Боже мой! О Сван, дочка!.. прошептала она.
Боясь коснуться собственных волос и лица, она чувствовала только боль, как после умеренного солнечного ожога.
«Со мной все в порядке, сказала она себе. И со Сван тоже все в порядке. Лишь немного волос пропало, ну и что. Все будет в полном порядке».
А где Поу-Поу? спросила Сван. Где великан?
У нее болело все тело, и она ощущала запах готовящегося завтрака.
Я тут, рядом, ответил Джош. Старик недалеко от тебя. Мы в подвале, а его заведение развалилось и засыпало нас
Мы выберемся! прервала его Дарлин. Нас скоро найдут.
Леди, может быть, это случится не так скоро. Нам нужно успокоиться и экономить воздух.
Экономить воздух? Паника вновь овладела Дарлин. Но мы дышим нормально.
Сейчасда. Я не знаю, сколько у нас воздуха, но думаю, что скоро его будет не хватать. Возможно, нам придется пробыть здесь долго, решился сказать он.
Вы с ума сошли! Не слушай его, родная! Бьюсь об заклад, нас уже сейчас идут откапывать. Она стала укачивать Сван, как маленькую.
Нет, леди. Скрывать правду было бессмысленно. Не думаю, что кто-нибудь собирается нас откапывать. То, что вылетало из поля, были ракеты. Ядерные ракеты. Я не знаю, взорвалась ли одна из них или что-то другое, но есть только одна причина, почему они вылетали. Вполне возможно, что сейчас весь мир пускает ракеты.
Женщина захохотала, она была на грани истерики.
У вас ума не больше, чем у муравья. Кто-то же видел пожар! Помощь пришлют! Мы должны добраться в Блейкмен!
Ну да, сказал Джош.
Он устал от разговора, к тому же тратил драгоценный воздух, поэтому отполз на несколько футов и подыскал себе местечко. Джош испытывал сильную жажду, но в то же время ему требовалось облегчиться.
«Потом, подумал он, сейчас я слишком устал, чтобы двигаться».
Боль вновь стала усиливаться. Мысли уносили его из подвала Поу-Поу к сожженному кукурузному полю, к тому, что могло остаться от всего мира там, наверху, и, в частности, вокруг нихесли, конечно, началась Третья мировая война. К этому времени она уже, наверное, закончилась. Русские вторглись в Америку или американцы заняли Россию. Он подумал о Рози и мальчикахони живы или мертвы? Он может никогда не узнать об этом.
О боже! прошептал Джош и, свернувшись калачиком, уставился в темноту.
Ух, ух, ух задыхаясь, принялся икать Поу-Поу. Потом громко сказал: Суслик в норе! Эми! Где мои тапочки?
Девочка издала еще один болезненный стон, и Джош стиснул зубы, чтобы удержать крик ярости.
«Такое чудесное дитя, подумал он. А теперь умирает, как все мы. Мы уже в могиле. Все готово, осталось только подождать».
У него было чувство, что его положил на лопатки соперник, с которым он не собирался бороться. Он почти слышал, как судья ведет счет, хлопая по ковру: один два
Плечи Джоша дрогнули. Еще не три. Скоро, но не сейчас. И он провалился в мучительный сон, в котором душу его преследовали всхлипы, издаваемые ребенком.
Глава 14Человек долга
«Дисциплина и контроль! Голос Солдата-Тени звучал подобно удару ремня по заду мальчишки. Вот что делает мужчину мужчиной. Помни помни»
Полковник Маклин съежился в грязной яме. В двадцати футах над его головой, в щель между землей и краем исковерканного люка, накрывшего яму, пробивалась единственная полоска света. Через эту щель прилетали мухи, кружились над лицом человека и садились на вонючие кучи вокруг него. Он не помнил, сколько времени пролежал тут, но вычислил, что поскольку вьетконговцы появлялись раз в день, то, значит, он провел в яме тридцать девять дней. Но может быть, они появлялись два раза в день, тогда его расчеты были неправильны. А может, они пропустили день-другой. Может, они появлялись три раза на дню и пропускали следующий день. Все может быть.
«Дисциплина и контроль, Джимбо. Солдат-Тень сидел со скрещенными ногами у стенки ямы, примерно в пяти футах от Маклина. Он был в камуфляжной форме, а на его бледном лице с неясными чертами темнели зеленые и черные маскировочные пятна. Возьми себя в руки, солдат».
Да, сказал Маклин, беру себя в руки.
Он поднял тощую ладонь и отогнал мух.
А потом начался стук, и Маклин застонал и вжался в стену. Чарли стучали по люку прутьями и палками. Эхо в яме удваивало и утраивало шум, пока Маклин не зажал уши руками. Стук продолжался, все громче и громче, и Маклин чувствовал, что вот-вот закричит.
«Нельзя! сказал Солдат-Тень с глазами, как лунные кратеры. Нельзя, чтобы они слышали твои крики».
Маклин набрал пригоршню земли и засунул ее в рот. Солдат-Тень был прав. Солдат-Тень всегда был прав.
Стук прекратился, и крышку оттащили в сторону. Пронзительный солнечный свет ослепил Маклина, и он увидел их, с ухмылкой перегнувшихся через край.
Эй, полкаш! позвал один. Жрать хочешь, полкаш Макрин?
Рот Маклина был полон грязи и дерьма. Полковник кивнул и сел, как собака, готовая почесаться.
«Осторожно, прошептал ему на ухо Солдат-Тень. Осторожно».
Жрать хочешь, полкаш Макрин?
Пожалуйста. Изо рта Маклина вываливалась грязь. Он протянул к свету ослабшие руки.
Лови, полкаш Макрин!
Что-то упало в грязь в нескольких футах от разлагавшегося трупа пехотинца по имени Рэгсдейл. Маклин подполз к нему, перебрался через труп и схватил это что-то, оказавшееся жаренной на масле рисовой лепешкой. Он стал жадно запихивать ее в рот, к глазам подступили слезы радости. Чарли над ним захохотали. Маклин переполз через останки капитана ВВС, которого прозвали Миссисипи за густой бас. Теперь от Миссисипи осталась кучка тряпья и костей. В дальнем углу лежало третье тело: еще один пехотинец, парень из Оклахомы по фамилии Макги. Маклин присел над Макги, жуя рис и чуть не плача от радости.
Эй, полкаш Макрин. Ты грязнуля. Пора принимать ванну.
Маклин всхлипнул и вздрогнул, прикрыл голову руками, потому что знал, что это означает.
Один из чарли перевернул в яму ведро с человеческим дерьмом, и оно полилось на Маклина, растекаясь по голове, спине и плечам. Чарли зашлись от хохота, но полковник устремил все внимание на рисовую лепешку. Брызги фекалий попали на нее, и он вытер их лохмотьями своей летной куртки.
Вот так! крикнул вниз чарли, выливший ведро. Теперь ты чистый парень!
Мухи замельтешили над головой Маклина.
«Хороший у меня сегодня обед, подумал Маклин. Это поддержит жизнь».
Пока он разжевывал лепешку, Солдат-Тень сказал: «Правильно делаешь, Джимбо. Разжуй каждый кусочек до последней крошки».
Ты теперь стал чистым! снова крикнул чарли, и металлическую крышку вернули на место, отрезав солнечный свет.
«Дисциплина и контроль. Солдат-Тень подполз к нему ближе. Это делает мужчину мужчиной».
Да, сэр, ответил Маклин.
Солдат-Тень смотрел на него глазами, горящими, как напалм в ночи.
Полковник!
Его звал далекий голос. Этот голос трудно было уловить, потому что по телу разливалась боль. На Маклине, почти ломая его позвоночник, лежало что-то очень тяжелое.
«Мешок картошки, подумал он. Нет, не то. Что-то тяжелее».
Полковник Маклин, настаивал голос.
«Идите к черту, мысленно огрызнулся он. Пожалуйста, уйдите».
Он попытался поднять правую руку, чтобы согнать мух с лица, но, когда пошевелил ею, от кисти к плечу его пронзила оглушающая боль и отозвалась в позвоночнике. Маклин застонал.
Полковник! Это Тедди Уорнер. Вы меня слышите?
Уорнер. Мишка Тедди.
Да, проговорил Маклин.
Боль ножом ударила его под ребра. Он знал, что сказал недостаточно громко, поэтому попробовал еще:
Да, я слышу вас.
Слава богу! У меня есть фонарь, полковник!
Луч попал Маклину на веки, и полковник попытался открыть глаза. Свет пробивался с высоты примерно в десяти футах над головой Маклина. Каменная пыль и дым все еще не развеялись, но полковник смог разобрать, что лежит на дне ямы. Медленно повернув голову, отчего боль чуть не швырнула его в беспамятство, он увидел: дыра над ним недостаточно широка, чтобы в нее мог пролезть человек. Как он оказался зажатым в таком пространстве, полковник не знал. Ноги его были поджаты, спина скрючилась под тяжестью не мешка с картошкой, а человеческого тела. Под тяжестью мертвецакого именно, Маклин не мог сказать. Над ними висели рваные кабели и переломанные трубы. Полковник попытался высвободить ноги из-под страшной тяжести, но жгучая боль снова пронзила его правую руку. Он повернул голову в противоположную сторону и при слабом свете фонарика, пробивавшемся сверху, увидел то, что стало сейчас его главной проблемой.