Дверь оказалась заперта изнутри. Должно быть, предвидел, что она попытается предпринять что-то подобное.
На следующее утро, впрочем, как и все последующие годы, вплоть до этого дня, он вёл себя как ни в чём не бывало, а немного уязвлённая Ирма тут же поблагодарив за гостеприимство ушла, немного истерично хлопнув дверью, но Владимир списал всё на сквозняк...
Ирма сама и не заметила, как по её щекам покатились серо-чёрные от туши слёзы. Одна её рука вальяжно лежала на руле, вторая же всё ещё держалась за ключ.
- Распустилась совсем, - шипела женщина, утирая щёки тыльной стороной ладони. - Ты сильная, - говорила она, смотря в свои же чёрные глаза в зеркале. - Ты справишься. А они не стоят твоих слёз. Пусть... пусть живут, - едва ли не выплюнула она, видя как счастливые до одури будущие родители уже перешли дорогу и чуть завернули за угол дома.
В последний момент Влад неожиданно обернулся.
Его взгляд остановился на машине, которую он, пожалуй, узнал бы и из миллиарда. Это была машина Ирмы. Он не видел, был ли кто-то за рулём - все окна машины были тонированы. Меньше всего он сейчас хотел иметь честь встретиться с Ирмой, которая никогда просто так не приезжала. Наверняка, задумала очередной какой-то план, обязательно заканчивающийся какой-нибудь выходкой этой импульсивной женщины. И вновь придерживая Олесю за локоть, он ускорил шаг, наконец-то заворачивая за угол дома. Если Ирма и приехала к ним, то сейчас, должно быть, стоит у запертой двери.
Но он даже вообразить себе не мог, что она сейчас сидит в машине и смотрит на него, видя лишь размытый силуэт из-за слёз, застилающих глаза и зажимает рот ладонью, чтобы непрошенные всхлипы не вырвались наружу. Ей было тяжело вот так вот взять и оставить его. Всё пошло не по её плану. У него не должно было появиться семьи и уж тем более ребёнка! И тогда бы рано или поздно, он, уставший от одиночества, в один из дней пришёл бы к ней, а она его бы приняла. Не смотря ни на что, поверьте, приняла бы. Даже если бы он продолжал любить свою Олесю, а на неё смотрел лишь с жалостью, она всё равно каждый божий день благодарила небеса за то, что он рядом с ней.
Он был счастлив. Если она, правда, его любит, то должна быть рада за него. Но Ирма не радовалась, она бы скорее с такой 'радости' камень себе на шею повязала и спрыгнула бы в воду. Он не должен быть счастлив без неё. Но он счастлив!...
Ей уже давно следовало понять, что все её попытки были уже заведомо обречены на провал. Как-то Арсений обмолвился ей, что Влад истинный однолюб и никогда не сможет полюбить кого-то другого. Это было как раз в тот вечер, когда Арсений должен был доставить письмо Олесе, которую Ирма про себя называла не иначе как 'белобрысой крысой'. До чего же была сильна её ненависть к сопернице!
Ирма всегда знала сильные и слабые стороны своего старшего братишки и поэтому, надавив на кое-какие только ей известные рычаги, всё же выпросила у него это письмо, пообещав, что сама всё донесёт. В тот вечер Арсений был очень уставшим, его глаза то и дело слипались, грозя перейти в крепкий беспробудный сон до самого утра. И кто знает - как бы всё сложилось, но парень тогда поверил в доброту сестры и передал ей письмо.
Этим же вечером, сразу же после вскрытия и прочтения, конверт с письмом она сожгла. А на утро уверила брата, что выполнила его поручение. Сомнений ни у кого не возникло...
Женщина всё продолжала сидеть в машине и сотрясаться от рыданий. Она уверяла вслух саму себя, что она сильная волевая женщина, что она может добиться всего, чего только пожелает, что она должна достигнуть конечной цели и добиться взаимности от возлюбленного.
Вот только сама себе она не верила. Владимир никогда не будет смотреть на неё так, как смотрел на свою беременную жену. Она никогда не испытает того чувства, что под её сердцем бьётся сердце маленького человечка, который являлся бы кровью и плотью её любимого.
Вдруг в сумке, откинутой на переднее пассажирское сидение, завибрировал телефон.
- Слушаю, - тут же ответила, даже не глянув на определитель. Куда больше внимания она отдала тому, чтобы сейчас говорить своим обычным серьёзно-деловым голосом и параллельно кончиками пальцев поправлять свой растёкшийся макияж.
- Здравствуй, Ирма. - Её пальцы, порхающие над верхним веком, замерли в воздухе. Звонившим оказался никто иной, как её собственный законно-фиктивный муж. Кстати, уже практически бывший - на днях они собирались подать на развод.
Пропустив приветствие мимо ушей, она лишь закрыла глаза, отчётливее слыша как с той стороны связи кто-то дышит через раз, словно готовиться сказать что-то. Что-то очень важное. Настолько важное, что сможет всё кардинально изменить.
Всё именно так и оказалось. Всё же Ирма успела изучить этого непредсказуемого человека. Немного правда, но хоть этим она могла себя потешить.
- Зачем звонишь мне? - устало спросила женщина, сжимая переносицу пальцами.
На том конце немного помолчали. Снова. Очевидно, он решил нагнать интриги, но у Ирмы было не то игривое настроение, что раньше.
- Говори или я отключаюсь.
- Давай попробуем? - тихо говорил мужской голос, и Ирма готова была поклясться, что тот сейчас курит и весьма по-пижонски выдыхает густой сизый дым колечками, как он любит это делать. - Не будем пока разводиться. Мне кажется... - на этом моменте он здорово так помялся, прежде чем закончить свою фразу: - Мне кажется, что ты мне далеко не безразлична. Это будем огромной глупостью потерять тебя. Сейчас потерять.
Закрыв глаза Ирма улыбалась. В этой улыбке не было ничего весёлого. А мысли её всё так же вились вокруг другого персонажа - Владимира. Почему эти слова она услышала от своего, так называемого мужа? Почему не Владимир?
Всё было просто - она ему не нужна и как бы не старалась привязать своё общество ему, да и, чего уж теперь таить, влюбить в себя - это было бессмысленной тратой времени. В этой погоне за своей мечтой, всё время ускользающей от неё как песок сквозь пальцы, она не заметила, как превратилась из наивной девочки-школьницы в интриганку среднего возраста. Ей было тридцать четыре, и вся её молодость прошла мимо неё, словно один день. Она осталась одна на всём этом белом свете. Лишь этот проникшийся к ней чувствами недомуж пытается оставить её подле себя.
А сможет ли она жить счастливо с нелюбимым ей человеком? Как практика показала - да, может. Не зря же столько терпела того мерзкого немца-богача, который от своей старости сморщился как сморчок. Правда тот никогда не замечал презрительного взгляда, каким на него глядела его молоденькая возлюбленная и потому, счастливый до невозможности под конец своей долгой жизни оставил завещание, согласно которому признавал лишь одну наследницу - свою жену, Ирму.
Может и у неё будет ребёнок? В конце концов, она устала постоянно бороться за кого-то. Она была простой женщиной, желающей ласки и понимания. Может хоть сейчас стоит перестать сопротивляться и получить то, что она так давно хочет?
Семья. У неё будет семья.
- Закажи на завтра для нас билеты в Берлин. Мне надоела эта страна со всеми её проблемами, - вновь начиная копаться в карманах сумки в поисках пачки сигарет, серьёзно говорила она, понимая, что переезд ей сейчас необходим и, вероятнее всего, она решит остаться в огромной квартире в центре Берлина, доставшейся ей от покойного супруга, навсегда.
Одиннадцатого июня. В этот день должен был состояться её выпускной. Зоя всегда думала, что будет волноваться и едва ли не всю ночь проведёт без сна в ожидании этого запоминающегося дня. Будет мечтать о том, как будет танцевать прощальный вальс с Ильёй. Именно в этот день и должно было произойти её признание, которое опередило все события, нарушив все планы.
Но нет - всё было иначе. Спала она крепко, даже на утро еле-еле разлепила глаза под тяжёлую мелодию будильника. Наступил обычный день, такой же, как был и вчера. Между ними было лишь одно отличие - сегодня Зоя получит аттестат о среднем образовании.
У неё уже серьёзно зрела мысль о том, чтобы не пойти на выпускной. Пропустить, несмотря ни на что. Она не представляла какова будет её реакция, когда она увидит Полежаева. Ещё больше она боялась увидеть осуждение в глаза Насти - мол, подруга называется, а взяла и позарилась на её парня.
В этот день, с самого утра Олеся, которую привёз к ним вернувшийся из Одессы Владимир, принялась прихорашивать Зою, делала ей, всё ещё ужасно сонной, какую-то мудрёную причёску. Простую и очень сложную одновременно. Её волосы, порядком отросшие за зиму и весну, спускались водопадом ей на правое плечо, переплетаясь в какую-то косу, состоящую не как обычно из трёх, а из четырёх прядей.
Лака для волос щедрая Олеся ни чуть не пожалела и теперь вся комната девушку была наполнена этим едким в особо больших концентрациях запахом. Пришлось даже открыть окно, чтобы не задохнуться. На этом настояла Зоя, больше аргументируя это тем, что женщине не стоит вдыхать всякие химикаты, тем самым губя не только своё здоровье, но и ещё не родившейся малышки тоже.
С макияжем тоже постаралась несменная Олеся. Она орудовала различными кистями, признаться честно, некоторые из которых Зоя-то и видела первый раз в своей жизни. При нанесении румян на скулы, девушка то и дело морщилась от щекотки, но стойко ждала окончания работы Олеси. Женщина сделала ей какой-то весьма популярный сейчас дымчатый макияж, содержащий в себе оттенки бежевого и чёрного цвета.
Когда всё было закончено с лицом и волосами Зои, ей наконец-то позволили хорошенько рассмотреть себя в зеркале. Но та, в свою очередь, лишь равнодушно скользнула взглядом по своему отражению и тут же поднялась, направляясь к шкафу в котором и висело её платье.
Платье было длинное, в пол. Выбрано с помощью всё той же Олеси, знающей тол в том, как скрыть все недостатки и раскрыть все достоинства. Столь длинное шифоновое платье весьма удачно скрывало полноватые ноги Зои и делало её визуально выше. Хоть это было и немного бессмысленно, потому как на что, а на рост Леоновой жаловаться не приходилось, который был явно выше среднего. А вот кружевные рукава доходящие до локтя, весьма пригодились скрывая такие же полноватые руки.
Единственное достоинство, которое имела Зоя - была талия, которая вопреки всему была тонкой. Олеся всегда говорила, что это и делает Зою другой, отличающейся от остальных девушек 'в теле'. Как она считала, у большинства фигура была как простое 'яблоко', а вот у Зои немного другая - пикантная 'гитара'. Леонова лишь смеялась, приговаривая, что именно это и делает её смешной в глазах других, и ни сколечно не 'пикантной'.
Платье, кстати, было подобрано в цвет макияжа - бежевое. Или 'персиковое', как его назвала Олеся, или же просто 'телесное', как выразилась Жанна Егоровна, едва увидев его.
Туфли были белыми. Каблук придавал Зое роста, делая её на двенадцать сантиметров выше. Благо хоть каблук был не тонким, а очень даже толстым, что весьма облегчало ей передвижение. Единственным за что переживала девушка было то, что вероятнее всего к вечеру она уже сотрёт свои ноги до крови.
Стоя перед зеркалом, Зоя была равнодушно довольна, слыша восторженные комментарии со стороны мамы и Олеси. Правда, в основном это были хвалебные речи в адрес беременной женщины, которой удалось лишь за один вчерашний день подобрать Зое всё необходимое для выпускного, и в честь того, что та сделала из неё при помощи косметики утончённую красавицу.
Леонова молча разделяла эту точку зрения Жанны Егоровны. Выглядело всё весьма элегантно. Её всё устраивало.
Мужского мнения о своём внешнем виде она так и не узнала. Николай Николаевич был в отъезде и клятвенно обещал вернуться в город как можно скорее, и, вероятнее всего, он приедет сразу в местный дом культуры, где и будет проходить торжественная церемония вручения аттестатов о среднем образовании выпускникам.
Она знала, что он должен был вернуться лишь через несколько дней, но вопреки всему, едва ли не бросая всё, он мчался обратно, лишь бы вернуться во время и успеть на торжественное мероприятие. Это даже Зою тронуло.
А её сводный брат - Гоша, всё это время жил у бабушки, очень редко появляясь в их доме. Это было разительной переменой, особенно сказавшейся на настроении Мартыненко, тот, казалось бы, уже порядком привык к тому, что его сын всё чаще стал оставаться у них на ночь и даже позволил себе размечтаться на столько, что было уж поверил, что Гоша решит вновь переехать в их отчий дом. Но этого не произошло. Он наоборот, словно сбежал от них по неведомым никому причинам...
Несколько дней назад, она пешком возвращалась из кинотеатра 'Мечта', в который теперь изредка ходила в гордом одиночестве. В этот день она была без своего мотоцикла, и поэтому уже успела позвонить Вадиму, который должен был вот-вот подъехать к самому кинотеатру, на ступеньках которого тогда сидела Зоя.
Она слушала музыку на довольно высокой громкости через наушники, когда заметила компанию, идущую по тротуару мимо кинотеатра и мимо её, соответственно. И, быть может, она и не задержала бы на них своего взгляда, если бы не заметила знакомые ей лица.
Как на зло, в наушниках заиграла какая-то медленная мелодичная композиция на английском языке, она знала, что в переводе песня была про несчастную любовь. Зоя, даже не помнила, как именно та оказалась у неё в телефоне, и потому давно собиралась удалить эту песню, уже лишь потому, что была фанаткой совершенно другого жанра музыки, но всё о ней забывала и откладывала на потом. А тут вдруг она заиграла, что Леонова мысленно назвала весьма символичным.
Компания состояла всего лишь из четырёх человек. Два парня и две девушки. Ничего необычного. Вот только Зоя знала этих парней, учитывая, что один из них теперь ей официально едва ли не родственником приходиться. Мимо Леоновой шли Родион и Гоша, а рядом с ними две девушки.
Вероятно, компания вела себя шумно, потому как некоторые прохожие оборачивались им в след, но не делали каких-либо замечаний.
Как-то неожиданно они поделились на парочки, и немного отстали друг от друга. Первая парочка - чуть впереди, вторая - суть сзади.
Родион, сверкая в наступающей темноте, своей белозубой улыбкой что-то рассказывал, прижимая к себе за плечи миниатюрную блондинку, которая, поражённая его красотой и, наверняка, очарованная неземными зелёными глазами смотрела на него, идя неуверенно и изредка спотыкаясь.
Следившая за ними Зоя отметила, что парень ничуть не изменился с их последней встречи, оставаясь всё таким же опасно красивым и ужасно испорченным. Но, она могла бы сказать, что он явно сделался шире в плечах, возмужал что ли...