– Что ж, извольте, – сказал он. – Меня зовут Куин.
– Ага, – задумчиво произнес Стилмен, утвердительно кивнув. – Куин.
– Да, Куин. К-У-И-Н.
– Понятно. Да, да, понятно. Куин. Гм. Да. Очень интересно. Куин. Какое звучное имя. Рифмуется с сыном, не правда ли?
– Совершенно верно. Куин-сын.
– И с клином, если не ошибаюсь.
– Нет, не ошибаетесь.
– А также со словом «свин». Куин-свин. Вы не находите?
– Бесспорно.
– Гм. Очень интересно. У этого слова, у этого Куина, есть масса возможностей… Куин – это квинтэссенция квинтиллиона квипрокво. Куин-квестор, к примеру, или Куин-квиетист, или Куин-квирит… Гм… А «сатин»? Да и «бензин»… А где бензин, там, сами понимаете, и керосин… Гм, очень интересно. А еще «блин», «один», «карантин», «габардин», «господин». Гм. Даже «джин». Гм. И «кретин», у которого нет ни «машин», ни «картин». Гм. Да, очень интересно. Мне необычайно нравится ваше имя, мистер Куин. Оно, знаете ли, такое легкое, подвижное…
– Да, я и сам это замечал.
– Люди ведь в большинстве своем к таким вещам невосприимчивы. Считается, что слова сродни камням: тяжелые, неподвижные, безжизненные, не подверженные изменениям, точно монады.
– Камни подвержены изменениям. Они крошатся от ветра и воды. Они могут подвергаться эрозии. Могут разрушаться. Дробиться на осколки, превращаться в гравий, в каменную пыль.
– Совершенно верно. Я сразу заметил, что вы человек разумный, мистер Куин. Если б вы только знали, сколько людей понимали меня превратно. Из-за этого пострадал мой труд. Чудовищно пострадал.
– Ваш труд?
– Да, мой труд. Мои проекты, мои исследования, мои эксперименты.
– Понятно.
– Да. Но, несмотря на все препоны, я не отступился, не думайте. Сейчас, например, я занимаюсь делом чрезвычайной важности, и если все пойдет хорошо, то, надеюсь, мне удастся подойти вплотную сразу к нескольким крупнейшим открытиям. Подобрать к ним ключ.
– Ключ?
– Да, ключ. То, что открывает запертую дверь.
– Понятно.
– Разумеется, пока я только собираю материал, улики так сказать. Потом предстоит еще этот материал обработать. Труд этот исключительно кропотлив. Вы даже не представляете, насколько он утомителен, особенно в моем возрасте.
– Могу себе представить.
– То-то и оно. Сделать надо так много, а времени так мало. Каждое утро приходится вставать с рассветом. Отправляться на улицу в любую погоду, быть в постоянном движении, целый день на ногах, ни минуты отдыха. На такую работу никаких сил не хватит, можете мне поверить.
– Да, но она того стоит.
– Чего только не сделаешь ради истины. Никакая жертва не покажется малой.
– Безусловно.
– Видите ли, никто не понял того, что понял я. Я – первый. И единственный. А ведь это накладывает немалые обязательства.
– Согласен. Приходится, фигурально выражаясь, нести на своих плечах целый мир.
– Да, если угодно. Целый мир – вернее, то, что от него осталось.
– Вот уж не думал, что дело обстоит настолько плохо.
– Хуже некуда.
– Неужели?
– Видите ли, сэр, мир лежит в руинах. И мое дело – отстроить его заново.
– Вы немало на себя берете.
– Я отдаю себе в этом отчет. Я ведь ищу только основную идею, принцип, а это вполне по силам одному человеку. Мое дело заложить фундамент, а завершить строительство могут другие. Главное – начать, создать теоретическую базу. К сожалению, кроме меня, сделать это некому.
– И вы преуспели?
– Чрезвычайно. По сути, я нахожусь на пороге величайшего открытия.
– Рад за вас.
– Я и сам за себя рад. А все из-за моего ума, исключительной ясности моего рассудка.
– Не сомневаюсь.
– Видите ли, я понял, как важно себя ограничивать. Работать в узких пределах, чтобы сразу же ощутить плоды своего труда.
– Заложить фундамент, как вы справедливо заметили.
– Вот-вот. Основу основ.