Это понятно, улыбнулся Тейлор. Меня интересует только одно. Как вы смели убить моего отца? Ведь это мой отец! Мой!
И поэтому ты хочешь донести на меня в полицию? Но погоди, Тейлор, погоди Это всё дела взрослых. Ты ещё слишком мал и не понимаешь Не понимаешь, Тейлор! с торжеством воскликнул Декстер, разглядев свой стилет на полу у ножки стола.
Почему же не понимаю?
Тебе нужно прекратить пользоваться интернетом. От интернета все беды.
Почему? Причём здесь интернет? Причём здесь взрослая жизнь!
Ты не понимаешь, Тейлор, ответил маньяк, тихо, бочком, подвигаясь к столу и к стилету. Жизнь человека священна. Частная жизнь священна. То. что происходит между взрослыми, это частная жизнь.
Не так уж и священна, ответил Тейлор. Нас в школе учили, что ребёнок и подросток имеет как минимум те же права, что и взрослые, а иногда, в силу меньшей зрелости, ещё и больше прав.
Засунь себе в зад свою ювенальную юстицию, закричал маньяк, кидаясь на пол, чтобы схватить стилет.
Декстер успел схватить нож.
Когда он поднял глаза, на него смотрело дуло с глушителем. Его держал в руке незнакомый подросток, говоривший странно, как робот. Декстер не знал, что Юрий активизировал приложение на телефоне, которое синхронно переводило его речь. Этого узнать ему так и не довелось, потому что:
Как же я всегда ненавидел таких, как ты, презрительно выдавил Юрий. Даже нет желания дискутировать. Мой аргумент прост, и Юрий нажал на курок.
Декстера утилизировали в печи, которую он сам когда-то задумал и убедил мать Тейлора организовать для их жертв.
Не только вождь бывает всесилен
Огромный кричащий красный плакат на школе словно бы предостерегал, разъяснял, советовал, что без любви к стране и к вождю здесь лучше не появляться, задавая молчаливый вопрос, что, если уж ты такая сволочь и не любишь, то стоит ли тебе вообще тут с нами жить.
А что же творилось внутри? Много что. Дети учились. Так оно было во всех классах за исключением одного. В этом классе с ещё одним красным плакатом и портретом вождя на стене было полно учеников, класс, как все классы, был переполнен, ведь страна стремится к знаниям, начиная с младых ногтей, а внешние и внутренние враги не дают стране развернуться, поэтому и учителей не хватает, и помещений, и классы переполнены.
В этом особенном классе не учились, не твердили формулы и рифмы, но здесь царило весёлое оживление. Большинство сидело, как приказано: локоть на кисти, кисть другой руки на локтехотя обстановка в классе предполагала команду «вольно!»
Директор, человек старше средних лет в дорогом мешковатом костюме, сшитом в мастерской для продвинутых чиновников, стоял перед школьником, безвольно опустившим руки.
Одень атрибуты позора и покайся! дружелюбно увещевал педагог. В руке у него был зажат дурацкий колпак, который он протягивал к подопечному.
Ага, если я одену, вы меня заставите ещё и плакат малевать, кивнул школьник на уже подготовленный рядом стол с листом бумаги и шаблоном «предатель». Рядом в стакане стояли фломастеры и карандаши, предполагая процедуру «раскрась сам».
Ну, конечно, дурашка, ответил ласково педагог под одобрительно-издевательский хохот класса. Класс одобрял директора и издевался над одногодком. И потом ты повесишь его себе на шею, вот веревочки, кивнул директор. Не бойся, мы тебя вешать не будем! весело сказал педагог под смех класса.
Нет, твёрдо ответил школьник. Да хоть вешайте, пробормотал он.
Ты должен быть с нами, голос директора посерьёзнел и окреп. Будем вместе строить светлое будущее. Ты ведь хочешь быть с нами, а, Шэнли? Или ты забыл, что счастье возможно только вместе с коллективом!
Я всё помню, нагло ответил Шэнли, и директор кивнул, а в ответ на этот условный знак из-за парты вскочил здоровый школьник, подскочил и дал под смех класса школьнику саечку, ударив слегка снизу вверх по подбородку, а потом уже увесисто отвесил по щеке смачную оплеуху. Лицо Шэнли качнулось, здоровяк под одобрительный смех класса и восхищенные аплодисменты уселся обратно за парту, а директор сказал:
Ты же видишь, Шэнли, мы хотим тебе добра.
Я всё вижу, товарищ директор, сжавшись и боясь повторного применения метода физического воспитания, ответил Шэнли.
Это твоё последнее слово? и директор кивнул на дурацкий колпак и фломастеры, приглашая к необходимой для виновника процедуре покаяния.
Так точно, товарищ директор.
Ладно, мы сейчас пойдём ко мне в кабинет. Учитель сможет продолжить урок, кивнул директор ещё одному педагогу, сидевшему в углу за столом и протоколировавшему собрание. А напоследок мне скажи: в чём была твоя ошибка?
Шэнли поколебался, хотел было отказаться отвечать. но, взглянув на уже приготовившихся к очередному применению метода физического воздействия одногодков-здоровяков, что напружинились в ожидании команды директора, передумал:
Я неправильно ответил на вопросы анонимной анкеты.
Правильно, поощрил его директор. В нашем обществе все людибратья и сёстры. Здесь нет этой дурацкой анонимности старого общества с его ненавидящими друг друга социальными классами. Ведь мы же не эксплуатируем здесь никого, не унижаем, а? директор обратился к классу, и класс опять одобрительно засмеялся. Мы только лишь дружески увещеваем, да, Шэнли?
Да. ответил Шэнли.
Так что же ты сделал, а? Обрисуй. Расскажи своим товарищам. Своим братьям и сёстрам.
Я ответил в анкете, что руководитель нашей страны, наш многоуважаемый и многочтимый вождьчто он несменяем Вплоть до того, как уйдёт Ну, уйдёт из этого мира. И что это плохо Что мне это не нравится Что он назначит преёмника И что мне это тоже не нравится. Что нужны свободные выборы
Ну, не глупость ли ты написал, а? сказал директор, и Шэнли неопределенно кивнул. Что ещё ты там понаписал? О наших превосходных плакатах?
Что на них написана глупая унылая чушь
Разве это правда?
Нет. Правды вообще в таком смысле не бывает! возвысил он голос, директор подмигнул классу, и класс дружно захохотал над строптивым идиотом.
Что ещё ты написал?
Что наша любимая и уважаемая правящая Партия, это говно. Жулики и воры.
Ну, не дурак ли ты после этого, а? спросил директор.
Дурак, конечно, ответил Шэнли, бросив быстрый взгляд на директора и здоровяков.
Так покайся.
Нет.
Ну, как хочешь.
По взмаху руки директора они с Шэнли вышли из класса, молча прошли по коридору, директор открыл ключами свой кабинет.
Ты же понимаешь, сказал директор, усевшись за стол, что Партия не может допустить существование таких паршивых овец, как ты. Мы отправим тебя в лагерь перевоспитания А лучше в клинику для нашей победоносной Армии! Ей нужны здоровые члены общества для выработки лекарства и вакцины против COVID-19. Со здоровыми органами. Лёгкими, бронхами, печенью, почками, сердцем, кровью. Таким, как ты, ведь нет смысла жить.
Шэнли сжался, стоя перед директором, и, когда тот отвернулся к окну, незаметно залез в карман и достал смартфон, быстро нажав на кнопку активации. Из экрана ему дружелюбно подмигивал Виктор Цой. «Всё будет хорошо, пронеслись буквы по экрану. Стой на своём».
Мой ответ: нет, сказал Шэнли.
Ладно, ответил директор, и, пока он возился с ключами у двери, Шэнли лихорадочно тыкал в телефон. «Ты включил приложение. Молодец, шли надписи вместе с лицом Цоя. Теперь просто выключи экран для экономии энергии и чтобы случайно пальцем не задеть. Но оставь телефон и моё приложение включенным».
Когда они вернулись обратно в класс, учитель опять прервал урок, а, точнее, бурное обсуждение воспитательной минуты. Класс задавался вопросом, что сейчас происходило с предателем, гадая, что с ним ещё могло произойти.
Мы снова здесь, дружелюбно сказал директор классу, отправив учителя продолжать заполнять протокол происходящего. Даём Шэнли последнюю попытку.
Ты можешь написать сочинение на тему своих ошибок, и тогда мы тебя простимсказал директор в сторону склонившего голову Шэнли. Ты же знаешь, мыдобрые.