный. Сотенные тряслись в руке, трепетали крыльями с зеленоватым отливом.
Мы возьмем, поднял глаза Шумер.
Ты, блин, не суйся! брызнул слюной Дима. Я не тебе, я ей! Нарисовался тут, иисус с побитой рожей.
Мы возьмем, повторила за Шумером Людочка.
Она сунула банкноты в карман пальто.
Спасибо, сказал Шумер.
Вот не надо, да?
Дима, посмотрев на лежащего на верхней полке парня, с независимым видом рухнул на свое место.
Вы лучше, чем казались мне изначально. Поберегите себя в Пустове, сказал Шумер.
Дима усмехнулся.
Я там не задержусь.
Он отвернулся к окну, за которым прекратили мелькать дачные участки и потянулась то ли промзона, то ли остатки былого, социалистического еще, колхозного хозяйства. Длинные здания из серого силикатного кирпича с датами постройки в виде выложенных красным кирпичом цифр на фронтонах чередовались с сараями, будками, навесами и проплешинами грязи. Какими-то диковатыми зигзагами, будто сами по себе, отдельно от зданий, летели щелястые, кое-где повалившиеся заборы.
Может, парень, ты и нас одаришь? хохотнул старший лейтенант.
Да пожалуйста, Дима бросил ему бумажник.
Как от надоевшей безделицы избавился.
Извини, старлей, багровея лицом, припечатал, будто гвоздем прибил, пойманный бумажник к столику. Так с нами обращаться не надо.
А мне все равно, сказал Дима.