Сири обернулась к маме. Та спокойно ожидала ее.
Что это значит?
Не знаю, сказала мама. Но я должна была показать тебе это.
Сири прислушивалась к себе. Она пребывала в странном спокойствии, это было ненормально, ведь любого человека в подобной ситуации охватило бы чувство горя, недоумения, страха. Но Сири не чувствовала ничего.
Прости меня, дочь, сказала мама.
И ты меня.
Они обнялись. Мама сказала:
Однажды ты поймешь, что время и место не так важны. Даже твоя память, потому что ты можешь забыть что-то. Важно то, кто ты.
Да, наверно Сири взяла маму за руку. Но все это так странно. Ведь я здесь, жива.
Верно, дочка.
Но кто же тогда лежит там
Однажды ты поймешь, что время и место не так важны, повторила мама. Даже твоя память, потому что ты можешь забыть что-то. Важно, кто ты.
Сири озадаченно глянула на маму. Та ласково смотрела на нее, но в этом взгляде было что-то неопределенное. Сири наконец поняла, что ее смутило. Мама не постарела с момента, как Сири покинула дом. Ни на год.
Сири бережно освободилась от рукопожатия и отступила на шаг, другой. Чуть отошла в сторону. Мама продолжала смотреть на то место, где была Сири.
Однажды ты поймешь начала говорить мама, но Сири не стала дослушивать.
Вот теперь ее захлестнул настоящий ужас. Каждая клеточка тела завопила, завизжала от пронзительного чувства иррациональности, неправильности происходящего. Как это возможно? Почему в мире существует две Сириодна мертвая, а другая живая?
Она побежала прочь от церкви, оскальзываясь на опавших листьях, назад к станции, сквозь этот мертвый странный город, который мгновенно стал ей чужим. Где-то над головой в небесах заворчал гром. Стали падать новые, пока редкие капли. Сири бежала, напрягая все силы, но тело не уставало, и она дышала ровно, как бы быстро ни двигалась. Сири выбралась из города, с которым начало что-то происходить. Что именно, ее не интересовало, и она все бежала прочь. Впереди раскрылось как цветок что-то яркое, и она ринулась навстречу бледному розовому сиянию, которое приятно пульсировало и словно бы притягивало ее к себе, пробуждая в теле ответное желание. Это был спасительный свет, он избавлял от пережитого ужаса. Вскоре Сири поняла, что не может остановиться, не в силах повернуть, и обречена двигаться к сиянию, которое становилось с каждым мгновением все ближе, ярче, горячее.
Это было не просто физическое явление, в нем ощущалась странная, непохожая ни на что пульсация, жизнь, цель
Разум.
Это было уже не тепло, а жар.
Пламя тысячи звезд, но не смертельное, а животворящее, согревающее, дающее вечный покой, которого так жаждала возбужденная Сири. Она двигалась к сиянию, пока то не охватило весь мир, и не растворило его в себе. И вот тогда, вернувшись в истинное место своего рождения, Сири обрела покой и радость.
Прежде, чем исчезнуть, Сири осознала, кто она на самом деле.
А дождь все усиливался и смывал с лица земли остатки ненужного города, который стремительно оседал серой пенистой массой, и впитывался в недра, оставив после себя лишь большие лужи, отражавшие серое небо. Вскоре на голой скалистой равнине не осталось ничего, кроме кратера с остовом потерпевшего крушение космического корабля, где лежали три тела, и в одном из них еще теплилась жизнь, а разум, пребывающий в оцепенении, спал и видел сны.
Сны о далеком доме.
Дело жизни
Урбан взял в руку горсть песка и пропустил сквозь пальцы.
Песок осыпался на землюрастрескавшуюся, сухую, мертвую землю. Эти засушливые края не знали воды много дней; дожди бывали здесь редко. Урбан заскользил взглядом по кромке горизонта, поворачиваясь вокруг себя. Всюду пустыня, на многие мили одно и то же. Гладкая, изредка бугрящаяся невысокими барханами, изредка уходящая в низины, серо-бурая равнина. Ни дерева, ни куста, лишь кое-где торчат низкие колючки. Ни капли воды. Ни птиц, ни насекомых.
Мертвое место.
Ничто не нарушало прямую линию горизонта, кроме громадного предмета к северо-востоку.
Урбан в сопровождении своего спутника направился туда. Они шли минут пять и остановились, когда тень от предмета упала на них, защищая от душных объятий полуденного солнца.
Урбан долго рассматривал этот громадный предмет, казавшийся здесь совершенно неуместным.
Люди стояли возле большого, ржавого корабля.
Корабля посреди пустыни.
Судно почернело, его бока истончились и были испещрены дырами, корма зарылась в песок на треть корпуса, а нос смотрел в небо. Корабль словно пытался вырваться из объятий пустыни, но не смог и теперь застрял здесь навечно.
Откуда он здесь взялся? спросил Урбан.
Он всегда был здесь, ответил человек, которого звали Сид.
Урбан недоуменно посмотрел на Сидакоренастого, загорелого до черноты старика с пепельно-белой шевелюрой и бородкой, все лицо которого словно состояло из морщин и складок.
Всегда? не понял он.
Да, кивнул Сид.
Поняв, что надо вытягивать из старика слово за словом, Урбан приступил к расспросам.
Да, это рыболовное судно. Нет, здесь не всегда была пустыня. Когда-то, лет пятьдесят назад, здесь было море глубиной в несколько десятков метров, а вон там, на плато к югу, зеленели заливные луга. А к западу был лес, его вырубили и, если отправиться туда, можно увидеть пеньки, много пеньков. Да, здесь было море, богатое рыбой.
Сид отыскал в песке что-то и показал Урбану. Ракушка. Урбан озадаченно рассматривал ее некоторое время.
Но почему же исчезло море?
Люди, пожал плечами Сид. Люди построили плотину на реке далеко к северу отсюда. Река, питавшая море, обмелела. Сначала море превратилось в болото, потом в несколько озер, а затем пересохли и они. Рыба погибла. Пастбища и леса высохли. Животным стало негде кормиться.
Но почему они это сделали? Плотину?
А кто их знает, сказала Сид. Вроде как хотели изменить русло реки, направить ее куда-то в другое место. Решили, что умеют управлять природой.
И что стало с их затеей?
В той стране была война, про это давно забыли. Плотина стоит до сих пор. Обмелевшее русло плотно заросло и реке уже не пробиться по старому пути. Вот так. Вы будете фотографировать ли нет?
Да, да, конечно пробормотал Урбан, который делал репортаж об этой странной планете и ее колонистах.
Он сфотографировал старый корабль с нескольких ракурсов, снял видео, снял голограмму, сделал его трехмерную проекцию и то же самое проделал с участком пустыни, куда они прибыли. Вскоре они уже возвращались к квадроциклу, на котором приехали сюда из маленькой базы к востоку, ютившейся у гряды холмов.
И как велико было море?
Тысяча миль с запада на восток, две тысячис севера на юг.
Такое большое море невозможно уничтожить так быстро, заметил Урбан.
Можно, усмехнулся Сид. Если тебе помогает ветер.
Урбан не понял. Ветер дует здесь постоянно, объяснил Сид. Разве не чувствуете? Да, здесь хорошо слышались завывания ветра, который упрямо трепал волосы на голове Урбана. Так вот, ветер гонит песок из засушливых районов планеты к югу отсюда. Раньше порывы ветра гасила водная гладь и растительность, а сейчас ему ничто не мешает.
Они вернулись на метеорологическую базу.
Перед отлетом в столицу планеты, откуда Урбан смог направиться на звездолете в свою систему, он ненадолго задержался, чтобы осмотреть небольшую плантацию, выращенную Сидом и еще несколькими метеорологами из старых колонистов.
Почему вы не уходите отсюда? спросил Урбан. Ведь есть множество богатых, цветущих планет.
Сид опять пожал плечами. Видно, слова давались ему нелегко. Он с минуту рассматривал пустыню и невысокие деревца, торчавшие из скудной земли.
Ну а что станет с этими цветущими планетами потом?
Когда?
Когда люди перекроют русла рек, выкопают котлованы, вырубят леса, растопят ледники, разворошат землю, засорят воздух промышленностью? Что с ними будет?
Урбан молчал.
То же, что и здесь, сказал Сид. И что, когда эти планеты станут пустынями, люди отправятся дальше, к новым богатым планетам? И так будет продолжаться без конца? А что если, таких планет больше нигде нет?