А раскуси такого - просто язык у него еловый. - И заключил: - Не люблю молчунов".
Обыкновенно в таких случаях Сенька искал сочувствия у Акима. Тот, чтобы нe обидеть Ванина, часто соглашался с ним. В конце концов, Сенька был в известной степени прав. На войне люди часто искали свой отдых в веселой болтовне. Не о смерти же им думать, когда она и так всем глаза намозолила. Как хорошо, если в вашем отделении заведется такой неутомимый весельчак, вроде Сеньки! Он в горькую минуту заменит вам и письмо от родных, и политбеседу, и даже такую драгоценность, как табак.
Но сейчас Аким заступился за сапера:
– Собственно, ты зря, Семен, ворчишь на Уварова. Яков, должно быть, толковый парень. Не пошлют же на такую операцию плохого солдата. Только Уваров еще не привык к нам.
Траншея изгибалась, вела, вела, вела. Все слышнее были выстрелы. От реки повеяло сырой прохладой. Пули свистели над головами, с шипением шлепались в песок и сворачивались там в горячие свинцовые комочки. Где-то, далеко за Донцом, ухнуло орудие. В ту же минуту "ш-ш-ш-ш" и трах!.. Теплая сухая волна охватила Акима, сорвала с головы малахай. Ерофеенко со всего размаха упал на дно траншеи. Уткнувшись в холодную, сырую землю, ждал второго разрыва. Оглушительный треск прокатился над самым бруствером. Аким почувствовал боль в позвоночнике и испугался - неужели ранен? Боец забыл, что на нем лежал мешок с грузом.
Вскочил на ноги, инстинктивно ощупал очки - целы! Кто-то рядом отчаянно бранился. Аким оглянулся. Перед ним стоял низкорослый человек в фуфайке, с широким лицом, заляпанным грязью. Он стоял на цыпочках и совал под нос Акиму дуло парабеллума.
– Что ты тут шляешься? Демаскируешь оборону, разгильдяй!
Аким ничего не понимал. Согбенный своей ношей, он смотрел на человека с удивлением и не знал, что делать. Но неизвестный начальник,- а в том, что это был начальник, Аким не сомневался,- почему-то быстро остыл и спокойно удалился в свой блиндаж.
– Носит вас тут...- услышали разведчики его ворчание.
– Кто это у вас такой крикливый? - спросил Ванин бойца, стоявшего у станкового пулемета, накрытого плащ-палаткой.
– Старшина роты Фетисов. Он вовсе нe крикливый. А человек настоящий -не любит беспорядков.
Старшина на минуту показал голову из блиндажа, кому-то погрозил кулаком и снова исчез.
– Трус он настоящий, твой старшина,- злобно выругался Сенька.
Недалеко от берега, там, где скрещивалось несколько траншей, стояли Марченко, Шахаев и Яков Уваров. В траншее было темно. Марченко с трудом читал надписи на указателях: "БО" - боевое охранение. Навстречу шел какой-то боец в старой, измазанной в глине шинели.
– Посыльный от командира взвода,- отрекомендовался он и попросил следовать за ним.
Разведчики спустились к реке, в прибрежные заросли, где их уже ожидали саперы с тремя рыбачьими лодками.
Было одиннадцать часов ночи. Огромная туча, выползшая из-за Шебекинского урочища, закрыла луну. Над головами разведчиков скрещивались и рвали темную ткань неба пунктиры трассирующих пуль. Ни на минуту не угасали трепетные зарницы. В наступившей темноте немцы вели себя беспокойней.
– Вот сейчас в самый раз бы идти. Темень-то какая! - проговорил Ванин.
– Время еще не подошло. Баталин ждет условленного часа,- сказал Марченко.
– A может, позвонить ему и попросить, чтобы начинал сейчас? -предложил Шахаев.
– Зачем же это? Он знает свое время,- возразил лейтенант, всматриваясь в темноту своими зоркими, рысьими глазами.
Аким прислушивался к разговору разведчиков, а сам нетерпеливо ходил и ходил по траншее, поминутно посматривая на светящийся циферблат часов. Время тянулось нестерпимо долго. Скорее бы, скорее!.. Хоть бы Сенька подошел, что ли, к нему да заговорил... Но нет.