Матери заберут, когда мы уйдём. У них охотников нет, а корову так просто резать нельзя. Так что с мясом у них туго.
Зато у них молоко протянул Нарти.
Да, молока у них много, и сыр они из молока делают. А нам нельзя молоко. От него люди беситься начинают.
А мы, почему пили?
Мы проводники, строго сказал Клах. С нас спрос другой.
За лесом послышалось разноголосое мычание, дробный топот, затем на поляне появилось стадо. Больше сотни молодых бычков и две коровы. Судя по костистым бокам, это были очень старые коровы, да и тех, как сказал Клах, в Прорву не отпустят, уведут домой. Гнали стадо четыре матери, явно из самых пожилых. Молодых не показывали даже проводникам.
На спине одной из коров был приторочен большой рогожный мешок. Когда его стали ворочать, в мешке кто-то забился, закричал сорванным голосом.
Старшая из матерей распустила на горловине конопляную верёвку, и на свет появилась встрёпанная мальчишеская голова с безумно вытаращенными глазами.
Каков красавец, а? сказала старуха. Вчетвером еле скрутили. Вы его, как, вместе с мешком заберете, или своим ходом пойдёт?
Своим, протянул Клах. Поначалу на верёвочке, а там, глядишь, впереди нас побежит, не догонишь.
А работать его сможете заставить?
Сможем. У нас способ есть, как раз для таких молодцов подходящий.
Не хочу!.. просипел мальчишка.
Нарти смотрел, и словно прикипевшая заслонка открылась в голове, позволив вспомнить давно забытое. Как мама говорила ещё совсем маленькому Нарти: «Смотри, будешь баловать, придёт злой старик с мешком, я тебя ему отдам!» Вот оно и сбылось. Конечно, ни Нарти, ни даже Клах на стариков не слишком похожи, а всё остальное, как и было обещанодаже мешок на месте.
Старшие матери передали Клаху две небольшие долблёнки, тщательно укупоренные и залитые воском. Одну долблёнку Клах упрятал в свой сидор, вторую передал Нарти.
Береги пуще всего на свете. Это самое главное, за чем мы шли.
Нарти кивнул и накрепко затянул горловину заплечной сумы.
Мальчишке развязали ноги и пинком заставили встать. Конец верёвки, на которой ему предстояло бежать первое время, Клах вручил Нарти. Сам вооружился длинным пастушьим кнутом. Повернулся к молча стоящим старухам.
Что ж, матери, вроде всё справили как следует. Через четыре дня ждите гостей.
Удачи вам, родненькие, проговорила старшая, и Нарти до самого сердца пробило впервые услышанное из женских уст ласковое слово.
Бычки, подгоняемые резкими хлопками кнута, бодро трусили по моховине. Порой кто-то из них пытался остановиться, поискать среди мха настоящей травы, но, ничего не найдя, трусил дальше. Здесь не болото, здесь Прорва, сюда даже стрекозы не залетают. А прокормиться в этих краях могут одни только моховые тараканы, которые жрут всё.
Мальчишка со связанными руками брёл на верёвке. Несколько раз он порывался сесть в мох и никуда не идти. Нарти поднимал его за шиворот и, дав лёгкого тычка, заставлял двигаться дальше. По тому, как Клах заворачивал стадо вправо, Нарти понял, куда они идут, и до поры с парнем не заговаривал.
Клах вышел на нужное место безошибочно. Следом подошёл Нарти с вяло упирающимся мальчишкой.
Смотри, сказал Клах. Хорошо смотри.
При виде непохороненного трупа мальчишка замер.
Убивать будете? хрипло спросил он.
Вот ещё Мы тебя сейчас и вовсе развяжем, а дальше ты сам пойдёшь. Сюда тебя привели, чтобы ты убедилсяназад тебе дороги нет. Это ведь из ваших кто-то?
Из наших. Тилка это, гад проклятый. Он меня старше на год и бил всегда. И девчонкам прохода не давал, и даже с матерями дрался. Не слушал никого, думал, он самый умный. Вот его и выгнали, давно уже.
Понятно. А ты, значит, паинька, весь из себя хороший. Ни с кем никогда не дрался
А чего они
Тихо, тихо Тебе слова не давали, и верёвки покуда не развязали. Я тебя прежде не видел, а всё про тебя знаю. У матерей еду воровал?
Так ведь жрать охота.
Жрать ты мастер, это верно. Такого как ты, легче убить, чем прокормить. Девчонок бил?
Это, чтобы не зазнавались
Ври кому другому, а мне не смей. Матери грубил, не слушался?
А чего она командует, словно маленьким?
Это ты правильно сказал. Ты теперь большой, вот и живи сам, как знаешь. Никто тобой не командует, никому ты не нужен. Хочешь, ложись тут рядом с Тилкой и помирай. Хочешьчто хочешь делай. Матери тебя выгнали, им до тебя больше дела нет. Да и нам ты не больно нужен; верёвку только заберу, и ступай себе к моховым тараканам.
Верёвку Клах распутывал тщательно, не торопясь, хотя мог и просто перерезать. Но не резал, показывая, что верёвкавещь нужная и зря её портить не следует. А связанный может и подождать.
Мальчишка стоял смирно, только лицо кривилось в безнадёжных попытках сдержать слёзы. Потом он, так и не дождавшись, пока Клах распутает узы, опустился в мох и заплакал.
Чего ревёшь? спросил Клах. Раньше надо было думать. Вёл бы себя как следует, никто бы тебя не выгнал.
Вы меня теперь тоже прогоните?..
А это мы поглядим Клах, наконец, распустил неподатливый узел и принялся сматывать верёвку. Нам с товарищем подпасок нужен. Видишь, телят сколько? Вдвоём умаешься бегать. Работать станешьвозьмём к себе.
Я Я стану! Я умею с телятами!
Раз умеешь, то гуртуй их плотней и пошли во-он туда! Видишь, где сопочка виднеется.
Так это же от берега, это же в Прорву!
Мы тебя не спрашивать взяли, а дело выполнять. Сказано в Прорву гнать, вот и гони. На верёвку твою заместо кнута.
Мальчишка споро смотал лишек верёвки и щёлкнул оставшимся концом так, что и у Клаха такого хлопка не получалось.
Эй, шалые, пошли-пошли! Неча прохлажаться!
Телята, расползшиеся кто куда, сразу сгруппировались и дружно принялись месить копытами мох.
Дорога была только что разведана, и потому шли ходом, не опасаясь ни промоин, ни тараканьих гнёзд, ни просто топкого места, так что к полудню на горизонте чётко обозначился лесистый остров. Вот только лесистым его назвать язык не поворачивался. Деревья там если и оставались, то поваленные и изломанные словно растопочная щепа. Нутро холма разверзлось, мутно-жёлтое облако колыхалось над вершиной. Утренний ветер давно стих, но можно было представить, как неведомая напасть плывёт в сторону селения, чтобы рухнуть на головы людей.
Что это? тихо спросил Нарти. Почему-то он не хотел, чтобы мальчишка слышал его вопрос, видел, что один из проводников столкнулся с чем-то небывалым и не понимает происходящего.
Не знаю, спокойно отвечал Клах. Тут много всяких диковинных вещей, а у нас слишком мало времени и сил, чтобы впустую совать нос в опасные места. Обходить будем с наветренной стороны. А в остальном ты же знаешь, что иногда из Прорвы приносит насекомую падень, иногдавонючие тучи. Быть может, так они и образуются. Вернёмся домой, расскажешь об этом старикам и новым проводникам, конечно
Эй! крикнул Нарти мальчишке. Забирай правее! Видишь, там папуха какая? Обходить будем.
Шевелись, негоды! заорал мальчишка, щёлкая кнутом, который уступил ему Клах. Тряси боками!
Телята перешли на судорожный галоп.
Куда, тварь шатущая? Не отставать!
И когда только парню голос вернулся? Ведь утром сипел сорвавши.
Ловко ты их, похвалил Нарти.
А с ними иначе нельзя. Это ж гады страшенные. Недоглядишьудрать норовят, меж собой дерутся, а ежели к тёлкам пролезут, так форменный разбой начинается. Хорошо, рогов толковых у них не выросло, а то бы и сами перекалечились, и других перебодали. А ежели их кнутом промеж ног ожечь, чтобы по яйцам, так они посмирнее становятся.
Тебя бы в своё время кнутом промеж ног ожечь, сказал Нарти и не договорил фразу, ошарашенный простой мыслью: ведь стадо, идущее на тот берег Прорвы, это сплошь молодые бычки, которых тоже выгнали из женского селения.
Шли до самой темноты, до той поры, пока усталые бычки не начали ложиться прямо в мох, не обращая внимания на крики и удары бича. Укрывища делать не стали: и некогда, да и незачем постороннему знать, как проводники согреваются, когда идут через Прорву. Опять же, уляжется какое-нибудь теля поздоровее прямо на головы спящим в укрывище, что тогда? На ночлег устроились просто: влезли в самую середину стада и улеглись, плотно прижавшись к теплому бычиному боку. Ледяными ночами на дальних выпасах пастушата именно так спасались от холода.