Далеко от дома мы не заходили. Район у нас тихий, спокойный, много пространства, по которому обычно бегают маленькие дети и катаются на скейтах дети постарше. Я тоже всегда хотела попробовать, но никогда не находила для этого времени. Даже не помню, для чего я его вообще находила до удара. Божена выбирала маршрут, по которому я могла пройти, не опасаясь упасть. Она держала меня под руку, а не наоборот, чтобы я сама была ведущей. Я должна была чувствовать, что хожу сама, куда хочу, а не плетусь хвостом. Если нам встречался кто-то из прохожих, Женя отпускала меня, и мы немного замедляли шаг, пока снова не оставались наедине. Если же нам приходилось идти куда-то днем, мы просто держались за руки, прекрасно понимая, за кого нас принимают. Нам доставляла удовольствие мысль о том, что мы можем шокировать людей. Да, в начале двадцать первого века еще попадались те, кто этому удивлялся.
* * *
Понимание того, что теперь я ослепла навсегда, навалилось на меня резко и внезапно. Так же неожиданно, как умирают самые близкие люди.
Это чертово время тянется, как жгучая, мерзко пахнущая резина. Божене больно каждый день, и я это отлично чувствую. Темнота всегда со мной, играет мною, как куклой. Как же все достало! Я не намерена жить вот так. Верите или нет, я перебрала в голове все вызовы, которые была способна бросить. И подходил мне только один.
Три коротких шага к окнуи я свободна. Ловите меня, если сможете.
Растворюсь в Темноте и поминай, как звали.
Нет, вы не подумайте, я не склонна к самоубийству. Я очень люблю жизнь. И была готова прожить ее всю во время полета. Жить так, как не жил никто до меня.
Три шага дались мне сложнее, чем тридцать три в другую сторону. Надо же. Я открыла окно. Мне в лицо дунуло свежим ветром. Ты унесешь меня в небеса?
Или позволишь свалиться в Темноту, которая будет знать, что победила?
С этой мыслью я остановилась. Деревья принялись дружно покачиваться из стороны в сторону, тревожась за меня.
Не переживайте, мои родные. Я обязательно сделаю это в другой раз.
А сейчас мне немножко страшно.
И и еще я хочу есть.
Я буду держаться, сколько смогу. Теперь, надеюсь, мне будет прощея всегда буду помнить, что окно останется на прежнем месте, ожидая моего решения.
* * *
Любые решения нужно со временем принимать.
То, что я вам сейчас расскажу, может вам не понравиться. Возможно, вы станете меня презирать, начнете негодовать, отвернетесь от меня окончательно. Но я хочу быть честной.
Женя, я устала. Устала от вечного «все будет хорошо». Кому хорошо, каким образом?! Если бы все было так простозахотела, получила Я больше не могла строить воздушных замков, мне нужно было настраивать себя на худшее, чтобы потом иметь возможность легче его пережить.
Я не хочу воскресных пельменей на завтрак. Пожалуйста, убери тарелку. Если любишь меня, не суй ее мне. Не заставляй просить, а то я закричу так, как никогда не кричала. Уткнусь в тебя лицом и просижу так сутки, гася криком одно пламя и подпитывая другое. У ада нет кругов, только спирали, а пройденные витки остаются за твоей спиной, разрывая твой, с таким трудом сохранившийся мир, в агонизирующие клочья.
Ты не оставишь меня, и я грубо прогоню тебя в свою комнату. Ты уйдешь, мне будет стыдно, но я не найду сил позвать тебя снова. Я буду лежать и смотреть в одну точку. Точкаэто то, часть чего есть ничто. Точкаэто все вокруг. Это волшебные парусники на фоне сверкающих берегов, покачивающиеся на волнах. Я разрисую ими все стенки в своей комнате. Я буду рисовать ночью, потому что ночью темно. Потому что ночью я становлюсь полноценной.
Интересно, что же получится, если слить воедино все капельницы и ампулы, засаженные в меня? Получится ли что-то путное? Например, озеро, в которое можно запустить белых лебедей и смотреть, как они плавают, обнимаются шеями и чистят перья. Попросить их увезти меня далеко-далеко, на другую планету, где нет Темноты, а есть лишь свет и небо, где можно играть с кроликами, то и дело пересекаясь взглядом со своими любимыми людьми.
Но замок оказался из песка, который развеялся в воздухе после первого же толчка. Жаль, что я не развеялась с ним. Зачем я нужна? Я всего лишь тень, пятно Темноты в мире зрячих. Я умерла в том банке и продолжала скитаться по Земле беспокойным духом. Но разве я не могу сама найти дорогу к покою?
И еще было стыдно. Стыдно притворяться живой и бодрой. Мне казалось, я не имела на это права. Отрывала кусок от общего торта счастья, прячась на вечеринке, на которую меня не приглашали.
Не на энтузиазме и не на вере я жила эти месяцына притворстве. Притворство меня поддерживало. Притворялась перед судьбой, стараясь унять трясущиеся коленки, притворялась перед Женей, чтобы скрыть дрожь в голосе. Притворялась перед зеркалом, разговаривая с ним вслух, дразня его, что оно грязное и заляпанное, и ничего не показывает. Притворялась перед собой, что продолжаю бороться, что у меня есть будущее. Не было у меня ничего. Прямая шкала времени закончилась на мне, застряла и продолжила волочиться за мной мертвым хвостом, превратившись в кривую, по мере того как я петляла в потемках из стороны в сторону, рисуя кошмарную фигуру на полотне художника. Я сжала волю в кулак, а когда ее осталось слишком мало, добавила к ней слабость, отчаяние, страх и сжала изо всех сил, уже не надеясь раздавить, а хотя бы удержать, не дать вырваться наружу и обсмеять меня.
Вот почему я захотела уйти. Просто уйти.
Я хочу туда, где, как говорят, зеленые луга, синие озера и цветущие сады, где все счастливы. Если на паруснике нет места, то, может, я смогу дойти туда сама? Ведь там нет слез, нет боли, нет ничего, лишь пустота и безмятежность. К чему ждать? Я так и не смирилась с тем, что я инвалид, калека, слепая. Боль не пройдет никогда, а время не лечит. Оно не доктор, онобезжалостный палач, ежедневно, ежечасно напоминающий о былом и безвозвратном. Лучше бы вдобавок ко всему меня лишили памяти, чтоб не терзали воспоминания о красочности этого мира, который я больше не увижу. Пусть все поскорее закончится.
И я решила поставить точку. Но у меня ничего не получилось.
Вы хотите знать детали? Если нет, то я все равно должна рассказать об этом.
Оказывается, резать веныэто просто лишь в кино, а кто-то даже скажет, что в этом есть своя извращенная эстетика. Нет в этом ничего, а тем более красоты. Я тоже думала, что будут красивые алые струи в воде, а через минуту полное забвение. Нет. Руки дрожали, нож тупой, мне было больно. Куча мелких кровоточащих порезов. Я вылезла из ванны и уселась на холодной плитке пола, давясь бессильными слезами. Наверное, я просто не смогла найти вены, так как ничего не видела. Какая же я жалкая. И жить не хотела, и умереть не смогла.
Но я не сделала никаких выводов. Просто не желала ничего переосмысливать. Я не хотела умирать, я лишь хотела не жить. Мне казалось, что только там мое спасение, я хотела вырвать живую душу из своего мертвого тела. Таблетки меня точно спасли бы. А таблеток у меня было полно. Остались после операции, для восстановления, для процедур, сердечное для Жени. Много всего, должно было хватить. Я и так принимала их ежедневно, словно отжившая свое пятнадцатилетняя старушка. Таблеткиэто не больно. Просто чуточку увеличить дозу
Женя пошла в магазин, обещая вернуться поскорее. Не торопись, сестренка. Я приступила к делу рассудительно, не глотая все одним махом, а делая перерывы, принимая порциями, чтобы не вырвало. Меня все равно стало тошнить, я вернулась к себе и осторожно легла на кровать, закутавшись в одеяло от внезапного холода. Комната начала кружиться, мне было плохо. Затем в какой-то момент стало легко, тепло и приятно. Все ушло. Я улетала, я была свободна.
Однако меня не пустили в страну желанную, я не обрела ни избавления, ни покоя. Меня били по щекам, совали в рот шланг и вливали воду, меня рвало, а вокруг летал плач Божены. Я висела, перегнувшись через ванну, и мои сияющие берега вырывались из моего горла, падая в шумящую воду и сливаясь в решетчатое отверстие вместе с мечтой о свободе. Все, что я чувствовала, было лишь дикой ненавистью к себе, что я такое ничтожество, даже покончить с собой не могу.
Ливень. Это ливень меня спас, заставив Женю вернуться назад, не дойдя до магазина.
Снова эти разговоры, ликбез по выживанию. Что я могла сказать? Молчала, уткнувшись лицом в подушку и изображая побитую собаку. Мне в самом деле было интересно, на что Женя рассчитывала. Хотела спросить у нее, что бы она сделала, будь на моем месте, но не отважилась. Потому что это бы означало, что в таком случае на ее месте была бы я сама. И что бы я делала тогда? Позволила бы Жене уйти, стоит мне отвернуться?