Так что же могло случиться? Давай вспомним, каким был последний вечер?
Обычным. В новостях истерия по поводу ковида, ЛГБТ и хакерских атака. Люди на улице были обыкновенно угрюмыми, не было всплесков агрессии или зачатков истерии. Из окон лился шансон, алюминиевый запах пивных пробок и разговорный мат. Дождя не было. Была серая городская духота, без надежды на прохладу. Все было как обычно.
Я вернулся с работы часов в 9 вечера, позвонил любимой, поболтали минут 15 о милых деталях предстоящих выходных. Она как раз заехала к родителям в загородный дом и там собиралась заночевать. Мы пожелали друг другу спокойной ночи и попрощались. Всё. Я вышел на балкон, пытаясь разглядеть сквозь смог зачатки вечерних звезд, но безуспешно. Мне не спалось как обычно, я ворочался с боку на бок, откидывал одеяло, зарывался руками под подушку, лежал на спине, следя за лучами проезжающих фар на потолке и в какой-то миг вырубился. Никаких магических вспышек, схлопываний или зловещего зеленого тумана. Просто пустая ночь в голове.
Хорошо, предположим, что все это сон. Значит, я когда-нибудь проснусь и все встанет на свои места. Ну, а пока во сне можно подумать над этой загадкой. А если это не сон, то тем более.
Но как на зло, все мысли вертелись вокруг голливудских штампов и наивных сюжетов братьев Стругацких.
А если я так и не смогу? Не смогу разгадать случившееся? То просто умру в одиночестве и человечество умрет вместе со мной?
И вот тогда и родилась мысль, что это индивидуальный приговор всей цивилизации. Что рядом со мной по своим пустынным улицам ходят испуганные и растерянные люди, порой проходят сквозь меня и не в силах обуздать отчаянье тихо растворяются в смерти. Где-то лежит старик на больничной койке, где-то плачет младенец, лишенный материнского молока, где-то прыщавый подросток удивленно смотрит на опустевший холодильник и не понимает, что же ему съесть.
Лишь монахи-отшельники с благодарностью посмотрят в небеса и побредут по тропе одиночества, но вскоре горько осознав, что теперь им не от чего отрекаться, лишатся всякой и без того иллюзорной сути.
А служитель островного маяка в голодном обмороке будет посылать в морскую пустоту сигналы, теряя нить повествования. Круизный лайнер, не увидя спасительного света, тихо сядет на риф, накренится на бок, и одинокий пассажир на время привыкнет спать под углом, пока не возьмёт обезвоженной и трясущейся рукой кухонный нож
Вся эта глобализация сделала из человечества толпу, а у толпы свои законы, своя физиология. Это единый организм, причём простейший. В его арсенале нет интеллекта, только саморазрушительные инстинкты. До тех пор, пока все население Земли было суммой индивидуальностей, наша планета светилась слабым зеленоватым отблеском разума в телескопах Смотрителей. Но интернет уравнял нас по самому низшему пользователю. Мысли больше не рождались в умах, мысли стали копироваться и терять при передаче байты смысла. В итоге Сеть заменила людям разум, и хомосапиенс стал копипастозавром. А говорят у Эволюции не бывает заднего хода. У нее есть даже задний проход.
Так вот, эта пустая серая масса, что облепила испуганную планету, перестала представлять интерес для Смотрителей. Но единый десятимиллиардный предсмертный ужас отравил бы Землю, как радиационное дождливое облако над Припятью, он еще долго бы блуждал гигантским злобным призраком, не давая прижиться новым росткам разума. Вот и разделили нас, вот и поломали прутики веника без усилий и без треска, по одному.
На мой взгляд, эта теория была вполне рабочей, по крайней мере очень логичной. И главноевполне заслуженной.
Я вышел на улицу за продуктами. Магазинных запасов мне хватит на пару лет, так что вопрос пропитания не стоял. Стоял другой вопроса зачем мне эти пара лет? Всё! Это конец всей цивилизации, конец человечества, для чего его затягивать своим номинальным существованием?
Но стОит ли собственноручно заканчивать жизнь только из-за того, что она не имеет перспектив?
«Разве буквально несколько дней назад, одиноко сидя на вечерней лавочке с фляжкой в опущенной руке, ты имел понимание смысла своего существования?»
«Пожалуй, имел. Любовь».
«Это не смысл, это способ».
«Но Любовь давала повод просыпаться каждое утро».
«А сейчас какой смысл?»
«Но Любовьэто ведь не реакция, это состояние. Ведомый Её, Христос шёл на крест И обрёл! Получается, что Любовьэто некий ключ, который мы сами себе выковываем для последней двери. Ведь иного смысла во всепрощении и вселюбови нет, нет практического применения при жизнилишь пинки, насмешки и гонения. И облегчения нет от НеёЛюбовь потяжелее иного бревенчатого перекрестия ложится на плечи. Свет Её ярок, но весОм.
Не смог Христос объяснить словами суть Любвилюди не любят проповеди, люди любят чудеса, вот он и показал нам Чудокульбит через Смерть.
И тогда всё обрело смысл, и тогда всё встало на свои места, на свои настоящие места».
После этой беседы на душе стало как-то уютно и покойно. И захотелось пройтись.
Москва начала постепенно дряхлеть. Стали появляться первые морщинки. Легкое и неопрятное покрывало пыли укутало деревья, машины, лавочки. И дождь уже не умоет, лишь поможет грязи въесться в трещины и навсегда загасить цвета, выравнивая зеленый, синий, красный до серого.
Я часами бродил по городу. Было что-то в этих прогулках эксгибиционическое. Я ходил в неприкрытом одиночестве, впервые не пряча его и не стесняясь.
В прошлой жизни так было непринято, нужны были улыбки там, где хотелось грустить, нужны были слова, так где хотелось молчать, нужно было внимание, там, где кроме безразличия на полках души ничего не было.
От возможности жить по естеству легче не стало, стало так, как будто снял бывалую рубаху, и ушел из жизни запах усталого дня.
Кстати, запахи тоже поменялись. Москва всегда сплетала свой венок ароматовчуть горький, чуть сладкий и по голубому свежий.
Сейчас же город пах, как любое покинутое жилье, легкими нотками гниения и безграничной тоски.
Небо наконец-то стала сама собой. Без какой-либо оглядки она висела, непричесанная и бледно-серая. Солнце тоже перестал выходить на работу, перебегая за облаками по своим делам, оставив табличку о 15 минутном перерыве.
Вдруг где за домами показалась тонкая струйка дыма. Кто-то подавал знак? Быть не может!?
Я рванулся в переулок, пробежав полдома и запыхавшись, чуть сбавил темп и сосредоточился на вычислении источника. Углубляясь в чрево дворов, я прыгал, как по кочкам с радости на отчаянье. В итоге я нашел тот дом. Дым сочился из окна старой пятиэтажке. Но за тлеющими шторами не было ни паники, ни криков. Горела ветхая проводка. И даже стОящего пожара не получилось у внезапного огня. Он будто, потеряв зрителей, лишился своей хохочущей страсти. Покружился тлением по комнате и уснул, оставив после себя разочарование и смердящие нотки в шлейфе ветерка.
Дни стали тянуться, как черная резинка, с налётом талька и прилипшими седыми волосками.
Будто на забытом Богом полустанке где-то в пыльной степи. Шумное купе умчалось в надвигающиеся сумерки, часы на перроне разбиты, стрелки висят, не в силах самостоятельно сражаться с силой притяжения. Уголок газеты «Правда», намертво приклеенный к фанерному щиту, повествует о былой битве за урожай, обрываясь на самом интересном месте, и не понятно, кто и с каким счетом победил в том трудовом сражении.
От названия остановки осталось только надпись " километр". Какой? Куда? Небо серая, без светил и без звезд. Так что можно выбирать стороны света на своё усмотрение.
Тем временем, хотя время тоже исчезло вместе с людьми Ну тогда, тем безвременьем ночи стали приносить в своих зыбких ладонях пригоршни холода. Видимо, что-то осталось незыблемым. И осень всё же наступит.
А за ней и зима
Одеваться по сезону не хотелось, просто накидывал новый слой одежды на уже имеющийся, а если становилось тепле, скидывалпрям человек-капуста. Но было в этом что-то уютное. Как будто, чем больше слоев тебя отделяет от мира, тем сохраннее то, что внутри.
Электричество стало непостоянным явлением, непрогнозируемым, как погода в Питере. Да и не к чему оно уже было. Готовить можно и на огне. Хотя разогревание консервированных голубцов прямо в банке вряд ли можно назвать готовкой. Но холода с ними не договоришься. И не будет той доброй руки, которая откроет вентиль горячего отопления. Надо было что-то придумать.