Ну, перестань, с улыбкой на лице, стала успокаивать Светка.
Сытая парочка бездумно глазела то на меня, то на девушку.
Чего расселись? прохрипел я на повышенном тоне. Посуду мыть идите! Жертвы жестокой реальности постсоветской России, блин!
Только после этих слов оба подорвались, схватили тарелки и вышли в «умывальную» (нет, ванной комнатой это помещение назвать было нельзяванны там никогда не было).
Ты чего с ними так грубо?
А чтоб не расслаблялись.
Она присела на краешек моей кровати и впервые за день поцеловала, пусть даже в щеку. Еще до того, как стемнело, я выпроводил Светлану. Уж очень волновался за нее, не хотел, чтобы она шла одна по темной улице, где полно наркоманов, бомжей и психов, как я поначалу полагал.
В понедельник с утра пораньше поехал на «Бауманскую», в университетскую поликлинику. Располагалась она в пятиэтажном здании, возведенном еще в самом начале двадцатого века. Сперва выстояв очередь в регистратуру (откуда она только взялась утром в первый учебный день!), оформив карточку, я занял очередь к терапевту. Время близилось к обеду, когда я покинул поликлинику, с больничным листом, освобождающим меня от учебы и работы на заводе до конца недели.
Соседей дома не былоуехали на занятия. Вернулись они ближе к обеду, уставшие, но вполне веселые. Долго и возбужденно рассказывали о первом учебном дне в альма-матер. Все было ново и непривычно.
Я усиленно лечился, не желая начинать знакомство с преподавателями с прогулов. Света звонила каждый день, рассказывала, как это невероятноучиться в МГУ. Безусловно, ей приходилось трудно, но она справлялась. Ей там нравилось.
В пятницу больничный продлили до понедельника под предлогом инкубационного периода. Вот только в субботу у нас должны были начинаться первые лекцииеженедельные пять пар, с полдевятого утра до пяти вечера. Хоть самочувствие и улучшилось значительно, но по-прежнему ощущалась слабость после тяжелой болезни. Встал я рано. Юрка и Рудольф еще спали. Умылся, позавтракал, принял лекарства и отправился в университет.
Ранним субботним утром людей в метро практически не было. Я немного завидовал тем, кто может подольше поспать, никуда не спешить, провести этот солнечный день со своей семьей. Серые грязные стены туннеля, пролетающие за окном состава в свете ламп, навевали на меня тоску. На улице же стало веселее и как же захотелось прогулять занятия, почувствовать свободу! Но такой привилегии я был лишен.
Аудитория была маленькойне «коморка папы Карло», конечно, но и не сказать, что целый Колизей. Но для двух групп, по двадцать человек каждая, большой и не нужно. Постепенно я стал ближе знакомиться с одногруппниками и однопоточниками. Москвичей было мало, в основном приезжие, проживающие в общежитиях. Узнал, что меня на заводе записали в слесарный цехединственное оставшееся свободное место. Сел я за стол рядом с неким Сашкой Исаевым, из моей группы. Он был из Калуги. Подтянут. Лицо обрамляла легкая щетина. Голос его был мягким и дружелюбным, как и взгляд. Мы довольно быстро подружились. Прозвенел звонок. Преподаватель опаздывал. Стоял шум и гам. Но вот вбежал некий молодой человек. На вид лет тридцати, худой, бледный, темные волосы аккуратно уложены гелем, на носу очки в толстой роговой оправе.
Доброе утро, запыхавшимся голосом поздоровался он.
И воцарилась благословенная тишина! Все сели ровно, взяли ручки, открыли тетради.
Итак, продолжил преподаватель, я буду вести у вас, в этом семестре, во всяком случае, два предмета: математический анализ и аналитическую геометрию, говорил он отрывисто, словно выплевывая слова. Зовут меня Спироногов Эдуард Львович. Кстати, и лекции, и семинары я буду вести, как-то растеряно оглядел студентов.
Каждый записал на первой странице имя человека, которому предстояло мучить нас по самым трудным дисциплинам на протяжении полугода. Саша тихо хмыкнул.
Сегодняшней темой будетне долго «раскачиваясь», начал читать лекцию Спироногов.
После окончания первой пары я чувствовал себя выжатым, как лимон. Предстояло выдержать еще четыре. Десятиминутных перерывов не хватало, чтобы хоть чуть-чуть оклематься от тяжелых предметов. Не знаю, как себя ощущали в тот момент другие, но к концу дня я понял две вещи: первоея ни черта не «втыкаю» ни по одному предмету, моей школьной подготовки явно недостаточно, не тот уровень (да и вообще можно было забыть все, чему меня учили в родном городке); второекаждую субботу я буду просто умирать от усталости и голода (еще быпросидеть без обеда с полдевятого утра до пяти вечера).
Соседи уже были дома. «Оттрубив» по одной-две пары, они сейчас довольные и сытые лежали и читали какие-то журналы.
Ну, как первый учебный день? заботливо поинтересовался Юрок.
Ответил я ему одним кратким, но четко выражающим все мои эмоции, накопившиеся за день, нецензурным словцом на букву «п».
Теперь оторвался от статьи и Рудольф.
А сколько пар было?
Пять.
Ого! в унисон воскликнули они.
Переобувшись в домашние тапки, я прошлепал к своей кровати и так и упал на нее в верхней одежде. Едва моя голова опустилась на подушку, как в кармане джинсов зазвонил телефон. Светка. Она как чувствовала, что я начал отдыхать.
Алло, устало пробурчал в трубку.
Привет, довольно ответила подруга. Чем занимаешься?
Только что пришел. Еще не разделся, но уже улегся на постель.
Не хочешь прогуляться по Парку Горького?
Фонарик, простонал я. Если я сейчас встану
То я лягу? засмеялась она.
Нет. Тогда лягу я и отойду в мир иной.
Тогда отдыхай
Может, завтра встретимся?
Посмотрим. Я постараюсь, но дел очень много: нужно подготовить целую кучу домашних заданий.
Именно так для меня началась жизнь в Москве: куча трудностей, резкое сокращение числа свиданий с любимой девушкой и, отчасти из-за этого, не покидающее чувство одиночества. Учеба давалась очень непросто. Порой возникало ощущение, что я самый тупой студент в этом ВУЗе. Большинство студентов сидело с умным выражением лица, некоторые задавали какие-то умные вопросы преподавателям прямо во время лекций и семинаров. А мне казалось, будто они говорят на марсианском языке, абсолютно неведомом таким, как я. Сложнее всего приходилось во время сдачи домашних заданий. Я был вынужден по несколько раз переделывать их, а коварные преподаватели снова и снова находили ошибки.
Проще обстояли дела на заводе. Он представлял собой несколько отдельных цехов, разбросанных по всей территории университета. Как и на каждом столичном предприятии, здесь работали гости из Таджикистана и прочих южных республик. «Слесарка» располагалась в северном крыле МГТУ. Большое помещение было заставлено столами, станками, сварочными аппаратами, повсюду висели инструменты. На втором этаже находилась раздевалка с целой кучей шкафчиков для вещей. Возможно, когда-то здесь работали не четыре человека, а целая настоящая команда слесарей.
Здесь правили бал два мастера: один невысокий, коренастый, в преклонном возрасте, другойпомоложе, повыше, худощавый. Напарником моим был одногруппник Сергей Нирович. Среднего роста, со светлыми глазами и огромным носом. Задания нам давал «старик» так мы за глаза прозвали первого мастера. Порой приходилось с восьми утра до пяти вечера сверлить отверстия в трубках квадратного сечения, которые потом шли для сборки парт и стульев. Иногда, как грузчики, переносили трубы или листы железа из цеха в цех. В общем, выполняли всякую мелкую работу, на которую не хотели отвлекаться истинные асы слесарных дел. Работа, за которую мы получали по триста рублей в месяц, находилась всегда.
Дни становились короче, ночидлиннее. Бабье лето пролетело мимо меня со скоростью ракеты. Листва вся опала. Столицей овладела настоящая осеньхмурая, слякотная, промозглая. Очередным темным утром я сидел напротив окна и в свете настольной лампы завтракал. Соседи еще спали. Мне же предстояло пережить еще один рабочий день, ничем не отличающийся от других. По карнизу барабанил дождь. Ночью приснился прекрасный сон: будто я вновь оказался дома, разговаривал с родителями, встретился с друзьями. Но беспощадный звон будильника оборвал наваждение. Мгновенно настроение со стопроцентно отличного упало до нуля, если не ниже. Я дожевывал бутерброд с самым дешевым сыром на всей Измайловской ярмарке (холодильник мы уже на тот момент приобрели за пару тысяч у старшекурсников, поэтому теперь можно было иметь некоторый запас продуктов питанияна что денег хватало, конечно). На душе кошки скребли. На глазах навернулись слезы. Мне показалось, что вся жизнь катится в тартарары. За последний месяц мы со Светкой виделись всего пару раз, хоть и жили в одном городе. Столько же разговаривал по телефону с родителями. Да еще получил одно письмо от них же, которое шло до меня больше сорока дней. Хотя, это же была российская почтовая служба Да-а-а, не об этом я мечтал, поступая учиться в Москву. Допив горький чай, я поехал на ненавистный завод.