Ух вы! в злобе прошипела женщина, осознав, что ее «развели». Обманывают ведь еще! Сами от горшка два вершка!
Простите, пожалуйста, этого шута горохового! с любовью посмотрев на меня, извинилась подруга, продолжая смеяться. За всю дорогу та женщина больше не сказала нам ни слова. Но, по крайней мере, нам со Светой стало ехать веселее.
Двадцать шестое августа. Утро. Скрип тормозов. Конечная станциягород-герой Москва. Выйдя из вагона, мы сиюминутно влились в человеческую массу, проворно направлявшуюся к метро. Эта река из живой плоти донесла нас до самых эскалаторов. Спустившись, мы с любимой попрощались и разошлись: она поехала в Дом студента на проспекте Вернадского, где ей на ближайшие шесть лет, при хорошем раскладе, конечно же, выделили койко-место; я направился в уже знакомое мне Измайлово. Меня определили в четвертое общежитие, считавшееся самым лучшим во всем студгородке. Просто это была единственная «общага» с блочной системой. Блок состоял из двух комнат, одна из которых рассчитывалась на двух человек, другаяна трех, и раздельного санузла. То есть всего на пять человек выделялись один унитаз и одна раковина, которые были прямо под боком (не нужно было бежать через весь коридор, когда «подопрет», а это большой плюс!).
Еще в вагоне метро заметил несколько таких же «студентов». Разница была лишь в том, что с ними ехали родители, и у каждого было по огромной сумке.
«Хм. Неужели они по две плащ-палатки сшили вместе?»
Я же вез только самое необходимое, вместившееся в одну дорожную сумку. На все прочее мне родители дали денег.
Возле четырех общежитий, расположенных вдоль Измайловского проспекта, стояла куча машин. Это родители привезли на автомобилях своих чад-первокурсников и все их вещи прямо к новому жилищу. Наше общежитие выглядело довольно мрачно: кирпичи потемнели от времени и пыли, старые окна зловеще смотрели на Измайловский парк. Однако внутри все было совсем по-другому. Суетились студенты, оформляясь у коменданта, получая постельные принадлежности и недостающую в комнате мебель. Первокурсников заселяли, как правило, в трехместной комнате, иногда по четыре человека (одного «на уплотнение»). В двухместных комнатах барствовали, в основном, старшекурсники.
С матрасом, подушкой и комплектом постельного белья подмышкой я зашел в свою комнату на седьмом этаже. Из троих был первым. Комната имела форму прямоугольника. Справа от входа располагался добротный шкаф, высотой от пола до самого потолка, а ширинойот стены до стены, с множеством самодельных полок и отделений. Открыл дверцу. Внутри располагалась горизонтально прибитая с двух концов жердь с одиноко висящим на ней плечиком. На внутреннюю поверхность дверцы был приклеен плакат с обнаженной красавицей, судя по всему, вырезанный из старого номера Playboy. Слева от входа, вдоль длинной стены, стояла одноярусная металлическая койка, сразу за нейдвухъярусная. Напротив шкафа находилось окно, под которым стоял один письменный стол. Напротив коеквплотную к стене еще две парты. Стулья тоже были. А вот тумбочки отсутствовали. Обои местами были оторваны, кое-где сверхуприклеены к стене пластырем. При ближайшем рассмотрении в раме обнаружились щели, шириной с мизинец. На потолке одиноко болталась на проводе лампочка. Бросив постельные принадлежности и сумку на одноярусную кровать, я присел на краешек. Сердце защемило, к горлу подступил ком.
«Так пусто и холодно».
Впервые я осознал, что остался один. Что нет больше рядом родителей, которые все знают и умеют и, в случае чего, подскажут, что делать. Нет мамы, которая утром нежно разбудит на занятия, накормит завтраком, приготовит обед и ужин. Нет домашнего уюта. Единственным близким мне человеком в Москве была только Света. Грустные размышления прервало шуршание в шкафу. Осторожно подойдя к нему, я прислушался. Определил, откуда исходит звук и быстро открыл дверцу нужного отделения. Все, что успел заметить, как маленькая мышка проворно юркнула в дыру между стеной и полом.
«Welcome to Moscow!» пронеслась в голове мысль.
Плюнув на все, я поехал к Светлане. Невыносимо захотелось увидеть родное милое личико, узнать, как она обустроилась.
Стоя возле входа в высотное серое здание на проспекте Вернадского, написал ей смс-сообщение: «Ya stoyu vnizu, na ulice. Spuskaisya» (в то время мы писали на английской раскладкетак можно было вместить в одно сообщение в два раза больше символов, чем на русской раскладке, тем самым сэкономив деньги). Спустя минут пять, появилась подруга. Если бы вы знали, какое душевное облегчение пришло вместе с ней.
Привет, поздоровалась она, поцеловав и крепко обняв меня.
Похоже, не одному мне было тоскливо.
Рассказывай. Как комната, кто соседи?
Комната хорошая, на семнадцатом этаже. Ой! Ты бы видел, какой вид из окна! Всю Москву видно! восхищенно поведала девушка.
Не дразнись, а то слюной захлебнусь! посмеялся я. Кого с тобой поселили?
Будут жить две девчонки. Одна уже приехалаона из Тюмени. Мы, кстати, в одной группе будем учиться. А вторую пока ждем. Еще не приехала.
Тебе, вообще, нравится?
Что именно?
Ну, общежитие, соседка.
Да. Жить можно. А ты как устроился?
Лучше всех! Комната на седьмом этаже. Если не учитывать, что обои висят кусками, в окнах вот такие щели, преувеличенно показал большим и указательным пальцем размер в пять сантиметров, в шкафу живут мыши, а на соседней двухъярусной койке будут спать двое незнакомых людей, то общага отдаленно напоминает отчий дом.
Подруга лишь грустно усмехнулась.
С соседями познакомился уже?
Нет еще. Я самый первый. Занял лучшую койку. Но, думаю, вечером уже придется познакомиться. Так что, у меня все тип-топ!
Мы прогуливались вдоль Удальцовских прудов. Когда устали ходить, сели на скамейку и долго сидели. Ни одному из нас не хотелось расставаться. Сейчас, как никогда раньше, мы нуждались друг в друге. И так миловались до самого вечера, пока сумерки не поглотили столицу.
Я ехал в метро, ощущая, насколько сильно меня отталкивает мой новый дом.
Соседи вечером так и не появились, и эту ночь я провел в полном одиночестве. Спал на новом месте плохо. Глубокой ночью проснулся и не мог понять, где нахожусь. Сперва показалось, что дома. Но потом сообразил: нет, не дома, а в общежитии, далеко от родных краев. Тут же дыхание сперло, в груди защемило. Больше уснуть не смог. Проворочавшись до рассвета, я встал и умылся. Позавтракать не смог: у меня даже кружки не было, чтобы чаю попить, не говоря уж о чайнике, чтобы воду вскипятить. Но хотя бы в душ удалось сходить. Это было подвальное помещение довольно приличных размеров. В предбаннике находилась раздевалкадеревянная длинная рейка, прибитая к стене, с прикрученными к ней крючками. В самом душевом помещении было четыре ряда торчащих из стен труб, выполняющих роль душа. Каждая трубав отдельной кабинке. Работал душ шесть дней в неделю (один день отводился для дезинфекции помещения). Понедельник, четверг, суббота считались женскими днями, вторник, пятница, воскресеньемужскими. Кроме меня в этот ранний час никто не мылся. Оттого и стало жутко, не по себе. После душа я быстро оделся и пулей вылетел из подвала. В комнате, залитой рассветным солнцем, стало спокойнее.
Очень хотелось кушать. Дотерпев до восьми часов, спустился вниз, в магазин, и купил какую-то черствую булочку с изюмом. У коменданта одолжил стакан с кипятком. Она еще предлагала заварку, но я постеснялся и соврал, будто у меня в комнате есть чай.
Как обживаешься? поинтересовалась эта добрая женщина, всегда хорошо относившаяся к студентам.
Все хорошо, улыбнулся и заверил ее.
По дому-то скучаешь уже?
Ну дапробубнил я себе под нос, покачав головой.
Ничего. Привыкнешь. Соседи скоро заселятся, и веселее станет.
С призраком надежды на лучшую жизнь я проследовал к себе, осторожно неся драгоценный кипяток. Прожевав булку и запив ее водой, мне стало чуточку веселее.
Около десяти утра, когда я бестолково лежал на койке, раздался стук в дверь.
Открыто! громко сказал я и сел на кровати.
В комнату вошел один из моих соседейв меру упитанный парень с юношеским пушком под носом. Следом за ним проследовал лысый мужчина в очках.