Следить за входом! рявкнул все тот же бандит у окошка. Похоже, он был главным. Один из нападающих присоединился к напарнику, стоявшему у входа, еще один держал пистолет у лба Андрея, глядя ему в лицо. Еще двое, судя по звукам, выдергивали сейф из стены. А главный подошел ко мне, задумчиво помахивая пистолетом. Вел он себя странно, хоть я и не понимаю, как должны вести себя грабители: в какой-то задумчивости оглядывался на одного из напарников и снова поворачивался ко мне, сжимая оружие.
И тут меня прорвало.
Я завизжала так, что он невольно отступил назад, и изо всех сил пнула его по стопе. От этого я чуть не прокатилась по полу в обратную сторону, но и он, похоже, не ожидал нападения. Отскочив назад, главарь чуть не потерял равновесие. Я уже поднялась на ноги, схватила стул и ударила его по голове.
Если вы думаете, что у меня случился приступ храбрости, то это не так. Страх был такой, что я сама не знаюто ли была на грани потери сознания, то ли уже потеряла его к тому времени и двигалась механически. К моему горлу подступали рыдания. Если Божену убили, то и мне незачем жить. Так я думала.
Стул разлетелся, и у меня в руках остались две ножки. Главарь рухнул на пол, не выпуская оружия. Один из бандитов, стоявших у входа, нацелился в меня из пистолета, и случилось совсем непонятноетот, который держал Андрея, отвел пистолет от его головы, повернулся, схватил за руку своего напарника и съездил ему по морде.
Андрей пнул его ногами и в результате сшиб обоих.
Не знаю, что было дальше. Последнее, что я успела сделать, это швырнуть обе ножки от стула в третьего, стоявшего у двери.
Затем мир взорвался радужными кольцами.
Я упала и больше не поднялась. Затылок вопил немилосердной болью, я куда-то ползла, обламывая ногти о пол под истошный вой сирены. Женские крики заполнили помещение, и я узнала Божену. Ты еще жива, сестренка, подумала я. У меня так болит голова, приди и посмотри, что со мной, я умираю.
И включите кто-нибудь лампочку, наконец.
Радуга исчезла, растворившись во тьме без следа.
Алекса! рыдал голос Божены в кромешной мгле. Алекса! Ты меня видишь?
Я кое-как подняла руку и нащупала ее локоть.
А что, светло? спросила я, и мой слабеющий голос прозвучал откуда-то со стороны.
Громкие всхлипывания сестры не смогли разбить мглу на части. Ее волосы коснулись моего лица и открытых глаз.
С того времени бесполезных.
Глава 2
Как такое может быть? Весь мир сразу потемнел, и ничего светлого в нем больше не существует. Так зачем же кричать, что теперь в нем темно? Теперь это просто нормальный мир.
Вот только кому он нужен?
И боль. Странно. Что такое боль в мире, который состоит из боли? Обычное дело.
Движение. Меня куда-то везут, и я не пойму, куда.
Головы нет. Я не чувствую ее. Только тупая ноющая боль где-то в далекой части Темноты. Тебе тоже больно, стерва ночная?!
Раз головы нет, значит, болит что-то другое.
Остановка. Поток свежего воздуха. Так хочется вздохнуть полной грудью, но больно. Меня несут по ступенькам в двери. Я не вижу этогоТемнота мне услужливо подсказывает все, без чего я могла бы обойтись.
Врата чистилища. Огромная арка, уходящая в фиолетовое небо. Сейчас меня основательно почистят.
Добро пожаловать в Темноту, Алекса. Предъяви глаза, две штуки. Выиграй стильные очки.
Сознание, похоже, решило надо мной жестоко приколотьсяначало возвращаться. Продавец боли, щелкнув пальцами, развернул передо мной расширенный ассортимент своего товара на любой вкус. Уйди, проклятый. Я знаю, у тебя на это дело круглогодичные скидки.
Здравствуй, доктор. Что ты прячешь свой скальпель? Я же вижу, он у тебя есть. Темнота не даст соврать. Я не могу ей не веритьмне больше общаться не с кем.
Что это у тебя в руке? А, всего лишь шприц Давай
Спасибо
Почему подушка такая горячая?
Я поднимаю голову и тут же выгибаю шею, дергаясь на кровати под отвратительное бульканье. Что это за трубка в моем горле?!
Подушка снова бьет мне в затылок подобно молоту. Нет, это слишком несправедливо.
Пойду погуляю. У меня бессрочный абонемент в Темноту. Надо сходить посмотреть, что там интересного.
Вы не поверите: ничего. Даже кровать негде поставить. Прямо ложись и помирай.
Не хочу. Пойду обратно. Должно же тут быть хоть что-то еще.
Опять Темнота.
Как расколоть тебя на части? Где тот белый свет, из лепестков которого составляются цветы радуги? Покажите мне семь цветов. Покажите мне миллионы. Сейчас я смогла бы их увидеть. А когда все закончится, я нарисую их простым карандашом на листке.
Покажите мне хотя бы черное. Я хоть представляю, что такое черное. Снимите этот мрак. Хотя бы черное пятно на фоне Темноты. Я увижу в нем краски, о которых ни одно пятно не мечтало.
Темнота, раскрой себя, и я раскроюсь для тебя. Нарисуй мне барашка, дай образ морских волн. Поднеси меня чуть ближе к небесам, и отпусти в полет, который не закончится, пока взмах крыльев не услышу я вдали. Небрежно брось снежинки мне в лицо, и я почувствую их раскаленный поцелуй. Пусть ледяное пламя коснется моих рук, даря рисунок лучших нот, а нежный аромат цветов подарит ласковый покой. Направь ко мне кристаллы водопада, напои меня дождем. Дай мне понять, что я еще жива, еще цела, еще кому-нибудь нужна.
И заберите эту боль.
Темнота, ты почему молчишь? Я обращаюсь, ты отвечай. Не унижай меня. Дай мне понять, что я еще хоть что-то значу. У тебя нет ответовтак и скажи. Ты мучаешь меняно где же хохот? А если не нужна я тебе, то отпусти меня. Я нарисую тебе множество дверей, и я согласна на ключ от любой из них, даже если там не то, что я хочу увидеть.
Я лишь хочу увидеть мир.
Если в чем-то есть моя вина, то я готова слушать. Не надо адвоката, ведь только Бог судья. Если я была слишком слепа, чтобы видеть знаки, то сейчас готова я смотреть во все глаза. Молчите все? Я поняла, что нет ко мне претензий. Ну, я пойду?
Где мой журнал, где моя жизнь описана? Что сделала я такого, что мне отключили свет? Какой же из грехов не оплатила? Я просмотрю журнал, затем сознаюсь. Но не могу читать я в Темноте.
Ведь больтакой намек, да? Я должна сама все вспомнить? И что же именно я так должна понять?
Я раскалываю боль на частисейчас это единственное, чем я могу заняться. На глыбы тяжести, на сгустки пламени, на ниточки агонии. Ищу себя и все, чем я являюсь.
Но там ничего, ничего нет!
* * *
Время, что с тобой? Ты вообще существуешь?
* * *
Я медленно открыла глаза.
Похлопала ресницами.
Тяжелое одеяло навалилось на меня вместе с больничными запахами. Зубы были разжаты, во рту стоял мерзкий вкус пластика. Трубка все еще позволяла мне дышать. Лампы светили прямо в лицо, их раздражающее сипение встало на слуховую вахту, заменяя звон в ушах.
Божена сидела рядом, глядя на меня. Ее побледневшее лицо повернулось в мою сторону, и губы задрожали.
Алька, произнесла она и обняла меня, сотрясаясь от рыданий.
Я попыталась что-то сказать, но трубка мешала.
Сейчас, сказала Божена, вытирая слезы. Не двигайся, подожди. Я врача позову.
Она нащупала кнопку вызова и стала лихорадочно вдавливать ее.
Никогда не любила докторов. Надо сказать, не люблю и сейчас. Вроде бы и благородное дело делают, а все равно. Мне крутили голову в разные стороны, что-то спрашивали. Можно подумать, я была в настроении. Оставалось только лежать и мычать в ответ на все вопросы. Казалось, что я говорю осмысленно, но уже через пару секунд я начинала в этом сомневаться. Тем не менее, за одно только освобождение воздуховода я была готова отдать все карманные.
Несколько минут спустя мы с Боженкой снова остались одни, зная, что это ненадолго.
Сколько я тут лежу? спросила я, откашливаясь. Меня предусмотрительно обкололи какой-то дрянью, но боль она все же снимала не полностью. С каждым слогом кто-то словно вкручивал мне в голову огромный винт.
Шесть дней, ответила Женя.
Однако.
А на седьмой Бог заново создал Алексу, пробормотала я.
Божена сжала мою руку в своей ладони. Я ощутила легкий укол. Совесть, это ты?
Нет, это всего лишь игла капельницы.
Что произошло? подумала я вслух.
Ограбление, сказала Женя. Ты помнишь?
Мой чайник покипел еще немножко, пока не пошли бульки.
Да, произнесла я, подавив желание кивнуть. Женя в тебя стреляли.