- Это следовало сделать намного раньше, - нахмурилась и Зоя, уже начиная злиться на саму себя из-за того что вообще затеяла весь этот разговор. А может ей сейчас сказать какую-нибудь глупость и позорно сбежать? Она ведь может сказать, что он все ноги ей во время танца оттоптал или же, что он слишком быстро кружит её, отчего у неё кружиться голова...
Последовала продолжительная пауза, прежде чем Зоя всё же, наконец-то решившись, выпалила:
- Ты мне нравишься. Сильно. Давно.
Вот так всё просто. Выпалила как на духу признание, а теперь жди ответа. И не важно, каким этот ответ окажется, самое главное это то, что она сделала это. Она и так слишком долго носила всё это в себе. Пусть теперь этот груз хоть и частично, но всё-таки перейдёт и на его плечи. А плечи у него широкие и сильные - выдержит как-нибудь.
Почему-то она в последний момент постеснялась сказать ему заранее заготовленное 'люблю'. Странно. Может потому и умолчала, чтобы в случае чего не было бы больней? Или она подсознательно всё же не считает эти чувства любовью?
Она не поднимала на него глаз, даже наоборот ещё и зажмурилась. Не видя его, она не слышала и его дыхания. Создавалось впечатление, словно она здесь стоит и вовсе одна. В какой-то шальной момент она уже начала надеяться, что просто закрыла глаза и задремала и на самом деле всё это ей сейчас сниться, но как только она откроет глаза, то окажется вновь в своём классе.
Вот только никаким сном это не было. А он всё молчал и молчал.
- Извини меня, - так тихо прошептал Илья, что девушка не сразу поняла, что это его голос.
Зоя тут же посмотрела на него, дескать, за что же это ты извиняешься? Почему? Неужели...
- Я люблю другую. Тоже сильно. Тоже давно. - Продолжал говорить он тем же шепотом.
И тут-то Зоя отчётливо поняла, что все её надежды и мечты оказались просто парусом бумажным. Красивым парусом, вот только нереальным. Бумага не справиться со штормом, порвётся. Уже надорвалась.
Он не отводил взгляда. Продолжал так же, как и несколько минут назад, ещё до признания, смотреть честно и открыто, абсолютно не таясь. Правда, теперь в его взгляде отчётливо виднелась жалость. К ней.
Только теперь она заметила тёмный кулон, на тёмной цепочке, бессовестно выглядывавший из расстёгнутой на несколько пуговиц рубашки. Она помнила его, потому как сама содействовала при его выборе. Металлические языки пламени.
Дура, дура, дура...
Отсветы фонарей, тень ветки дерева - всё это не могло скрыть его почему-то виноватых глаз... Эх, глаза! Такого цвета Зоя не видела ещё ни у кого, даже у него самого не замечала этих чарующих глаз все эти жестокие долгие годы. И почему-то именно сейчас она на все сто процентов осознала, что эти прекрасные глаза загораются трепетной нежностью и любовью для другой, той, которая может быть и не ценит этого и вовсе. Но не стоило кривить душой, те глаза тоже горели, едва ли не пылали при одном только воспоминании о своём возлюбленном...
- Кто она? - только и смогла выдавить из себя, уже прекрасно зная чьё имя, он сейчас назовёт, разрушив все надежды.
Не хотелось верить. Не хотелось ничего слушать. Пожалуй, она была права, когда одумалась и едва ли не ушла. Нужно было бежать от него куда глаза глядели, вместо того, чтобы сейчас стоять здесь и кривя душой, стараться не показать то, как её всё это задело.
Ей хотелось кричать оттого, что не она в его сердце. Но на сильно мил не будешь?
- Настя.
Имя упало как холодная могильная плита.
Бух.
Настя. Уж Зоя-то помнила, как та ещё летом отзывалась о внешности Полежаева, да и о нём самом. Девушка не строила и из себя святошу, утверждая, что лучше Малышевой и сама никогда даже плохо не подумала об Илье, не то чтобы уже сказала. И Леонова была не без греха.
Она вдруг попыталась улыбнуться, немного покачав головой, словно удивлялась собственной глупости по отношению к этой призрачной взаимности с его стороны.
Внутри-то её всю скручивало в узел и не слабо. Все внутренности скрутились в какую-то спираль, пульсировали, готовые взорваться в любую секунду. Сердце не просто участило свой ритм, оно просто-напросто летело с невероятной силой ударяясь о рёбра. В горле стоял давящий все слова ком. Из глаз должны были вот-вот покатиться горькие слёзы обиды... но, несмотря на всё, вопреки всему, она старалась улыбаться. И выходило у неё вся эта актёрская игра на отлично. До поры до времени.
И вдруг раздался контрольный выстрел, пришедшийся прямо в сердце:
- Она отвечает мне взаимностью.
Лежачих не бьют. Что же он тогда не так благороден? Внутри Зоя корчилась в муках, и вдруг глянул последний, решающий-довивающий удар.
Лучше бы он промолчал.
Стоило догадаться. Давно стоило. Как можно было оставаться такой слепой? Подмечающая все самые мелкие детали Зоя, не смогла заметить этих непонятно откуда взявшихся чувств. Как упустила момент?
Ведь ещё и Наташа пару раз говорила Зое, что Полежаев неравнодушен к Малышевой, уже далеко не первый год, но верить в это не хотелось. Пару раз у них на этой почке чуть не случилось крупной ссоры.
В эти секунды она вспомнила всё: как Настины глаза горели счастьем... как Зоя с Ильёй были в кинотеатре, а он ждал кого-то другого...как подруги выбирали парные кулоны...
Эмоции одним огромных вихрем охватили Зою. На глаза наворачивались непрошенные слёзы, а затем быстро скатывались по щекам, щекотно останавливаясь на подбородке. Илья, конечно же, заметил это и попытался её хоть как-то успокоить.
Он подошел к ней ближе, немного постоял, а затем просто обнял, без всякого нажима. Простое дружеское объятие. Даже во время танца он обычно прижимал её сильнее к своему телу.
Девушке горько усмехнулась, уж больно часто её в последнее время обнимали. Из чувства противоречия, она уж было хотела его оттолкнуть от себя, но... вот только ещё чуть-чуть и точно оттолкнёт... да, точно.
- Ты хорошая, - шептал, сиплым от всех сдерживаемых эмоций голосом. - Правда, хорошая... - тяжёлый вздох. - Но она так давно в моём сердце, что стала частью меня самого.
- Я всё понимаю, - кое-как сдерживая свои истинные эмоции, ответила она, прилагая все возможные и даже невозможные усилия, чтобы не перейти на хриплый шепот. Она была готова на всё лишь бы не показать и сотой доли того как ей сейчас плохо.
Он что-то ещё ей говорил, всё утешать пытался. Ему это удалось, на какое-то время. Было огромным чудом, что их никто не увидел в объятиях друг друга прямо на школьном крыльце.
Затем Зоя нашла какой-то предлог и чуть ли не сбежала домой, подальше от школы, да и не только от неё. Благо сегодня с ней был мотоцикл. Ещё утром она переживала, что Жанна Егоровна начнёт вновь читать ей лекции по поводу дорог и других водителей, но сейчас она была благодарна лишь тому, что никто не увидит её в таком состоянии и не будет задавать лишних и ни черта никому не нужных вопросов.
Дома на неё накатила вторая волна. Зоя начала рыдать, ещё поднимаясь по лестнице на нужный второй этаж. Пыталась хоть как-то заглушить звук собственного голоса приложил обе ладони ко рту, как только заметила полоску света в комнате Гоши. Он не предупреждал, что приедет сегодня. А она не особо нуждалась в свидетелях её накатывающей истерики. Быстро закрывшись в своей комнате, она тут же принялась утирать слёзы сжатыми кулаками, но те всё лились по её щекам и лились, непрекращающимся потоком.
С разбегу прыгнув на кровать, она тут же зарылась носом в подушку и принялась уже не таясь подвывать, прекрасно зная, что подушка заглушает все звуки. Её уже и не заботило, то, что в комнате напротив кто-то есть. И ещё больше всё равно ей было на то, что её может кто-то услышать.
Почему-то именно тогда, когда она дала волю слезам, на неё нашло какое-то странное состояние оцепенения и равнодушия.
В какой-то момент кто-то нерешительно постучался, но она никак на это не прореагировала, продолжая своё самоистязание. Теперь она не рыдала. Она просто лежала и смотрела в белоснежный потолок, но слёзы продолжали катиться по щекам.
А потом она взяла эту же подушку, мокрую от слёз, и начала по ней бить кулаками, пытаясь хоть так освободиться от той боли, сковавшей всё её нутро. Помогало, конечно, слабо, но хоть как-то она выгоняла из себя злобу, вдруг скопившуюся в ней.
Среди ночи, вернее, под самое утро, Зоя позвонила Анисимовой, понимая, что больше ей не к кому обратиться. Ну, не Насте же ей звонить? Это было бы смешно.
- Как ты? - было первое, что тихо спросила Наташа, как только Зоин рассказ закончился. По её голосу было как обычно очень трудно что-то понять, но, кажется, за неё действительно искренне беспокоились. У Леоновой, даже сердце как-то защемило от всех эмоций. Кто бы мог подумать, что они с Наташей так подружатся? Подружатся так, что готовы звонить друг другу в любое время дня и ночи.
Конечно, она могла бы набрать и Насте, но в последние месяцы они всё же существенно отдалились друг от друга. Дружбу, естественно, старались сохранить, и у них это даже выходило. Вот только прежнего доверия между ними больше не было, по крайней мере, со стороны Зои к ней. Да ещё и эта вчерашняя история...
Но теперь, проведя бессонную ночь вперемешку со слезами и битьём подушек, она неожиданно для себя самой пришла к выводу, что с Ильёй у неё ничего бы не вышло. Ей стоило изначально посмотреть на всю эту ситуацию со стороны. Может, хоть тогда бы заметила, что у её чувств нет будущего?
- Если не считать, что полночи ревела, то ничего. Я бы даже сказала сносно.
Часы, висящие на стене, показывали время - половину шестого. Зоя стояла у окна, вглядываясь в небо, которое вот-вот должно было показать ей прекрасный рассвет. Что-то было в этом... символичное.
Она смотрела на голубоватое небо, с огромным количеством облаков, напоминающим какие-то разные по своим размерам ватные шарики. Зоя даже как-то развеселилась, угадывая очертания облаков. Одно из них напомнило ей слонёнка, а другое гриб. Это детское занятие на некоторое время её отвлекло так сильно, что она чуть ли не пропустила самое главное событие - рассвет.
После длительного молчания, словно немного помешкав, невидимая собеседница, тихо выдохнула:
- Я ведь предупреждала тебя.
Солнечный диск поднимался, то и дело скрываясь за облаками. Леонова была заворожена происходящим и едва ли не открыв рот следила за поднятием солнца всё выше и выше.
- А я тебе не верила.
Уже рассвело. Наступил новый день в её жизни.
Зоя, опустив локти на подоконник, лениво провожала взглядом толстого чёрного кота, решившего тайком прокрасться к ним во двор непрошенным гостем. Немного покрутив головой, он принюхался, но видимо не унюхав ничего съестного по близости, развернулся и направился обратно.
Днём ей позвонила Настя. Леонова немало удивилась увидев её номер, но отчего-то не ответила на звонок. Гадая уж не разругаются ли они сейчас, если Илья рассказал Малышевой про Зоину вчерашнюю выходку.
С этой поры она начала её избегать, пытаясь не выдавать своих истинных чувств как по отношению к Насте, так и к Илье. Она всё ещё не знала, сказал Полежаев Насте о Зоином признании или же нет, но теперь они перестали скрывать свои чувства и уже несколько дней как вовсю гуляли по городу вместе, держась за руки. Их отношения теперь не были ни для кого секретом.
Зое даже пару раз позвонила Демидова, и весело щебетала о том, как же скрывалась эта парочка. Хохотала, приговаривая, что всё лучшее всегда достаётся другим. Леонова, откровенно говоря, едва удержалась от того чтобы не бросить ей в трубку какое-нибудь ругательство, которое так и жгло ей язык, и не сбросить вызов.
У Зои было что-то вроде волнообразной депрессии. То она шла на спад, то вновь накатывала огромной волной, сметая всё на своём пути.
Все радовались окончанию школы, сдаче экзаменов, предстоящему выпускному вечеру, все кроме неё самой. Она было словно в воду опушена. Ничто её не радовало, даже Гоша, который действительно решил выполнить своё некогда данное обещание и теперь терпеливо учил её играть на гитаре. Правда у неё уже не было былого запала и оптимизма. Он видел, что с ней что-то твориться, но когда Зоя начала открыто игнорировать его расспросы, то перестал ей надоедать.
Очень быстро подкрался и сам выпускной вечер. Зоя даже не сразу поверила дате в календаре, когда мельком увидела, что до того самого великого дня, который ждут все выпускники ей осталось лишь два коротеньких дня такие же коротенькие ночи.
Ещё больше усугубляло ситуацию то, что в порыве своей новоприобретённой депрессии, она совершенно забыла об окружающем её мире, который не желал стоять на месте, а продолжал жить своей жизнью, ни на секунду не сбавляя своих бешенных темпов.
У неё всё ещё не было платья, туфлей, сумочки... и всего прочего, что прилагается к негласному дрескоду этого праздника. У неё на руках была лишь красная лента выпускника, да и та приводила Зою в уныние, напоминая о том вечере, когда её и так очень уж хлипкие мечты развеялись как пепел по ветру.
Жанна Егоровна и Николай Николаевич буквально на днях расписались. Они сделали всё по-тихому, без лишних глаз и абсолютно никому не нужного пафосу. Просто пришли в местный ЗАГС и поставили свои росписи в нужном месте, после этого обменявшись кольцами. И лишь дома, они устроили небольшое застолье, так сказать в узком кругу семьи, во время которого и сообщили своим отпрыскам об их уже состоявшемся бракосочетании.
Зоя, услышав новость о произошедшем, на какое-то время вынырнула из своих невесёлых мыслей и, тепло улыбнувшись, поздравила их. Ей было приятно видеть свою маму такой... счастливой. Пожалуй, она смело могла бы назвать это её состояние 'счастливым'. Мысленно она тогда, с непередаваемым удовлетворением пришла к выводу, что Мартыненко всё же выполнил её просьбу и действительно сделал её любимую маму такой.
В то же время она вспоминала и знаменитые слова какого-то человека. Странное дело - человека она не помнила, а может даже и не знала вовсе, а слова его запомнила. Так вот, те слова гласили: 'Если людям суждено быть вместе, то их дороги вновь переплетутся на своём пути, сколько бы лет или веков не прошло'.
Наверное, их воссоединение и стало той самой встречей, вновь подаренной судьбой. Вдали друг от друга они лишь мучались, а сейчас наконец-то обрели долгожданный покой и... немного поколебавшись, всё же Зоя добавила бы и слово - любовь.
Её мама и Николай действительно любили друг друга, несмотря на долгую разлуку. Эту нехитрую истину честно признавал даже Гоша. Он был рад за отца так же сильно, как и Зоя за свою мать. И если поначалу Мартыненко переживал за то, чтобы его сын чего-нибудь 'не выкинул', то сейчас был твёрдо уверен, что и Георгию пришлись по душе, как и Жанна Егоровна, так и Зоя.