Я заметила у окна какую-то девушку, которая, подобрав под себя ноги, сидела на одном из глубоких диванов с множеством подушек и читала. Она была совсем юная, похожая на ученицу последнего класса школы, однако читать она устроилась именно здесь, в «Старбаксе», и отнюдь не казалась ни наказанной школьницей, ни бессовестной прогульщицей. На столе перед ней страницами вниз лежал раскрытый справочник по устройству на работу, этакая библия для тех, кто только начинает строить карьеру; подобные справочники якобы способны растолковать человеку, кем ему быть, когда он вырастет; рядом со справочником высилась целая стопка буклетов различных колледжей, а также сборник пробных тестов для поступающих в высшие учебные заведения; гора буклетов была увенчана кофейной чашкой, отчасти скрывавшей от меня лицо девушки. Но я успела заметить, что глаза у нее ясные; такие глаза бывают у самых лучших моих учеников; и все же я сразу поняла, что шансов выиграть эту игрупоступить в колледжу этой ясноглазой девушки нет.
В качестве закладки она использовала желтую ID-картуа мне было прекрасно известно, что за последние несколько лет ни один колледж не принял ни одного выпускника школы третьего уровня. Если, конечно, верить «отчетам» Малколма, которые он обычно преподносит нам за обедом.
Добрый день, приветливо поздоровалась она, заметив, что я устроилась рядом.
Привет, детка.
Не удивляйтесь. Она мотнула головой в сторону учебников и справочников. Я закончила школу два года назад и была первой в своем классе. Numero uno. Мне поручили произнести прощальную речь на выпускном вечере и все такое. Ну, это, понятное дело, была не самая лучшая школа. Ребята из нашего района не учатся в самых лучших школах. Но все-таки. Я считала, что первое место в классе что-то да значит.
Я понимала, что ужасно опаздываю. И все-таки осталась.
Теперь в колледж поступить сложно, осторожно заметила я.
Она закрыла свою «библию Бэррона» со списками самых разнообразных статистических данныхправил допуска, средних баллов за тесты, демографии, стоимости блюд в ближайших барах и закусочных, количества мест для занятий спортом и прочей подобной бредятины.
А вы чем занимаетесь? спросила она.
Преподаю.
Ой, правда? Где?
В школе Давенпорта.
Девочка так уставилась на меня, словно хотела вобрать меня целиком вместе с моим дорогим костюмом, изящными туфлями и сумочкой из телячьей кожи, висевшей на плече.
Да, выглядите подходяще. Как одна из них.
Не понимаю. Что это значит?
Она засмеялась.
Белая. Богатая. Практически безупречная. Спорить готова, что и IQ у вас сверхвысокий.
Нормальный. На самом деле IQ у меня 9,73. Но говорить ей об этом мне не хотелось.
А я все-таки хочу еще разок попытатьсяможет, сумею поступить. А потом я просто не знаю, что будет потом. Раньше я тут работала, она обвела рукой помещение кафе приглашающим жестом хозяйки, а несколько месяцев назад меня уволили. Но я по-прежнему тут болтаюсь. И она снова мотнула головой в сторону стопки книг. Понимаете, в нашем квартале чтениезанятие не слишком популярное.
Возникла пауза. Я все пыталась отыскать для этой девочки какие-то нужные слова, хотя понимала, что никаких таких слов у меня нет. Наконец я спросила:
А чем бы ты хотела заниматься в колледже?
Математикой, сразу ответила она, закрывая книгу. Я здорово в математике разбираюсь. Вот спросите меня что-нибудь, что угодно.
И тут у меня зазвонил телефон. Это была школьная секретарша Рита.
Извини, давай в другой раз, хорошо? Сегодня я ужасно опаздываю.
Девочка недоверчиво посмотрела на чашку, которую я держала в руке.
Ну да. Я понимаю.
Извини, повторила я, действительно чувствуя себя перед ней виноватойпричем во всех отношенияхи понимая, что она мне не верит. Затем быстро встала и вышла за дверь.
Снаружи автоматические уборщики всасывали листья, веточки и мусор, оставленный со вчерашнего вечера студентами колледжа на той стороне Висконсин-авеню. Два автомобиля, владельцы которых забыли о дне уборки улиц, были вынуждены купить проездные билеты. Билеты, разумеется, не бумажные, но в течение нескольких минут сотня долларов переместилась с банковского счета зеленого джипа и еще сотня со счета желтого «Мини-Купера», украшенного гоночными полосками. Монотонно загудела ограда парковки, когда я выехала на проезжую часть; обслуживающий автомат покатился дальше по Висконсин-авеню в поисках очередной жертвы.
Все эти автоматы заставили меня размышлять о том, куда денутся выпускники желтых школ в ближайшие несколько лет, когда последние продуктовые магазины перейдут на автоматическое обслуживание и маленький робот-доставщик фирмы «Амазон» будет гудеть у дверей домов, складывая заказанные свертки на крыльце. Щелчок, жужжание, шлепок. Видимо, это и есть прогресс, и, по-моему, такого прогресса в нашей жизни будет все больше. Как знать, возможно, я еще и пенсионного возраста достигнуть не успею, когда даже преподавание в школах будет автоматизировано.
Самое главноеэто честное соревнование, вещал Малколм во время своих обеденных выступлений, обращаясь в первую очередь, разумеется, к Энн. Последовательность такова: ты много работаешь, старательно учишься, делаешь успехи и в итоге получаешь хорошую работу.
Но ведь проблема совсем не в этом; даже младенцу ясно, что число рабочих мест уменьшается, а количество людей увеличивается. Уже свернув на знакомую подземную парковку и притормозив, чтобы очередной автомат смог просканировать данные на мою машину и радостным, но абсолютно нечеловеческим голосом поприветствовать меня: Доброе утро, доктор Фэрчайлд, я все еще думала о том, куда все-таки денутся ребята из желтых школ, которые в ближайшие десять лет станут выпускниками, и что наше государство будет делать со всеми этими людьми, которые ему больше не нужны.
Глава девятая
Школа, где я теперь работала, мало чем отличалась от той, где я училась почти четверть века назад. Те же классы, учителя, ученики и учебники. «Именно ученики, думала я, раскладывая книги и листы посещаемости на своем рабочем столе и поднимая жалюзи, чтобы из окон была видна хоть какая-то зелень, почти ничем не отличаются. Ни друг от друга, ни от тех, что были в мое время».
Тогда проблема аутизма так широко еще не ставилась, преобладал вопрос «Что это еще за гребаный аутизм выдумали?», в старшей школе в 90-х куда больше внимания уделялось таким вещам, как аллергия на арахис, непереносимость глютена, право на отдельный туалет для транссексуалов и публичные признания подростков в гомосексуальности. Перемены происходили постепенно, по капле. И я заранее прикидывала, что к тому времени, как мои дочери станут подростками, все вокруг включатся в танец социокультурного многообразия.
Но я ошиблась. Этот танец не ушел дальше медленного и довольно неуклюжего шарканья ногами. Когда мои ученики входили в класс для прохождения последней проверки перед очередными тестовыми испытаниямиэто обычно именуется собеседованием, но каждому известно, что на самом деле это последнее «натаскивание», которому предшествует многочасовая зубрежка, они все выглядели какими-то одинаковыми. Преимущественно белые, спортивные, гетеросексуальные. И я никогда не встречалась с такой вещью, как туалет, учитывающий интересы трансгендеров.
Дни прохождения тестов одновременно и суматошны, и странно растянуты. Сегодня с утра в школе царила суматоха. Я проводила последние собеседования, готовя учеников к прохождению очередных тестов на SOL. Эта аббревиатура, вообще-то, означает Standards of Learning, но про себя я вот уже почти год всегда расшифровывала ее как Shit Out of Luck.
Но вслух никогда, разумеется, этого не произносила. И уж тем более при Малколме.
Хотя это действительно попросту дерьмовое везение. Или, точнее, невезение. Во всяком случае, два месяца назад передо мной было тридцать измученных зубрежкой физиономий, а сегодня всего двадцать семь. Три пустые парты из класса пока так и не убрали, хотя в общей массе они не так уж и заметны. Никому нет дела до того, чтобы их вынести или хотя бы сдвинуть к задней стене класса. Хотя, возможно, это как раз и входило в планы начальстваоставить пустые парты в качестве назидания? Это те самые парты, за которыми сидели Джудит Грин и Сью Тайлер, а также тот бледный, как привидение, мальчик по имени Антонио, который чертовски хорошо разбирался в химии, а вот теория чисел ему никак не давалась. В общем, это то ли «морковка» для упрямого ослика, то ли «палка».