- Лера
Я подскочила, поднялась и завертелась на месте, как юла. Странно, но мне казалось, что звук идет откуда-то конкретно, а не из моей головы, что несказанно радует. Откуда-то сзади и слева. Я обернулась и поняла, что так и естьмое имя повторялось редко и еле слышно, но все же, у звука определённо был источник. Похоже, безумие отменяется.
Я тихо перешагнула через ноги Влада, который разлегся на песке звездочкой, раскинув длинные руки и ноги в разные стороны. Он еле слышно похрапывал. Мне не хотелось его будить, ведь что бы сейчас не происходило, у меня не было уверенности, что меня снова не поднимут на смех, или, что еще хуже, не начнут капать для меня ямку. В голове мелькнула мысль, что не стоило бы никуда ходить, тем более в одиночку, но мысль эта показалась мне трусливой и абсурдной. Что со мной может произойти? Тут же в голову пришло несколько десятков различных вариаций того, что и как может произойти, но странное это местовозможно из-за того, что все здесь кажется стерильным, ненастоящим, словно декорации, вполне реальная угроза кажется не серьезней, чем сюжет лихо закрученной книгиинтересно, захватывающе, но для читателя совершенно безопасно. Отдавая себе отчет в том, что я, возможно, совершаю непростительную глупость, я медленно зашагала по направлению к голосу. Пройдя несколько метров я обернулась на спящих и подумала, что не стоит все же выпускать их из поля зрения. На тот случай если они проснутся, смогут увидеть меня и докричаться.
Я посмотрела вниз и поняла, что иду в обратном направлениинаши следы, по которым легко можно было увидеть, откуда мы пришли, вели к океану. Туда, где все началось. Я шагала быстро. Не знаю, сколько времени я поспала, но чувствовала себя отдохнувшей. Сил во мне было хоть отбавляй. Я ускоряла шаг, периодически оглядываясь назад, убеждаясь в том, что я вижу своих, а значит и меня видно, благо идеально ровная поверхность давала поистине невероятный обзор и можно было уйти сколь угодно далеко, и при этом оставаться в поле зрения. Тем временем имя мое звучало громче, и чем ближе я подходила, тем более знакомым мне казался голос, шептавший его. Где-то я уже слышала эти интонации, где-то уже был этот мягкий, вкрадчивый полутон...
К своему удивлению, я довольно быстро вышла к тому месту, где мы нашли четырехногого. Здесь, никем не потревоженные, все еще лежали осколки прозрачной породы. Несколько огромных валунов, камни чуть поменьше, и целая россыпь совсем небольших. Я села на корточки и взяла в руки один из маленьких кусочков, повертела в руках, отмечая, что на вид он не более ценен, чем обычное стекло. Может, стекло и было?
- Привет, - сказал тихий, нежный голос за моей спиной. Я сразу узнала его и повернулась - рядом с кучей осколков прямо на песке сидел Ваня, в том же белом фраке, что и на приеме у семейства Лемм.
- Привет, - сказала я. Повисло недолгое молчание, во время которого я старалась поверить собственным глазам. Потом я глубокомысленно протянула. - Ты меня обманул.
Он кивнул, улыбнулся и скромно опустил взгляд вниз. Длинные ресницы спрятали от меня голубые глаза, а я мельком бросила взгляд на перчатку, все еще пребывающую на левой руке. Удивительно, как меня заинтриговал этот, вроде бы ничем не примечательный предмет одежды. В том числе и из-за нее мне так хотелось подойти и прикоснуться к нему. Ваня снова поднял на меня голубые глаза. Теперь он не выглядел больным или измотанным, каким я запомнила его в нашу последнюю встречу, наоборот, выглядел он превосходно. Та же тонкая, бело-серая кожа теперь казалась жемчужной из-за света, который лил на нее светящийся песок, глаза, прозрачные, как хрусталь смотрели на меня лукаво и, без сомнения, довольно. Еще бы! Задуманное воплотилось - я там, где он хотел, чтобы я была.
- Ты не против, что я привела с собой друга?
Он слегка пожал плечами и сделал равнодушную гримасу, мол «что сделано, то сделано». Удивительно, но страшно мне не было, несмотря на то, что теперь уже было совершенно ясно - Ваня не такой белый и пушистый, каким казался. Он вальяжно расселся на песке, одной рукой набирая песок и медленно пересыпая его в другую. Никакой неловкости, никакого сожаления, и весь его вид был наполнен странным спокойствием и удовлетворением. Я поняла, что, по всей видимости, попала в какую-то западню, да еще и прихватила сюда Влада, но пока замысел его мне был совершенно не ясен.
- Кто ты на самом деле?
Он ухмыльнулся одним уголком рта:
- Ну, уж точно не Ваня.
- Это я уже поняла.
Он кивнул, все еще улыбаясь, и снова опустил глаза:
- Я очень рад, что ты здесь.
Его показанная скромность начала действовать мне на нервы, или это страх начал пробираться под кожу?
- Я настаиваю на том, чтобы ты ответил, - сказала я твердо, и к своему собственному удивлению совершенно не испытала при этом никакой неловкости.
Он вздохнул, отряхнул руки от песка и снова поднял на меня свои прекрасные голубые глаза:
- Я Никто.
- Весьма загадочно и романтично, но хотелось бы услышать правду.
- А это и есть правда, просто ты не поняла. Никто, с большой буквы. В данном случае, имя собственное.
Я открыла рот, но не нашлась что ответить, а он продолжил:
- Видишь ли, место это - Нигде, а потому вполне логично, что хозяин этих мест - Никто. В подобном месте местоимения, вроде «Никто» или, например, «Я» становятся именами собственными.
- Так это тебя боялся четырехногий?
Ваня, то есть, Никто кивнул.
- И это ты замуровал его в стекло?
Никто снова кивнул.
- Бездушная сволочь...
- Ты несправедлива ко мне, - сказал он улыбаясь.
- Тебя бы замуровать
- Я собирался убить его,тихо сказал он.
Я открыла рот, попыталась возразить, но не нашла, что ответить, а Никто продолжил мягко и нежно:
- По-моему, это весьма великодушная альтернатива смерти. Не находишь?
- Ты и убил, только медленно.
- О, нет, нет. Он не умер, он спал. На самом деле это вы двое чуть не прикончили его. До тех пор, пока вы не вмешались, он бы и пролежал во сне до тех пор, пока снова не понадобился мне.
- Понадобился для чего?
Никто поморщился, давая понять, что разговор этот ему надоел. Именно в этот момент мне и стало страшно. Было что-то в его мимолетном выражении лица, что напугало меня, что-то безапелляционное, что-то властное, что-то, что забирало у меня всякий контроль над ситуацией. Я поняла, что зря пришла сюда, но было уже поздно - как собака, он учуял мой страх, понял, что я на грани того, чтобы развернуться и бежать во весь опор, сколь бы бессмысленно это не было. Он уставился на меня - серьезно, жадно и теперь уже без наигранной нежности. Так словно вот-вот сожрет меня. Сердце мое подскочило и понеслось, и он, каким-то образом, услышал его. Он рассмеялся. Я совершенно точно знала, над чем он смеется, и в смехе его прозвучало что-то звериное, что-то совершенно неконтролируемое даже им самим, какой-то гулкий рык, звучавший на заднем фоне. По моей коже пробежались мурашки, и я с ужасом представила, что он есть из себя на самом деле. И вдруг, он отвечает на вопрос, который я не задавала:
- Хочешь увидеть, что я есть на самом деле?
Я лишь молча мотала головой. Не хочу, не хочу! Но он плевать хотел на мои «нет».
Он медленно поднялся на ноги и сделал это так грациозно , что Влад рядом с ним казался неуклюжей коровой, и в этот момент, пока он вставал с песка, тело его стало молниеносно менятьсяон начал расти, тянуться вверх, становясь выше и больше, при этом вырастая не просто высокимогромным, но удивительно пропорциональным. Тело его стало жилистым, вытянутым и очень худым, но все пропорции остались неизменными, кроме рук - они стали очень длинными, почти до колен. Я увидела, что левая рука, та, что была в перчатке, осталась такой, как и была, только стала вчетверо больше моей, а правая... превратилась в звериную лапу, с длинными тонкими пальцами и острыми когтями не меньше десяти сантиметров длиной, которые отражали тусклый свет, льющийся от песка. Коротко стриженые волосы отрастали прямо на глазах, становясь длинной, густой гривой, доходя почти до лопаток. Он встряхнул головой, словно собака, и довольно оскалился. Его бледно-серая кожа темнела, превращаясь в темно-серую, и на ней стали прорезаться и растекаться по всему телу сложные, но удивительные по своей красоте узоры - прямые и извивающиеся тонкие линии, переплетающиеся между собой, переходящие в острые углы, завитки и причудливые геометрические фигуры, которых я никогда не видела. Они были ярко-красные, глубокие, словно вырезанные, и на серой коже смотрелись завораживающе. А вот лицо... И без того тонкие губы стали двумя почти невидимыми полосками, а рот, становясь неестественно большим и растягиваясь от уха до уха, превращался в акулью пасть, набитую плотными рядами острых, длинных, тонких, белых зубов, так плотно смыкающихся друг с другом, что не оставалось даже крошечного зазора. Вдруг он улыбнулся мне, и внутри меня все заледенело. Голубые глаза залила ярко-красная лава, заполняя собой зрачок, радужку и белок, превращая их огненно-красные огни, которые смотрели на меня жадно, по-звериному. У него вырос тонкий, длинный хвост, который лениво вилял из стороны в сторону. Одежда на нем разорвалась, превращаясь в лохмотья. Уцелели лишь брюки, которые теперь были ему чуть ниже колена и висели обрывками.